Начало

Дамблдор ему поверил. Люциус понял это, как только темный силуэт дома Пруэттов возник перед ними. - Ушли,- выразил общую мысль Рабастан. - А еще Гриффиндор,- Родольфус выругался сквозь зубы и бросил вопросительный взгляд на Малфоя. - Проверьте. Без познавательных заклинаний не входить. Снег падал как завороженный, все кружась и кружась в морозном воздухе. И откуда он вообще брался – на небе с россыпью звезд ни облачка? Долохов помедлил – подчинение Люциусу требовало от него больших душевных затрат - и пошел за братьями Лестрейнджами к дому. На старой, осунувшейся под тяжестью лет двери не было даже простейшего заклинания. - Пару сюрпризов оставили…- пробормотал Родольфус,- сейчас мы их… Люмосы зажигать не стали. Узкий коридор, дверь в гостиную, направо лестница. Ступеньки застонали под тяжелыми шагами Рабастана. Люциус зашел в темную, освещаемую лишь слабым светом из окна комнату. Голые стены – ни мебели, ничего. Хозяева подошли к побегу обстоятельно и со знанием дела. «С Новым годом, Молли Уизли…» На мгновение он увидел это как наяву – рыжеволосая молодая женщина без сил падает на стул, выпуская из побелевших пальцев казенный серый лист министерского письма. «...ваши братья, Фабиан и Гидеон Пруэтты найдены мертвыми утром 1 января 1979 года...» Другая, несбывшаяся реальность. - Ничего,- сказал Долохов, входя. Наверху охнули, послышался сдавленный смех и за его спиной появился Рабастан. - Богарт в углу,- пояснил он, ухмыляясь.- Этот дурачок мой брат боится собственной жены… - Нашли что-нибудь? - Нет. - Уходим. - Может, дом поджечь?- предложил Лестрейндж неуверенно. - Не терпится привлечь внимание к нашей неудаче? - Как скажешь, Малфой. Рабастан исчез в темноте коридора. Долохов сделал шаг следом за ним. Вдруг остановившись на пороге, оглянулся через плечо но, так ничего и не сказав, вышел из комнаты. *** - Явился… Долохов бросил тяжелую, влажную от снега мантию прямо на эльфа, похоронив его под ней с головой. Нарочитое пренебрежение отца новым годом со временем становилось только сильнее - часы еще одиннадцати не пробили, а он был уже в стеганном бордовом халате, надеваемом только перед сном. - Где мама? - К Паркинсонам пошла,- отец раздраженно встряхнул газетой. – Может, и тебе пойти? С корабля да, как говорится, на бал… Его подбородок вдруг затрясся. Сухая старческая рука сжалась, комкая газетную страницу. - Убил кого сегодня?- крикнул он визгливым голосом. – Мракоборцев к Новогоднему столу ждать? Долохов прошелся по комнате, одернул тяжелую штору на окне. Снег все еще шел. - Не пойду к Паркинсонам… Спокойной ночи. С новым годом. - Оля написала, - бросил отец ему вслед.

-

«Здравствуй, друг мой Тоня, Как рада я была твоему письму, хоть и сильно оно меня взволновало. Два дня как мы вернулись с маменькой из Парижа и там все то же: все смотрят на Лондон и ждут, ждут… Вот ты пишешь, что Он великий человек и его нельзя мерить обычной меркой. Но что же ты скажешь о всех тех жестокостях, которые Его именем творят? Или же мы, чистокровные, действительно должны свое право такою ценою выбороть и это очищение само по себе? Тут у нас одних только разговоров… Но вот была я в Абрамцево и ничего нет более, ни дома нашего, ни пруда. И думаешь невольно, что же мы так все робки? И правда это все, и нужен нам именно такой как Он на всю нашу робость. И что же Дамблдор? Нам надо бы всем вместе быть, что же он все делит? Слышала, что он друг с Никольским. Но Никольский большой либерал, никогда его терпеть не могла. Кузьме своему одежду дал, однако эльф все равно при нем. Асенька рассказывала: сидели они у них на именинах Веры, Никольский все о грязнокровках говорил. Асенька ему давай возражать, так он прямо при всех к эльфу этому своему: «А ты,- говорит, - Кузьма, что думаешь?» Можешь ли ты себе это представить? А так у нас все по-прежнему. Зимуем в Москве. И все здесь теперь, и Нимчины, и Валенцевы. Ах, ты ж еще не знаешь: Лиза Валенцева сбежала с грязнокровкой и это большой скандал. Теперь вся семья ее знать не знает. Пиши мне, Тоня. Пиши мне свои мысли и о Нем пиши. Я все хочу знать. Большой привет всем вам от нас и тысяча поцелуев. Твой друг, Оля» Долохов прочитал письмо два раза, поцеловал и, бережно сложив, спрятал во внутренний карман сюртука. « Что ль в самом деле к Паркинсонам пойти?..»