Сложности

От автора: этот драббл вообще лишен какой-либо претензии на логику. И да, перекидываю работу в завершенные. За собой оставляю право время от времени пополнять сборник. По настроению, так сказать. Hurts – Some Kind of Heaven На земле рая не бывает, Боги давно не вселяют веру и надежду в ничем не омрачённое будущее. Порой вообще теряешь веру хоть во что-то светлое, когда суровая реальность бьёт под коленный сгиб, заставляет нехотя рухнуть ей в ноги, свержено поджать хвост под градом вечно мучающих «а что если?..» и «я не справлюсь». Так бывает. Бледная, немало исхудавшая и подурневшая от непрерывного круга вахт в госпитале и затяжных миссий, в тусклом, но приятном свете настольной лампы Сакура, глубоко погружённая в работу, приводила Хокаге в растрёпанные чувства. Девушка, несмотря на душевное и физическое своё состояние, коробившее Наруто, возбуждала невольные ассоциации с древним непостижимым Божеством. То ли дело в немом напряжении и редких встречах, то ли в минувшей не так давно – не более двух недель назад – совместной ночи, но источник чувств имел под собой абсолютно ясную причину: сколько бы Узумаки ни старался, ему не удавалось переступить грань наблюдателя, черту «простого смертного», которому не дозволено даже думать о лике божества, не то, что иметь право свободно касаться его или существовать вместе с ним. Мужчина встал с пола, усыпанного множеством рабочих документов, обошёл стол, стараясь двигаться максимально плавно и тихо, дабы не потревожить подругу детства, и встал за её спиной. На ссутулившейся над столом спине были видны очаровательные очертания позвонков, и Наруто не сдержался – медленно, едва ощутимо касаясь, он скользнул по ним рукой вверх. Сначала мужчина чувствовал себя бродячей собакой, которую вот-вот погонят куда подальше поганой палкой, но в последующие секунды Сакура не взбесилась, не сломала о его голову стул и вообще почти никак себя не проявила, потому Хокаге осмелел. Проигнорировав возникшее в Харуно явное напряжение, мужчина всё с той же ненавязчивой нежностью сдвинул в сторону копну блеклых розовых волос и погладил шею. «В последнее время рядом с ней всё приходится делать медленно» – не без иронии отметил Шестой. Пусть Сакура всегда выделялась взрывоопасностью характера и готовностью в любую секунду перейти в наступление, но с некоторых пор Узумаки приходилось быть предусмотрительно осторожным: он попросту не хотел, чтобы любое, казалось бы, ненавязчивое слово или движение привели куноичи в бешенство. Но так нелепо сильно, едва ли не до зуда в кончиках длинных мужских пальцев хотелось касаться её, не встречая на пути раздражённое противостояние, что больше не было сил подстраиваться под прихоти Вселенной. Или прихоти вновь недовольного медика. Кто его теперь разберет, этот круговорот жизни? – Я согласилась тебе помочь в надежде, – начала медик, непроизвольно дёрнув головой, – что ты достаточно повзрослел, чтобы контролировать свои припадки нежности. Так паршиво Узумаки себя давно не чувствовал. Его будто прилюдно отшлёпали, аки маленького мальчишку, предварительно спустив тому штаны. У мужчины аж спёрло дыхание, он неловко отшатнулся и тут же, в своей давней манере, в знак защиты и примирения вскинул вверх обе руки, согнув их в локтях и выставив ладони вперёд, совершенно не понимая, почему он пытается оправдаться. Однако вопреки старой привычке и устоявшейся модели поведения, его тонкие губы не расползлись в нервной усмешке. Встретившись с хмурым взглядом обернувшейся Сакуры, Наруто лишь поджал губы и поник. Сдал назад, так сказать. – То была ошибка, – уже более расслаблено сказала Харуно и вновь сгорбилась над столом, старательно выстраивая между собой и бывшим любовником стену, мнимую защиту от неудобных ситуаций. – И я больше не хочу к этому возвращаться. Договорились? Она уже и раньше делала это: пыталась замять произошедшее, при этом не силясь пояснить своё поведение. Шестому даже было закралась мысль в голову, что Харуно стыдится своей с ним связи, но он поспешно пресёк её на корню. И дело здесь даже не в том, что он страшился этой мысли или считал, мол, куноичи притворялась. Просто Сакура так не могла, это было ясно так же, как то, что день – это день, а ночь – это ночь. Узумаки всё никак не мог догнать, что руководит девушкой, и клокотавшая внутри обида ещё более, чем любопытство, подбивала его непременно разузнать правду. Мужчина костьми ляжет, да своего добьётся. – В чём дело, Сакура? – Раскат грома, неожиданно ударивший по ушам и эхом отдавшийся в здании, почти заглушил слова Хокаге, и без того сказанные уж слишком тихо, почти интимно. Возникало ощущение, что небо гневается вместе с мужчиной, что нет-нет, да и разверзнется под женскими ногами адская пучина. Медик корпусом развернулась к мужчине, нахмурившись, но вопреки его желанию вперила взгляд в окно за его спиной. Вот уж что совсем не нравилось Узумаки, так это откровенный игнор. Для более пущего эффекта он перефразировал: – Что это, госпожа