Облом по Фрейду

      Постепенно я начала разговаривать с Лизаветой, Артемом и другой прислугой. Все чаще и чаще я выходила из своей комнаты, но все равно придерживалась ее в любых случаях. По ночам мне все также снилось предательство, я по-прежнему кричала, но теперь меня успокаивал Артем, который перебрался в соседнюю комнату. Лизавету я почти перестала видеть. Она вернулась к своей прошлой должности – управляющей домом и хозяйственными делами. Иногда она все-таки приходила ко мне, и мы немного разговаривали.       Артем долго не хотел называть меня Машей, всё упоминая какую-то Дашу. Но время шло, и он свыкся с мыслью, что той девушки больше нет. Обучение я продолжила на дому. Мне выделили ноутбук, по которому я могла общаться со своими преподавателями. Так наступило лето, я закрыла сессию, и мы с Артемом впервые заговорили об отъезде из этого особняка.       – Я думаю, нам надо съездить в Европу, - сидя за столом, мы пили кофе. Ковалев читал новости в своем планшете, а я писала курсовую, которую задолжала одному преподавателю.       – Я еще не готова покинуть этот дом, - не отрываясь от письма, ответила я.       – Чего ты боишься? – парень отложил свой гаджет. – Со мной – ты в безопасности. Тебя никто не обидит.       – Я всё сказала, - прервала его я, кинула холодный взгляд и снова увлеклась написанием. Я не могла сказать ему, что боюсь внезапного появления людей так похожих на моих мучителей. И не дай Бог их самих. От этой мысли у меня побежали мурашки, но длинный рукав кофты скрыл этот факт.       – Маша, мы доедем до аэропорта ночью в бронированной машине, взлетим и уже через несколько часов будем совершенно в другом мире,- все-таки упрашивал меня Артем. Я промолчала. Днями я могла казаться совершенно спокойной и даже равнодушной ко всему, но как только наступала ночь, и приходило время ложиться спать – просыпалась Даша. Напуганная девочка, которая стала жертвой колоссального предательства. Я зажмурила глаза. Нужно избавляться от этой Даши, иначе я никогда не смогу начать жить заново.       – Хорошо, - я положила ручку и посмотрела на блондина. – Но не сейчас. Мне нужно время подготовиться… морально. Давай хотя бы в середине июля?       – Твое слово – закон, - радостно произнес Ковалев, вскочил со своего места, подбежал ко мне и крепко поцеловал в щеку. Я улыбнулась. Радость на лице других людей – моя радость, пусть и такая мизерная.       – Я предлагаю тебе стать моим секретарем. Ты умная девушка, плюс тебе будет, чем заняться в свободное время. Его предложение меня заинтересовало. Эта курсовая – последнее мое занятие, которое я закончу уже сегодня вечером. Слоняться по дому от безделья вовсе не хотелось.       – Только если работать я буду у себя в комнате, - поставила условие я. В глазах Ковалева сверкнула искра.       – Ты будешь работать со мной в одном кабинете на третьем этаже, договорились?       – Да, - тихо пролепетала я и получила еще одну порцию объятий. Что же происходило внутри? Скребли кошки. Эти объятия казались мне чужими, нелюбимыми и такими отвратительными, что я отвечала на них, стиснув зубы. Справлюсь.       – Мне нравятся обе юбки, - Лизавета сидела на моей кровати и комментировала вещи, привезенные курьером специально для моей новой работы. Я любовалась на себя в зеркало и не могла поверить – это новая я. Стилисты хорошенько поработали над моим образом: волосы остригли под каре, покрасили в темно-коричневый цвет. Также они дали пару советов по уходу за лицом.       За все время, что я находилась здесь, я похудела еще на восемь килограмм и теперь выглядела, как скелет. Лизавета взялась за мое питание собственноручно, и, благодаря ее заботе, я вновь набрала три килограмма. На моих щеках появился румянец, синяки под глазами стали менее заметны. Только красные глаза после длинной ночи выдавали меня.       В итоге в моем гардеробе появилась строгая одежда, которую теперь я надевала специально для нахождения в кабинете на третьем этаже. Ковалев выделил мне отдельный стол, показал, как и с чем мне работать. Уже через неделю я без лишних вопросов выполняла все его поручения. Еще через неделю Артем попросил меня присутствовать на его встречах, знакомиться с людьми и устанавливать деловые отношения. На мой вопрос «зачем», он отвечал короткое «надо».       