Начало

Осень пришла неожиданно. Раздраженно смахнула с деревьев листву и разрыдалась навзрыд. В подвалах Слизерина стало как-то уж особенно сыро, или ему просто казалось? Северус подкладывал дрова в камин и, хмурясь, думал, как бы в очередной раз усовершенствовать согревающее помещения заклинание. Он все чаще стал уходить в Запретный лес, подолгу бродя между деревьями. Лес манил его. Несколько раз Северус встречал кентавров. И так не самые адекватные существа их мира, кентавры, похоже, поехали окончательно. Иначе объяснить такое неожиданное желание демонстрировать ему свое расположение, как и наличие самого расположения, было нечем. Надо сказать, плохо с головой в лесу оказалось не только у кентавров. Может, заразно? После того как паук размером с хорошую корову аккуратно взял у него из руки бутерброд (что именно создание хочет, Северус понял далеко не сразу: бутерброда в списке вариантов не имелось вообще), стоило склониться к мысли, что с головой что-то у него самого. И словно бы в насмешку над всем святым на свете, в него по уши втрескалась семиклассница из Гриффиндора. Дура в его присутствие бралась нежным румянцем и совершенно теряла способность адекватно реагировать на учебную методу, то есть на взгляды и сарказм, как следствие взрывая котлы. Преподавательский состав, включая Дамблдора, был в полном восторге. Последним гвоздем в этом гробу стало то, что Минерва по какой-то гриффиндорской причине чувствовала за него гордость. Многозначительных взглядов и сомнительных шуточек это, впрочем, не отменяло. Вот почему никто, интересно, не чувствовал эту самую гордость за Люциуса?! В Малфоя школьные дуры всех мастей традиционно влюблялись стадами. После похорон Северус был у Малфоев лишь раз. И решил какое-то время выждать, не приходить. Смерть Регулуса тяготела над ними. Они избегали смотреть друг другу в глаза, словно боясь прочитать в них свой собственный приговор: моя вина, только моя. О Поттерах и Лонгботтомах ничего не было слышно. Снейп говорил себе, что это хорошо. Темный Лорд замкнулся в себе. Общие собрания для всех Пожирателей Смерти стали реже. Люциуса Северус видел лишь несколько раз, да и то издалека. Дни летели и летели… Эссе учеников, зелья для Волдеморта, зелье от Круциатуса, которое все требовало доработки… зелье по старой тетради Малфоев… Как все-таки это зелье протестировать? Животных жалко, да и толку… Северус подошел к камину, протянул руки к огню. Руки мерзли. Что он, интересно, в этом году зимой будет делать? В дверь два раза отрывисто стукнули. Снейп вздохнул и, помянув мысленно нехорошим словом Мерлина, пошел открывать. – Что это за запах? В проеме двери Люциус во всем своем высокомерии, в безукоризненной черной мантии и с тростью смотрелся монументально. Дуры могли выстраиваться в очередь. – Настойка из вереса от кашля. Малфой ничего не ответил, и Снейп вдруг испугался, что они так и будут молчать, и это будет невыносимо, а самое ужасное: так хотелось вытолкнуть из себя такой простой, но такой невозможный вопрос «Как ты?» С Люциусом это казалось слишком личным, недопустимо личным. Хорошо, что есть Нарцисса, и она может спросить… – Даже не думай меня обнимать, Северус. – Обойдешься. – У меня назначена встреча с Дамблдором, но Директора задержали непредвиденные обстоятельства. Не хочешь пройтись? – Как Нарцисса? На улице, несмотря на начало пятого, оказалось куда теплее, чем в подвалах. Жухлая мокрая трава под ногами. Темные, пропитанные насквозь влагой стволы деревьев. Тяжелые серые тучи висели совсем низко. Люциус посмотрел на озеро. «Плохо, – понял, Северус. – Все еще плохо». – Совсем мало времени прошло, – слова, пустые, картонные, удавалось вытолкнуть с трудом. – Да. – Тебе хоть что-то удалось выяснить? – Нет. Никому ничего не известно. Никому. Могло ли быть, что и Темный Лорд ничего не знал? – Ты уверен? – Да. – Не понимаю… Зачем тогда все это вранье? – Как иначе? Великий и могучий маг, наследник Слизерина, не в силах выяснить, что случилось с его ничтожным слугой? – лед в глазах Малфоя пошел трещинками. – Я слышал, ты стал виновником драмы? – Люциус, ты ж помнишь, что я не джентльмен, да? Я могу и высказаться. – Я уверен, что в безопасности: нет ничего более патетичного, чем вульгарность слога. – Мне нужен совет. – Тебе не нужен совет. – Мне нужен совет. Ты не представляешь… Эта дура краснеет, бледнеет, класс начинает хихикать… и это при том, что они меня искренне боятся… Уффф… – Не называй девушку дурой. – Мой слог уже вульгарен? – Ты близок. – Что мне делать? – Перестань обращать на нее внимание. – Я не… – Ты обращаешь. Не вызывай ее какое-то время. Вообще к ней не подходи. И не смотри на нее, чтобы убедиться, что она не смотрит. Влюбленные дамы куда наблюдательнее шпионов. Тренируйся: это лишь начало твоей школьной карьеры. – Я уйду из Хогвартса. Вот война закончится, и уйду… Да, это решено. Все закончится, и он уйдет, и будет свободен. От всего, навсегда… Северус задрал голову. Небо казалось таким огромным, и отчего-то аж сердце щемило на него смотреть, на всю эту бесконечность, на набухшие дождем облака. Птицы сорвались с верхушек деревьев, закружили над Запретным лесом. Уффф, аж шея затекла. Надо бы хоть спортом каким заняться. Плавать что ли начать? Люциус плавает. Малфой стоял у самой воды, лицом к озеру. – Люциус, научи меня фехтовать. Тебя учили вот так, по-снобски, смотреть или ты просто талантливый? – Я талантливый. Отец был маглом, да еще простым рабочим… Не стоило, пожалуй, просить… – Я тебя научу. Малфой снова развернулся к озеру. Снейп довольно ухмыльнулся и подошел к нему. – Не могу же я допустить, чтобы мой друг при малейшей необходимости пробежаться пыхтел, как паровоз. – Я не пыхчу, как паровоз. Мерлин, он действительно пыхтел, как паровоз. Северус подобрал плоский камешек и бросил его в воду, заставив пять раз подпрыгнуть на поверхности, прежде чем пойти ко дну. – Знаешь, я стал думать про этот лес. Я чувствую в нем особую магию… Эта магия… словно говорит со мной. И вообще чушь какая-то… Или в лесу живут полные психи... Но я стал чувствовать травы, как никогда не чувствовал… Ты чего? Люциус выглядел так, словно получил на Рождество щенка, о котором мечтал всю жизнь, а родители все никак не соглашались. Оставаясь при этом Люциусом. То есть посторонний наблюдатель решил бы, что дело в Конфундусе, но для Северуса разница была очевидна. – Люциус? – Она сняла проклятие перед смертью, – прошептал Малфой, будто разговаривая сам с собой. – Кто? Люциус сфокусировал взгляд на нем. – Твоя бабушка. Изабелла Принц. При упоминании бабушки в сердце тут же сунулась тупая игла. Он ничего не понимал… – О чем ты… Малфой положил руки ему на плечи, пребольно стукнув набалдашником трости, и заглянул в глаза. – Перед смертью Изабелла Принц сняла проклятие с твоей матери.