Колыбельная для Стилински

Стайлз останавливается посреди палаты в Доме Эхе, которую делит с затхлым воздухом, тусклыми лучами света, пробирающимися в палату через решетчатое окно, и древним духом. Ногицунэ скребется по стенкам черепной коробки Стайлза, жадно облизываясь каждой капле боли, которую всем своим нутром чувствует. Стайлз, и морально, и физически, словно выжатый лимон. Три часа после полудня — Он всегда приходил по расписанию. Месяцами ходит в Дом Эха к трём часам дня, пропуская среду — давая себе небольшую передышку. Тяжелая дверь палаты открывается, и звенит связка ключей. Ногицунэ оживляется — у них появилась компания. — На твоём месте, парень, я бы сюда вообще не ходил, — шепчет санитар на входе в палату, на что посетитель тихо хихикает. Ему смешно слышать такое от почти спившего сорокалетнего придурка, который каждый раз смотрит на Стилински, словно тот восстал из могилы. — А я бы на твоём месте не напивался в стельку по субботам в баре на границе города, — голос знаком Стайлзу, он приятный и успокаивающий. Он напоминает Стайлзу об отце, давно почившей матери, о доме. Санитар недовольно шипит что-то себе под нос, потом, выплюнув тихое «Шпана малолетняя», закрывает за собой дверь. Они остаются одни. Комнаты в Доме Эха тесны, во всех отношениях серые и неприятные на первый взгляд. «Со временем привыкаешь, — как-то говорил Стайлз. — Начинаешь больше уходить в себя, и тебе уже плевать, понимаешь?» Посетитель, помявшись у входа, проходит в центр комнаты и садится на пол, снимая с головы нелепую шапку — Стайлз, сколько себя помнил, терпеть её не мог. Посетитель улыбается. — Чего? Он до сих пор кажется Стайлзу странным. — Смотрю на тебя, а ты, оказывается, живой, — самодовольно отвечает посетитель, и Стайлз переводит на него взгляд. Посетитель — копия Стайлза, вот только с головой у брата-близнеца в порядке, а со зрением — полный пиздец. Стюарт Стилински, младший из близнецов, сидит на полу, кажется, в рубашке Стайлза и поправляет очки в роговой оправе, которые постоянно ползут на кончик носа. Стюарт выглядит хорошо, Стайлзу становится чуть спокойнее, чем обычно. Сам Стайлз выглядит как кусок дерьма — он несколько ночей не спал, он отказывался от еды, ведь голова была забита другим, глаза впали, под ним образовались уродливые коричневатые мешки. Но Стайлз, как и всегда, в полном порядке. — Говорят, ты буйный, — как-то слишком безразлично бросает Стюарт, и Стайлз невольно злится. А каким он должен быть, спрашивается, если в нём сидит ебанный ногицунэ и обещает убить всех, кого Стайлз любит? — А ты всё также общаешься только со своим телефоном? — Стюарту нужно язвить, иначе он подумает, что со Стайлзом определенно что-то не так. Стюарт улыбается. Весело и по-доброму, и его улыбка резко контрастирует с атмосферой Дома Эха. Стайлзу становится тепло на душе от того, что в психушке он, а не брат. Тот бы и дня не выдержал. Стюарт осматривает палату, кажется, в тридцатый раз. В ней ничего не меняется: даже Стайлз остается на своём привычном месте. Будто после того, как Стюарт выходит из Дома Эха, время в палате Стайлза ставят на паузу. У Стюарта неприятно крутит живот. Он точно знает — брат не был сумасшедшим. Странным, немного эксцентричным — возможно. Гиперактивным и слишком любопытным — определенно. Но сумасшедшим — никогда. — Так как тут тебе? — глупый вопрос, Стюарт. — Как на курорте, — Стайлз садится на пол напротив близнеца и хватает в руки нелепую шапку Стюарта. — Всё ещё носишь их? Всегда такие шапки не нравились. Сколько