Один раз на такую встречу пришел бизнес-партнер Ковалева. Он был раскованным молодым человеком, который постоянно улыбался.       – О, миледи, как Вы прекрасны! – при виде меня воскликнул партнер. – Неужели богиня Афродита решила спуститься с небес?       – Думаю, Вы ошиблись с терминами, - не могла не хихикнуть в ответ я и подала руку для чуть влажного поцелуя. Синие (впервые видела настолько глубокий цвет) глаза пронизывали до глубины души. Мне стало страшно. Этот парень напомнил мне о ком-то, но сказать о ком именно - я не могла. Ухмылка скользнула на его лице, а я осталась стоять столбом.       – Меня зовут Виктор Николаевич. Для Вас просто – Витя, - продолжал свою пламенную речь незнакомец.       – Меня зовут… - и впервые за долгое время я захотела назваться «Дашей», но вовремя остановила себя. – Мария. Маша.       – Маша? – нахмурился парень. – Точно?       – Точнее быть не может, - тише ответила я, не сводя глаз с нового знакомого. К нам подошел Артем и по-хозяйски положил свою руку мне на талию. Мне пришлось облокотиться на него и создать подобие улыбки. Именно в этот момент взгляд Виктора казался совсем растерянным, будто он потерялся в комнате и лицах, окружавших его.       – Пойдем в зал, Витя. Там посидим, выпьем чашечку кофе и всё обсудим, - Ковалев указал на дверь сзади него и чуть улыбнулся.       – Только после Вас, господин-зануда, - шутливо отозвался Виктор, как будто заново привыкая к обстановке. Артем отпустил меня, открыл двери и сделал шаг вперед. Я шла следом, как вдруг почувствовала прикосновение к своему плечу.       – Даша? – шепнул мне знакомый.       – Она умерла, – шепнула я, подавляя в себе крик. – Я – Маша.       Позже Виктор сделал еще одну странную попытку назвать меня не моим именем или просто намекнуть на мою прошлую жизнь.       Приготовив кофе, я села рядом с Ковалевым и постаралась вникнуть в дело, которое предлагал Виктор.       – Ты только представь! – восхищенно говорил партнер. – В городе открывается сначала один ларек, затем второй, а потом третий. Так создается сеть ларьков. Затем открывается еще одна сеть. И так по всей России! А потом, может быть, и по всему миру! Нашими услугами будут пользоваться многие! Ковалев молчал. Скорее всего, он обдумывал перспективы этого дела, а мне почему-то очень сильно захотелось вступить в обсуждение, тем более, я знала, какой вопрос надо задать.       – Почему Вы так уверены, что нашими услугами будут пользоваться? – я поставила свою чашку с кофе на стол. – Перспективы развития этого бизнеса не так велики, как Вы нам ведаете. В чем секрет?       – Секрет? – изумленно переспросил Виктор, но ничуть не растерялся. – Секрет в доверии. Покупатели знают мое имя, знают Ваше имя, Артем. Они будут это покупать. Вся суть – в наличии имени. Без него – ты никто.       И эти слова показались мне настолько двусмысленными, что я попросила прощения и вышла за дверь. Внутри меня что-то зашевелилось. Это что-то болью отдавалось по всему телу. На глазах выступили слезы. Доверие. Имя. Никто.       В этот день я так и не смогла вернуться к делам. Позже я узнала, что Артем все-таки заключил договор с Виктором, а значит - будут еще встречи. И будут еще попытки поговорить со мной, вывести меня на чистую воду.       В этот вечер я долго не могла заснуть. Я снова сидела на подоконнике и смотрела на звезды, считая их и свои дни пребывания в этом доме. Здесь есть все, что мне так необходимо, чтобы начать жизнь заново. Кроме одного. Нет основы для стройки. Я еще не готова принять новую жизнь, не распрощавшись со старой. И как это сделать – я понятия не имею. Кошмары ночь за ночью мучают меня. Я до сих пор помню тепло тела Димы, его добрый взгляд и заботу за всё то время. И помню темноту карих глаз Кирилла, его немного жесткие, но такие приятные выходки.       