Игры марионеток

      Ровно в шесть часов тридцать минут по Москве Мария Сергеевна Швецова была разбужена виртуозным исполнением арии Эскамильо из оперы «Кармен». Желание убить хозяина телефона, на котором громогласно разорялся будильник, проснулось параллельно, но было сейчас же отправлено досыпать, так как Кораблева в купе не было, постель его была собрана, а на столе аппетитно выгоняли сон две чашки с кофе. Маша, на удивление, отлично выспалась и, если не брать во внимание резкого пробуждения под голос тореадора, могла признать, что день начинался уже неплохо. До встречи с Чвановым-младшим оставалось около 6 часов.       За прошедшие после пробуждения полчаса Маша успела привести себя в порядок, выпить уже остывающий кофе и снова углубиться в их дело – надо было накидать схему беседы с Михаилом, подготовиться эмоционально к разговору, ведь несложно догадаться, что этот уже повзрослевший мальчик не будет сразу рад их знакомству. Так что появление Лёни застало Швецову в мыслях, но их вектор очень быстро сменился. Что-то неуловимо новое появилось во взгляде Кораблёва, а от следовательского внимания не ускользнуло даже то, что походка его стала тверже, увереннее. На фоне того, что на всегда аккуратном Лёне была полностью расстегнута рубашка, а волосы остро нуждались в расчесывании, его лучезарная улыбка, две порции запеканки на завтрак в руках составили картинку легкого рассветного сумасшествия следователя Швецовой, в лучшем случае – продолжения сна. Но на этом парадоксы не закончились – когда тарелки оказались на столе Лёня задорно проворковал, сев рядом на полку: «Доброе утро, Маша! О, давай, пойду ещё кофе нам организую – вместе горяченьким и позавтракаем!»       – А ну-ка стой, Лёня! Кофе отменяется пока. – только самое начало дня было для Маши легким и понятным. Последний раз так в открытую Кораблёв был с ней на «ты» лет 15 назад и, к тому же, его внешний вид сейчас, его поведение вечером – на своих запястьях она до сих пор чувствовала тепло его пальцев. – Что с тобой вообще происходит в последнее время? Не переспрашивай, ты отлично меня понимаешь. Так что, ответь»       – Только то, Маша, что я устал и больше так не могу. Я не железный. С Луганским у тебя проблемы, я старею, а ты, мне на беду, с каждым годом всё лучше и красивее. Быть клоуном и верным псом у твоих ног мне уже очень тяжело, потому что этого мне мало, а на большее мне надеяться не приходится. Не по зубам… Но и отказаться от тебя я просто не могу, сбежать… – я же уходил в частный сыск – от себя не сбежишь... Мне там дышать было трудно, буквально, физически тяжело. А вернулся в отдел, тебя увидел – и всё. Так что, Маша, ты – мой воздух. Так что, это со мной происходит! Все 20 чертовых лет!       Оба сидели пронзенные прозвучавшим. Лёня не отрывал взгляда от дурацкой запеканки всё время, пока говорил, а у Маши туман слёз застилал глаза. Надо было что-то ответить, что-то очень верное, честное, то, что не обидит, что будет понятно без второго смысла. Но Маша не знала и каждая миллисекунда тишины делала лицо Кораблева серее. Она уже была готова сказать хоть бы что, но тут Лёня вдруг неестественно повеселел и излишне радостно проговорил: «Вот и правильно, Мария Сергеевна! Так старику Кораблёву и надо: нечего нюни распускать и плести какую-то подростковую ересь. Всё так, как должно быть! Надо работать! Забыли, приснилось, померещилось спросонок»       А вот такого Маша выдержать уже не могла. И слова нашлись правильные, набившие самой себе оскомину в душе за многие годы. Пришло время пойти в ва-банк:       – Нет, Лёня, не забыли. Не забуду. Я не хочу тебя и себя мучить. Это всё очень тяжело, для нас обоих, надо много поменять. И мы это сделаем вместе. Слышишь? Наше общение поменяется. Когда вернёмся в Петербург… И не вздумай сейчас отказываться и пугаться, превращать всё в шутку и делать вид, что ты этого не хочешь. Если ты струсишь, поверь мне – я уйду из твоей жизни, действительно навсегда исчезну, даже если мне для этого придётся оставить следствие…       Кораблёв нервно сглотнул. Размеры жертвы, на которую готова была пойти Маша ради… страшно подумать… него, были ужасающими, вселенскими. Швецова могла отказаться от своей судьбы, не меньше, ведь следствие и было её жизнью. Она опять делает для него больше, чем можно, готова отдать себя, как тогда, в гараже Осетрины.       – Нет, я не струшу. И ещё успею Вам надоесть. А пока, нам действительно надо поработать, закрыть это дело. Тут нам обоим нужны холодные головы, а не разгоряченные чувствами. Я не отступлю, обещаю. – и как подтверждение – невесомая отметина на притянутой к губам ладони. И впервые за многие месяца – счастье в глазах, у обоих.       ***       Как будто вернулись в окутанный богемным дурманом Выборг. Потому что также друг с другом под руку постоянно. Потому что обе их сумки у него в руках. Потому что поели для чего-то в дешевой вокзальной кафешке, а Маша вздрогнула, когда у кого-то зазвонил мобильный рингтоном старого стационарного телефона...       Таксист, как на зло, не спешил, а Марии Сергеевне было уже невмоготу. Автомобиль петлял по московским улочкам в поисках нужного дома и с каждой минутой Швецова, казалось, забывала тезисы к беседе. Этому способствовало ещё и то, что рядом сидящий Лёнька не замолкал ни на секунду, увлеченно споря с водителем. Он бы и жестикулировал, если бы не боялся выпустить руку Маши из своих пальцев.       Детективно-адвокатское бюро «Могол» располагалось в стильном современном особняке, защищенном не хуже режимного объекта. Пройдя регистрацию документов, фотофиксацию и металлодетектор чуть раньше, Маша оказалась в просторном холле и замерла в замешательстве – на стене напротив входе располагался огромный портрет троих людей – мальчика, девочки и мужчины. Без сомнения, это были Миша и Оля Чвановы, а покровительственно обнимал их за плечи бывший генерал Голицын…       С не прикрытым молодым задором, почти перепрыгивая через ступеньки, со второго этажа спускался Михаил Александрович Чванов. Сходство с отцом его было просто удивительным, такие чёрные вьющиеся волосы и лучезарная улыбка, которая моментально сползла с лица, как только он внимательно разглядел ожидавших его людей. Удивление и страх сменились серьёзностью в глазах и вместо приветствия Чванов пробасил: «Поверить не могу, что Вы сами ко мне пришли. Мне когда доложили, чьи документы записаны – решил, что однофамильцы, а это действительно Вы!»       Это потрясло Швецову – он их знал и, видимо, был очень настроен на диалог. Диалог сложный и крайне неожиданный для всех.       – В таком случае, раз Вы знаете, кто мы…Михаил Александрович, мы к Вам по делу Анны Трусовой, – одна эта фраза Маши оглушила полностью Михаила и дальше он не слышал стандартных вопросов: знаком ли, что связывает, как давно общались. Он понял одно – раз делом занялся Следком, значит Аня убита…       – Когда?..       – Несколько дней назад.       – И Вы здесь, что бы я помог Вам доказать вину Масловского в этом деле? – Лёня и Маша переглянулись, становилось совсем интересно.       – Михаил, послушайте меня. – к разговору подключился Лёня – Мне кажется, что диалог наш проходит без начала, будто мы сразу говорим с середины разговора. Это не правильно и очень непонятно. Давайте исправим эту ситуацию. Я буду задавать Вам простые вопросы, а Вы конкретно и чётко мне отвечайте. А потом, с Вашего позволения, я с Марией поинтересуемся у Вас касаемо других наших дел.– Кораблёв неопределенно махнул рукой в направлении висящего на стене холла портрета. Это действие вызвало у Михаила легкую улыбку.       –Хорошо, я согласен.       – Значит, начинаем. Анну Трусову Вы знали?       – Облегчу Вашу работу и буду полностью правдив. Тем более, я сам заинтересован быстрее Вам всё рассказать. И получить от Вас помощь в ответ. Да, Аню я знал, оказывал ей помощь в её расследовании.       – Она Вас наняла?       – Нет, бывший майор Царицын попросил меня помочь ей.       Повисла тишина. Эту фамилию услышать Маша и Лёня были явно не готовы.       – Миша, рассказывайте всё с самого начала.       – Только Вы меня не перебивайте, а делайте пометки. Можете даже протокол допроса вести. – усмехнувшись, Михаил, сделал глубокий вдох и начал:       «Мне 23 года, и 17 из них я – сирота, так же, как и моя сестра Ольга. Это произошло потому что в 1999 году наших родителей – Александра и Ольгу Чвановых убила мать моего отца – Нателла Редничук и генерал-майор милиции Сергей Сергеевич Голицын. Нателла Редничук выполняла заказ на убийство от авторитета Вертолёта, а помогал ей в этом Голицын потому что на протяжении нескольких десятилетий был влюблен в неё. После суда и всех разбирательств меня с Олей забрала к себе Нателла, оформила временную опеку, тогда-то мы с ней и фактически познакомились. Но, не справившись с внезапным материнством, без зазрения совести сдаёт нас в детский дом. Не райское местечко, я Вам скажу… Однако, вскорости, нас берут под длительную опеку в семью генерала МВД Сергея Сергеевича Голицына. Сама по себе семья была фиктивной, Сергей Сергеевич вступил в брак по договоренности со своей давней знакомой, хорошо содержал её, просил меня и сестру называть её мамой, а себя – по имени-отчеству. Со степенью влияния генерала МВД все проверки социальной службы мы проходили без проблем. Хотя, буду честным, – нам не на что было жаловаться, нас ни в чем не угнетали, не ограничивали и что самое важное – не разбаловали. На самом деле Сергей Сергеевич взял нас к себе с единственной целью – боялся, что мы что-то вспомним, хотя… Я до сих пор тот день не помню… Мой психотерапевт называет это запоздалым ПТСР, память вытеснила негатив. А Сергей Сергеевич внушал другие воспоминания, рассказывал другие факты – что родителей убили неизвестные, что был осужденный, но потом отказался от своих показаний, что дело – глухарь, беспросветно. А взял он нас к себе, якобы, потому что проникся, пожалел, когда курировал это дело. Он же потом подал в отставку, вышел на пенсию…       Швецова слушала внимательно и как её попросили – не перебивала Михаила, но не могла отвязаться от мысли, что этот мальчик, этот странный мальчик, не здоров – так спокойно он говорил об убийце своих родителей, будто не чувствуя к нему естественной ненависти.       – Когда мне было 20 лет, в 2013 году, Сергей Сергеевич умирает после длительной болезни, а за несколько дней до его ухода признаётся и рассказывает всю правду, что это он и Нателла, считай не за что и безнаказанно, убили наших родителей. Тогда-то он впервые и упомянул Вашу фамилию, Мария Сергеевна, попросил выйти на Вас, сказал, что Вы раскрыли это дело, но он же сам «перекрыл воздух». Сказал, что у Вас есть материалы для подтверждения его слов, – и выжидающе глянул на Швецову.       – И Вы ему безоговорочно поверили? – опытным оперским взглядом Лёня уже осмотрел всё помещение на предмет камер и прослушки – вроде не заметно, но вольно говорить не получалось.       –А разве можно было врать, признаваясь в таком кошмаре? Лучше уже в могилу такую тайну унести. А облегчить ему душу я мог, выслушав и поняв его, что и произошло.       – Фантастика! – уже будучи взрослым мальчиком, Кораблёв не верил во всепрощение жертв к убийцам. – Как я понимаю, всё это великолепие вокруг – на пенсионные накопления генерала Голицына. Смешно даже – как будто рОман какой-то – «Наследство генерала Голицына»       – Не ёрничайте, Леонид Николаевич! Но было действительно так…       – Лёня, ну серьёзно, не мешай, – надутые губки и осуждающий взгляд. А Кораблёва неприятно под сердце кольнула ревность – Маша слишком внимательно слушает этого пацана и поддерживающее кивает ему.       –Как скажите, гражданка начальница, – и демонстративно отвернулся, удостоившись её понимающей ухмылки.       – Я продолжу. В июне 2015 года я заканчиваю юрфак и уже через полгода, в декабре, действительно, на наследство Голицына открываю эту адвокатскую контору. Предвосхищая Ваш вопрос, наследство было поделено на две равные доли: свою долю я вложил в это дело, а вторая досталась моей сестре Ольге – в данный момент она обучается в Швеции и, видимо, останется там навсегда.       Швецову озарило: «Могол» – «Михаил, Ольга, Голицын?»       – Абсолютно верно, Мария Сергеевна! – и лучезарно улыбнулся под аккомпанемент недовольного вздоха Кораблёва. – Кстати, тогда же я начал искать информацию о Вас и способы выхода на дело родителей и Нателлы, хотел провести своё расследование гибели, но у меня ничего не вышло. И тут, в январе 2016 года на моё имя приходит запрос на оказание юридической помощи и консультации Царицыну Юрию Викторовичу, 1949 года рождения, осужденному по статье 105 УК РФ. Это было неожиданно, но в работу я включился и познакомился с Юрием Викторовичем и его делом. Самое первое, что сказал Царицын – это то, что непосредственно адвокат ему не нужен, его срок подходит к концу, а пересмотреть его дело – официально ради этого он меня и нанял – можно попробовать только ради своего доброго имени. Он предлагает мне сделку: я должен был способствовать ему во всех его начинаниях в деле бизнесмена Масловского, из-за которого Царицын оказался за решёткой, а он взамен поможет мне поднять дело об убийстве родителей.       – И Вас не удивила такая его осведомленность? – Швецовой подумалось, что Миша Чванов – либо очень хитрый, либо очень наивный молодой человек.       – Нет. Я великолепно ведь был осведомлен, кем и где он работал. Ведь Царицын, находясь в тюрьме, как-то смог выйти на меня, проверить всё и свести все данные, найти человека, которому есть, что предложить. Он рассказал мне об обстоятельствах дела родителей такие подробности, которые мог знать либо сами Сергей Сергеевич и Нателла, либо следователь по этому делу. Я задал ему несколько таких вопросов, ответы на которые могли быть только у приближенного и осведомленного – и Царицын ответил верно. Потом он также сказал мне о Вас, фактически, повторив слова Сергея Сергеевича – что Вы можете помочь заново открыть дело, несмотря на сроки давности и переквалифицировать его для более правдивого расследования. Мария Сергеевна, Вы сможете это сделать?       – Все участники этого дела мертвы, но если нам удастся найти хотя бы одного живого свидетеля, то можно ввязаться в бой. Я обещаю Вам, Михаил, что попробую, если только наше нынешнее дело закончится благополучно. Давайте приблизимся к теме Анны Трусовой.              – Конечно. При моём содействии уже в феврале Царицын выходит на своих бывших коллег, от которых узнает, что ставшая также журналисткой Анна Трусова активно пытается узнать о деле своего отца. Отдельно, по своим каналам, он узнает о возвращении Павла Масловского из-за границы в Российскую Федерацию и что Анна хочет найти с ним встречи. Это был глупый, необдуманный шаг, тем более в Анне Юрий Викторович был заинтересован. Он попросил меня покровительствовать Анне, помогать всеми способами, но и чётко контролировать её активность и безопасность. Однажды, ей действительно понадобилась моя помощь – её едва не поймал и угрожал расправой один из окружения Масловского. Причём он делал это в открытую: через электронную почту, СМС, одним словом, – оставляя все улики. Этот человек – Вам хорошо известный Николай Рыбник. Я Вам передам копии этих файлов, Аня оставила их мне.       Услышав последнее, Маша немного наклонилась к Кораблёву и прошептала: «Звони Люде, пусть оформляет ориентировку на Рыбника, как подозреваемого, у нас хотя бы что-то есть».       Закрывшаяся за Лёней дверь в момент поменяла выражение лица Чванова, сделала его мягче и тревожнее:       – В апреле я начал готовить документы о выходе Царицына, истекал срок его заключения, он хотел восстановиться в правах, в профессию вернуться бы уже не смог, но попробовал бы как-нибудь разобраться со старыми делами, делом Масловского. Но через несколько недель убивают его, а потом и Аню. Я запутался, Мария Сергеевна. – и бессильно опустил голову.       – Скажите, Миша, Вы хороший человек? – вопрос Швецовой застал его врасплох        – Не знаю, но глядя на то, кто меня окружал в детстве…        - У вас были очень хорошие родители, мама просто золотая. А Вы – хороший и верный человек. Помните это. Мы с Вами, Миша, обязательно ещё увидимся. Если что-то появится новое – очень жду Вашего звонка. Я с Вами не прощаюсь.       –Тогда, до скорой встречи!       Выхода Швецовой Лёня Кораблёв ждал, сидя на ступеньках.       – Указание выполнено! – и встал по стойке смирно       – Спасибо, Лёнечка.       – Рад стараться! – повторился, так, что уже не смешно.       – Прекрати!       – Противный он парень, этот Миша. Не убийца, не преступник, а трус, продажный трус.       – Он – обычный мальчик, лишенный детства.       – Не знаю, это Вы у нас по мозгам специалист. – после паузы, – Он не знает, почему убили его мать, почему с такой жестокостью свекровь так с ней поступила...       – Нет, ему не надо это знать…       Чужой город был к ним не ласков – погода снова портилась, поднимался ветер, будто выгонял их домой. А они шли так же за руку, противоборствуя порывам, сбивающим с ног, на их пути ясности и прозрачности стало немного больше.