Харуно-игнорирую-всё-и-вся, мы струсили? Порезвились, а отвечать не хотим? Это настолько не клеилось с привычным Наруто, что было даже банально: всем обиженным людям свойственно защищаться, какими бы сильными или высокостоящими они ни были. Харуно хорошо знала подобные уловки от Сая, по доброте душевной выносившего ей мозг почти две недели пару месяцев тому назад, когда был вынужден слечь в госпиталь. И, признаться честно, шиноби тянулась к Шестому с не меньшим энтузиазмом, чем это делал он, однако вечное «но», паршивым сомнением прибивавшееся к каждому женскому решению, вынуждало её сгорать в собственном внутреннем пожаре неуверенности в себе, преследовавшей Сакуру ещё со времён Академии. «Да гори оно всё огнём!» – не без гнева нашлась медик. Неистово хотелось оправдаться, успокоить Наруто, сорваться с места и запрыгнуть на него словно дикий зверь, дабы тот, как сокрушенный Бог, рухнул вниз, снизойдя до осознания простой истины: она боится. Боится неизвестности как любой нормальный человек; боится в конечном счёте оказаться у разбитого корыта с пополненным букетом чувств, с которыми она и без того разобраться не может; боится закрутить страсти и не справиться. – Наруто, – с крайне ущербным желанием провалиться сквозь землю начала Харуно, почему-то заострив внимание не на виновнике своих душевных терзаний, а на иступившемся угле прямоугольного стола, – ты должен понять… – Не хочу я ничего понимать. – Он походил в этот миг больше на обиженного мальчишку, чем на взрослого мужчину, не привыкшего отступать перед натиском трудностей. Вот только вопреки мнению Сакуры, он отказывался понимать совсем не то, что подразумевала девушка. В его голове никак не укладывалось то, как Харуно, будучи особой вполне себе целеустремленной, столкнувшись с множественным откровенно хреновым опытом отношений, позволяет себе закрываться, а не стремится стряхнуть с себя бремя былых времен. И не устань эти два эгоиста от утомляющего одиночества, всё бы, пожалуй, так и закончилось на перепихе под ночным небом. Коли до него вообще бы дело дошло. – Тогда какого ты никак не угомонишься? – возбуждённо шикнула медик, становясь слишком близко к Наруто. – Сам с ума сходишь, и мне покоя не даёшь! – Как мы заговорили! – шиноби начинал кипятиться, вопреки устоявшемуся мнению о том, что, чтобы вывести его из себя, придётся сначала самому не на шутку разойтись. Или сразу сдохнуть, раз уж на то пошло. Узумаки и закончить-то не успел, как Харуно, круто развернувшись на пятках, поспешила к выходу. От неё прямо-таки несло уязвлённой гордостью и готовностью послать Шестого далеко и лучше бы надолго. Она бы обязательно это сделала, если бы не одно но: Сакура споткнулась. Самым что ни на есть идиотским способом споткнулась о свою же ногу и, не желая признавать собственную оплошность да сделав непроницаемый вид, мол, так и надо, со всего размаху шваркнулась на пол. Бывшая любовница Хокаге с таким напыщенным видом распласталась на полу, что тот, не сдержавшись, заржал. Вот так просто, ни с того ни с сего отбросив в сторону все предрассудки и обиды, начал хохотать, как ума лишенный. Что было ещё более странно, так это то, что шиноби ответила ему, силясь отделаться от граничащей с паранойей нелюбовью быть побеждённой. «Или брошенной» – ехидно отозвался внутренний голос где-то на затворках сознания. Самоирония сейчас была бы очень кстати. «Шло бы оно всё к черту!» – не без сомнения хрюкнула сама себе Сакура, в припадке детского дурачества шутливо отбрыкиваясь от ползущего к ней на четвереньках Хокаге. Ненормальные, ей-богу. Может, в этот раз всё будет по-другому. В конце концов, Узумаки тоже человек, ему тоже свойственны страх и нежелание остаться ни с чем. Свет в кабинете давно был погашен, дождь, барабанивший по крыше и карнизам, ни в коем случае не мешал – с ним было как-то уютнее. Харуно, вальяжно прикрыв глаза, лежала головой на его коленях и тихо внимала пылким, величественным речам Хокаге. Наруто же в свою очередь одной рукой перебирал светлые волосы, а другой крепко сжимал её расслабленную ладонь. Иногда отрывался от волос и медленно, но уже абсолютно уверенно, касался впалых щёк, остро выпирающих ключиц, прикрытых глаз. Пусть Харуно и не похожа на Богиню, к ногам которой миллионы обычно готовы пасть навзничь, но плавящая с детских времён нутро любовь от этого никуда не девалась. А мужчина по-прежнему с завидной упорностью тянулся к медику. Бывает же так, что в одночасье бурлящее в тебе говно рассасывается, уступая место другим эмоциям. Не всегда, правда, это к лучшему, но всё же. – Со всем мы справимся, – воодушевлённо вещал Узумаки, освещаемый лишь проникающим с улицы грязно-жёлтым светом фонаря. – Не дети малые же. Иногда единственное, что может помочь – вы сами. У одних бытует мнение, что с милым рай и в шалаше, у других, что отношения – долгий, донельзя кропотливый труд, способный свести с ума любого. Но бывает так, что подобие рая выстраивается в человеке. И ты начинаешь жить им одним.