К глазам в очередной раз подступили слезы. Я уткнулась носом в сгиб локтя и захныкала. Внутри меня боролись хладнокровная Маша и избитая Даша. Одна воинственно кричала, что новая жизнь – необходима. Необходимо войти в нее широко шагая, нужно забыть тех, кто принес столько боли. А другая тихо сидела и шептала, что любит этих двоих, что простила их и готова их принять. Ее шепот – тихий, но такой громкий одновременно.       От внутренней борьбы у меня заболела голова. В ушах стоял непомерный звон. Я слезла с подоконника и упала на пол, крепко сжимая уши.       – Нет! Нет! Уходите! – шипела я. – Пошли вон! Вон!       Звон в ушах нарастал. Голова становилась все тяжелее. Голоса изнутри кричали, рвали меня на части. Я ревела от боли, от ощущения пустоты внутри. Меня побили, изувечили, а я пытаюсь быть кем-то другим, вместо того, чтобы подлатать себя.       Ломит кости. Острая боль местами отдается в позвоночнике, суставах и груди. Я катаюсь по холодному полу и молюсь, чтобы голоса внутри заткнулись и перестали спорить. Я стараюсь не кричать, чтобы никто не пришел. Это моя война и только моя.       Сгруппировавшись, я лежу калачиком в центре комнаты. Ветер за окном воет слишком тихо, чтобы заглушить стук моего сердца.       Один удар. Пульсация в висках прекращается. Второй удар. Боль отступает. Третий удар. Выравнивается дыхание. Четвертый. Разжимаю глаза и слушаю тиканье часов. Пятый. Мышцы расслабляются. Шестой. Поджимаю колени ближе к груди. Седьмой удар. Голоса затыкаются. Проходит какое-то время, прежде чем я ощущаю холод. Мои конечности окоченели, но я не двигаюсь. Боюсь снова развязать войну.       Еще сто восемьдесят тиков часов, и я принимаю сидячее положение. Я вся трясусь от холода, но не делаю попытку встать. Оглядывая комнату, останавливаюсь на сегодняшнем строгом костюме. Мое внимание привлекает белое пятнышко, торчащее из кармана пиджака. На трясущихся ногах я поднимаюсь и иду к форме. Засовываю руку в карман и ощущаю листок бумаги. Закрываю глаза и сглатываю. Может быть это просто чек, который Артем положил мне? Нет, он всегда обо всем оповещает. Это сделал не Артем.       Сжимая бумагу в руке, понимаю, что она свернута в несколько слоев. С закрытыми глазами достаю ее и медленно иду к кровати. Нырнув под одеяло, я даю себе какое-то время, чтобы согреться, но дрожь не покидает мое тело.       Включаю ночник и разжимаю ладонь – бумага помялась. Сглатываю ещё раз, но все-таки набираюсь сил и разворачиваю ее.       Смятый лист А4 исписан с двух сторон немного небрежным почерком. В глаза сразу бросается имя «Даша». Не в силах на это смотреть, откидываю бумажку. На глазах снова появляются слезы. Я кусаю кулак, чтобы не закричать от разрывающей меня изнутри боли. Я догадываюсь, от кого это письмо. Именно поэтому не спешу его читать. Была бы моя воля – разорвала его и выкинула, но чертово любопытство требует прочтения. Когда первый поток слез и истерики проходит, я снова беру бумагу в руки. Закрываю глаза, чувствую последние горячие слезы на подбородке. Надо найти в себе силы сделать это.       «Не знаю, как правильно нужно начинать эти письма. Наверное, как учили в школе… Дорогая Даша, чтобы ты прочитала это, мне пришлось напрячь все свои немногочисленные связи. Я знаю, что теперь ты все узнала, но я просто уверен, что этот подонок не рассказал тебе всего, лишь только выставил меня предателем. Даша, я знаю, что я поступил с тобой омерзительно плохо, просто ужасно, и прощения мне, как такового, нет. Но я все равно умоляю тебя, как только могу, простить меня за всё, что я сделал. За боль, которую ты теперь терпишь. Мне очень плохо. Я не знаю, что именно с тобой происходит и что наговорил тебе этот… человек, но я не могу понять причину твоей замкнутости. Ты сидишь там, у него, как в крепости. Сначала я думал, что он держит тебя силой, но потом из проверенных источников мне сказали, что ты там не просто живешь, а еще и прислуживаешь! Даша, очнись! Что с тобой стало? Я знаю, что ты меня ни за что не простишь, но… где ты? Куда ты ушла? Где ты потерялась? Где воинственная Даша, которая добивается всего сама? Идет напролом? Зачем ты ее заперла? Даша, я знаю, что это чересчур больно, чтобы перенести, но я этого и не прошу. Давай встретимся, ты попытаешься меня убить, задушить, порезать. Давай лучше ты выплеснешь свои эмоции, чем будешь заперта в них. Я же знаю, что ты сейчас холодна, как лед, и не спишь ночами. Уж слишком долго я тебя знаю. Прости меня... я не устану это повторять! Я знаю, что не должен был в это ввязываться и бросить по одной твоей просьбе, но… Прости меня! Прости! Виктор постарается втереться в доверие. Если ты вдруг захочешь что-то мне передать… скажи ему… отдай ему… Даша, я скучаю. Я так волнуюсь за тебя. Прости меня. Прости, пожалуйста. Прости… Твой Дима».       