там на улице? Градусов тридцать? Он даже не спрашивает, скорее — утверждает. Стайлз подкидывает шапку Стюарта, напевая какую-то незнакомую брату песню, и кожа у Стюарта покрывается мурашками. Впалые от усталости и двухдневной голодовки глаза смотрят на него, и Стюарт понимает, что это не Стайлз, и даже не чертов Брэд, которого брат придумал в четыре года и о котором забыл думать уже в шесть лет. — А ты всё приходишь и приходишь, — спокойно говорит Ногицунэ, откинув шапку к двери. — Он отсюда не выйдет, а ты всё приходишь и приходишь, рассказываешь истории про школу, говоришь по его любимую Лидию, уверяешь, что с Хейлами всё прекрасно… Зачем ты врёшь нам, Стюарт? Паренёк встаёт на ноги, выпрямляется и старается выглядеть как можно более увереннее. Колени дрожат, хочется убежать домой и расплакаться в подушку. Стюарт отбрасывает это желание в сторону. Стайлз. Стайлз. Помочь Стайлзу. — Где Лидия, Стюарт? — Ногицунэ говорит устами Стайлза, и у Стюарта, кажется, сердце вот-вот выпрыгнет из груди. — Куда делась Лидия Мартин? Стюарту хочется сбежать, оставив Стайлза наедине с тысячелетним мудаком, но ноги его не слушаются. Говорить о Лидии нельзя — он уже создал для Стайлза прекрасную иллюзию жизни абсолютно здоровой Лидии Мартин, которая просто так слышит голоса в своей голове. — Мы знаем, где она, Стюарт, — Ногицунэ встаёт вплотную к Стюарту и улыбнулся. — Она на два этажа выше нас, в крайней левой палате, правильно? И она здесь очень давно. Сердце у Стюарта падает в пятки. Сколько бы раньше он не врал, сколько бы не приукрашивал — все усилия в задницу. Ногицунэ знает, значит, знает и Стайлз. — Где Эллисон, Стюарт? Каждое слово, мягко слетающее с губ брата, бьёт куда сильнее, чем самые большие отморозки школы Бикон Хиллс. — Где Кора, Стюарт? Где Дерек? С каждым именем становится всё больнее и больнее. С каждым словом Ногицунэ Стюарт, кажется, уменьшается в размерах. — Кто в этом городе ещё не умер, Стюарт? Ногицунэ-Стайлз смотрит на него осуждающее. Коря его за то, что тот всё ещё жив и здоров. Ногицунэ сцепляет руки в замочек. — Где Стайлз, Стюарт? «Вот он, передо мной», — надежду терять нельзя, точно как и рассудок. Стюарт слышит удары собственного сердца — гулкие и быстрые. — Где мамочка, младший братец? — Ногицунэ улыбается. Стюарту хочется сломать ему нос и выбить пару зубов. Он уверен, что Стайлз где-то там, пусть и не имеет контроля над собственным телом. Стюарту часто доводилось думать, какого это — быть заключенным в собственном разуме, делить тюремную камеру с тысячелетним духом. Каждый раз, когда Стюарт вдумывался в это, его мозги кипели, и отчаянно хотелось верить, что Доктор и его чертова ТАРДИС реальны. Черт побери, он готов быть Центурионом, ждавшим открытия ебаного ящика Пандоры хоть вдвое дольше, чем Рори Уильямс. Просто убейте нахрен этого сумасшедшего. Просто верните Стайлза домой. Он не помнит, как выбрался из Дома Эха и дошёл до остановки. Как всегда. Шапка опять осталась лежать на полу палаты Стайлза, и солнце неприятного греет голову. Стайлз был прав, сейчас точно под тридцать градусов. Права всегда были только у Стайлза — Стюарт сидел на остановке в ожидании автобуса и резво набирал сообщение на своем смартфоне. «Чертов Ногицунэ убивает его. Помоги, пожалуйста. Стюарт» Отправлено Скотту МакКолу. Стюарту осталось каждый вечер видеть разбитого отца, потерявшего и жену, и старшего сына, и пустой дом. Осталось проходить мимо пустой комнаты Стайлза и надеяться, что Альфа не подох где-то там, в Мексике.