***
За всё утро Федя почти и не успел присесть, если не считать неудобные сидения в общественном транспорте и твердые стулья в бесконечных коридорах различных учреждений. У Курочкина уже гудели ноги, когда он примчался в кабинет к Марии Сергеевне с результатами. В благодарность за такую качественную и быструю работу Курочкин удобно умостился на шикарном кожаном кресле Марии Сергеевны и пока та измеряла шагами свой кабинет, углубившись в материала, рассуждал о насущном: о странном и загадочном Павле Масловском, информацию о котором в миграционной службе приходилось добывать по знакомству, а не по бегунку следователя, о чудачествах своего шефа, почему-то сбрасывающего звонки Швецовой, но звонящего ему, Курочкину, чтобы узнать, как у неё дела, о глупенькой журналистке, явно посягнувшей на дело не по её зубам и о блузке Марии Сергеевны, которая раскрывалась очень интересно, когда её хозяйка делала резкий поворот. Из теплой неги Курочкина вывел звонок мобильного телефона Марии — той надо было срочно уходить… И получив от неё на сегодня последнее задание — передать Лёне Кораблёву, что она в нём срочно нуждается, Курочкин отправился на заслуженный обеденный перерыв.***
— Мария Сергеевна, останьтесь. — Швецова и не думала сразу вставать после окончания совещания. Уже зная, о чём спросит Виктор Иванович, Маша передала ему папку с материалами, благо, Люда Колонкова несколькими минутами ранее успела отдать ей свои наработки, добытые в редакции газеты Трусовой. Ковин читал увлеченно, вдумываясь, своим внимательным взглядом поверх очков отметив, что Маша нервничает, излишне сильно сжимая ручку в руках. Стоило было Виктору Ивановичу только снять их с переносицы, как Швецова выпалила: — Я хочу инициировать допрос Масловского… — и замолчала. — Маша, он гражданин Голландии, почетный член академии бизнеса… Что у тебя на него? Что ты ему предъявишь? Я не удивлюсь, если у него адвокат из Европы будет… — Анна Трусова следила за ним на протяжении нескольких недель, ежедневно и еженощно, насобирав такую базу, которой нам и не снилась. Она знала о нём больше, чем кто-либо другой. И именно после встречи и интервью с ним девушку находят убитой. Чем не обоснование для проведения допроса? — И как ты представляешь себе этот допрос? — в некоторые моменты строгость Виктора Ивановича выводила Машу из себя, хотя, в большинстве случаев, он был абсолютно прав. — А я скажу. Он придёт со своим адвокатом-иностранцем, одетый с иголочки, они долго будут изучать дело, а потом потребуют переводчика, а в результате — собьют наши улики в гоголь-моголь. Тем более, у нас на них ничего нет. Ни гильзы, ни пули, ни следа, ни автомобиля, волоска не осталось. Только хромота. Масловский хромает? — Ковин начинал раздражаться, а это значило, что до истины недалеко. — По фотографии не видно. Вот я и хотела с ним встретиться… — Маша понимала, что не имеет плана расследования и зашла в тупик. — Стой, стой, стой, Маша! Ты что, хотела с ним поговорить, чтобы узнать, тянет ли он ногу?! — строгость Виктора Ивановича резко сменилась странной весёлостью — нездоровой и усталой. — Ты бы лучше подумала, откуда у простой, рядовой, бесталанной, бедной журналистки средства на такую профессиональную слежку — камеры, взятки, «жучки», гардероб для входа в мир бизнесменов. И, в конце концов, откуда ей было узнать, что Масловский вернулся. Тут либо с одной стороны закона помощь, либо с другой. — у Швецовой зрачки расширились от удивления.