Корявый почерк дрогнул. Неровная точка расплылась в соленой жидкости. Под конец письма я не видела текста, приходилось часто смахивать слезы. Простить?! Как можно простить предательство?! Как можно простить близкого человека, который воткнул нож прямо в сердце?! Это уму непостижимо! Он был на побегушках у Ковалева, в попытках сломать мою жизнь! Он сломал ее, благодаря Диме! Диме, который сейчас вроде бы искренне просит прощения!       Светленький мальчишка улыбнулся слишком искренне, чтобы не улыбнуться в ответ.       – Твой ход! – карты выпадали из рук. Дима обыгрывал меня, я собрала уже почти всю колоду. Задорные искорки в глазах друга злили меня, но я не могла сдержать улыбки.       – Так не честно! Ты мухлюешь! – я кидаю все карты на одеяло и отворачиваюсь к стенке, насупившись. Обида дерет душу. Он точно где-то меня обманывал!       – Нет, я честно играю! – возражает мне друг. Но я не верю ему. – Хорошо, давай я научу тебя играть.       Я недоверчиво оборачиваюсь и снова вижу на лице улыбку. Сдержаться невозможно. Я улыбаюсь в ответ.       И снова меня выворачивает. Слезы градом падают на уже влажную бумажку. Я сжимаю одеяло в руках и кричу в плотную ткань покрывала. Мне больно. Мне снова больно. Дима играет на моих воспоминаниях, на моем теплом отношении к нему долгое время. Он просто хочет сделать мне еще больнее, хотя куда там. Дыра в груди наполняется обидой. Я чувствую ком в горле, но не могу с ним справиться – снова и снова рыдая, я кричу его имя, я его проклинаю. Он – предатель. Он сломал мне жизнь. Он. Он. Он!       Случайно перевернув влажную бумажку на другу сторону расплывчато вижу другой почерк. Сердце замирает, я перестаю дышать. «Кирилл?» - при упоминании его имени сердце ухает лишь раз, а затем уходит в пятки. Кирилл мне что-то написал? Что?       «Твои глаза каждую ночь преследуют меня во сне. Я вижу тебя везде. И нигде одновременно. Только когда я отъехал от тебя, тогда я понял, насколько сильно полюбил тебя. Не могу выразить словами ту боль, которую испытываю каждый день и каждую ночь. Я не могу прикоснуться к тебе, я не могу даже взглянуть на тебя. Артем постарался, чтобы все данные о тебе были стерты. Тебя больше нет на этой земле. Но ты у меня в сердце. Я много раз пытался договориться с Артемом сделать всё по-другому, потому что я знаю, насколько это больно, когда тебе ломают жизнь. И, может быть, ты не заметила, но я специально никуда не уезжал из того коттеджа, лишь бы не отвозить тебя к этому… Ковалеву. А сейчас что? Сейчас я борюсь с этой болью потери, пытаюсь достучаться до тебя, хотя бы взглянуть, но… ты будто в крепости, закрылась в этом особняке. Да, я врал тебе, и прощения мне за это нет. На то были свои причины, которые теперь для тебя не имеют никакого значения. Знаешь, что действительно важно? Я люблю тебя. Дарья, читай это и осознавай – я люблю тебя. И всё, что я сделал, было огромной ошибкой. Я не прошу тебя прощать меня, я не думаю, что это возможно. Но слова прощения ты получить должна. И чтобы они не казались пустыми, я извинюсь за все. Прости меня, что обманывал. Прости меня, что предал. Прости меня, что оставил. Прости меня, что струсил. Прости меня, что втянул тебя в это. Прости меня, что не открылся тебе до конца. Прости меня, Дарья, за меня. За мою любовь к тебе. И за нелюбовь. За предательство. За ложь. Прости меня. Надеюсь, когда-нибудь, твоя злость отойдет и ты поймешь меня. Хотя этому нет никакого объяснения. Я люблю тебя. Прости меня. Прости…».       Разряд по телу. Слезы высохли. Сердце забилось чаще. Подпись «Кирилл». Меня трясет. Любит? Предал. Лгал? Получил. Болит? Пройдет. Простить? Ни. За. Что.