– Так что отслеживайте каналы связи — биллинг, почта, посыльные, курьеры. Да хоть голубь почтовый! Найдите его и тогда поймёте, кто причастен. В голове у Швецовой мысли просто роились, себя она ругала последними словами за такую профессиональную нерасторопность, а Виктор Иванович в тысячный раз вызвал такое восхищение и тепло в душе, что Маше становилось стыдно за себя. Узкий коридор заканчивался её кабинетом и уже из-за угла Швецова увидела знакомый серый пиджак. Хозяин его вальяжно сидел на подоконнике. Первой мыслью было пройти мимо Кораблёва, нервно мявшего свою кепку в руках, но дальше была стена. Ни взглянув на майора, Маша открыла дверь, и с исконно кошачьей ловкостью тот проскочил вовнутрь. Швецова молча села на своё место и только тогда бросила на Лёню уничтожающий взгляд. Кораблёв, сидевший напротив, взгляд этот выдержал, мало того, глянул в ответ с нарастающей веселостью: — А где гостеприимство и радушие, Мария Сергеевна? — Швецова была полностью обезоружена. — Кораблёв, у тебя совесть есть? Ты на телефон свой глянь — 14 пропущенных от меня! Нельзя было ответить? — О! О-о! Мария Сергеевна! Какой напор! Не ожидал даже! Приятно удивлён! А что случилось? — Лёнечка, если я тебе звоню, значит, ты мне нужен. Здесь и сейчас. Значит, я хочу, чтобы ты был возле меня. И всё! Остальное для меня уже не важно, — это было ошибкой. Для Маши это было огромной ошибкой, ведь о такой реакции на эти слова она могла бы и догадываться… Лёня Кораблёв моментально встал, склонился над столом к лицу Швецовой так, что она почувствовала обжигающее огнём его дыхание, которое и близко не пахло алкоголем. Совершенно наглым образом он смотрел на её губы, ни на секунду не отводя затуманенного, застывшего взгляда. Ситуация уже теряла двусмысленность, расставляя все точки над i в отношениях. И только совершенно не знакомый Швецовой бас, которым Лёня и не говорил вовсе, немного вывел её из транса его взгляда: — Так это не только работы касается? — в ответ Маша нервно сглотнула, потому что воздуха не хватало, что вызвало у Лёни тяжёлый, громкий выдох, его качнуло в сторону Маши на опасное расстояние в несколько сантиметров. Ещё одно движение и… Швецова резко встала, обошла так и застывшего в данной позе Лёню, попутно захватив со стола его кепку, взяла в руки вальяжно брошенную им куртку, расположила все предметы его гардероба на вешалке и приготовила кофе. Все эти действия Лёня сопровождал удивленно-ошарашенным взглядом, как в замедленной съёмке он сел на своё место. — Вот, возьми! Похоже на гостеприимство и моё радушие?! — в Швецовой проснулась стерва, которую так долго пыталась воспитать в ней Альбина. –Сойдёт…– Кораблёв никак не мог прийти в себя, таким резким был уход Маши от сложившейся ситуации. Швецова знала отлично — если она будет смотреть в упор на Лёню, он своего взгляда не поднимет, впрочем, также, как и она… Маша пригубляла из кружки мелкими глотками — пить совершенно не хотелось — и отказывалась думать о чём-то, кроме убийства Ани Трусовой. Но мысли танцевали свой вальс. — Я хотела тебя попросить полностью протрясти окружение Ани Трусовой, детальнейшим образом. Все постановления я оформлю. Нам надо найти, откуда у неё были средства на слежку, на новую жизнь, кто её свел с Масловским… — такая конкретность вроде помогла, мозг вернулся в рабочее состояние. — Так я уже… — неуверенно и непонимающе. — Показывай, что накапал. –Там, в куртке. Сейчас подам! — и отставив в сторону чашку, направился к вешалке. Маша встала и подошла к окну — дождя не было, но давление было очень высоким. Спиной она почувствовала приближение, резко повернулась, натолкнувшись на вплотную стоявшего Кораблёва и отпрянула, на секунду уловив тот же взгляд. Но Лёня быстро взял себя в руки: — Не бойтесь, целоваться не полезу! А то такое ощущение, что по морде мне заехали мощно. — Вот-вот! Маша села в своё кресло. Кораблёву хотелось встать рядом, положить руку на кожаную обивку, слегка сдавить — повести также, как и всегда, но понял, что это будет нарушением только что данного обещания. Поэтому теперь уже он пытался увидеть изменения в стабильной питерской погоде. Швецова молча вчитывалась в подробную распечатку звонков с мобильного Трусовой, изучала копии билетов на поезд до Москвы. — А сколько? .. — Маше не удалось закончить — Ему 23 года и за спиной юрфак. Я уже проверил. Мише Чванову — 23 и он не опустился, уверенно стоит на ногах в своём бизнесе. — Дети выросли… Дай Бог, нам в помощь…