Игры марионеток

      Невзирая на прогноз, непогода разыгралась не на следующий день, а как только Швецова стала подниматься по лестнице к своему кабинету — гонимые ветром, в приоткрытые окна уже залетали одинокие листья с близлежащих деревьев. Одного такого случайного гостя даже удалось поймать, чуть встав на цыпочки и дотянувшись до верха стекла. Это немало повеселило Машу — так бы легко ловились все преступники, как этот листок. Красивый, блестящий, с многочисленными прожилками, хоть и немного потемневший с одной стороны. Но одно неаккуратное движение пальцев и на ладонь мягко ложатся уже его распавшиеся части. Забавно, также как и её жизнь. Просто усилился ветер и всю её семейную жизнь закружило листом ровно до того момента, пока чья-то сильная рука в момент не разделила на две не одинаковые половины её брак, по прожилкам разорвала жизнь на «до» и «после». Властная, сильная рука, остановить которую, контролировать она не способна. А завтра, в десять часов утра, эта же рука ей укажет точно, что её половина начала жухнуть, гнить и продолжать свой полёт лучше, по-живому отрезав от себя эту часть. Это назревало, стояло звоном в воздухе, надо только дождаться завтра. И в подтверждении своих мыслей прочь из окна на землю устремляется покалеченный, но ещё живой на половину лист.       — Могли бы оставить, красивый бы вышел гербарий.       Голос знакомый, уверенный, если не наглый, а хозяин его уже явно заждался, встаёт, разминая, затекшие ноги, смотрит пристально — до мурашек похож на своего отца. Швецову почему-то он пугает сейчас, но она приветлива:       — Михаил Александрович, какими судьбами?       Чванов-младший молча протягивает Маше большой конверт, подписанный, судя по почерку и неровной строке, в момент огромного волнения. Какую-то секунду Швецова пытается вспомнить, где она видела такое характерное написание буквы «с», но не успевает:       — Мне вчера позвонила мама Ани и сказала, что перебирала её вещи и нашла это, для меня, мой номер там. Я примчался в Петербург, поговорил с ней, и она мне отдала этот конверт. Я подумал, что это будет важно для дела и хочу вскрыть его вместе с Вами.       А Маша всё не сводила глаз с этого конверта, толстого и немного помятого, на котором тревожно маячило послание: «В случае моей насильственной смерти отдать Чванову М.А., +79…….». Одно решительное движение канцелярским ножом — и на столе Швецовой аккуратно сложенный лист и диск.       Обычная бумага, почерк ровный, строка не скачет, буквы одинаковые, значит спокоен — за долгие годы работы научилась графологии. Она догадалась, кто это писал, едва начав читать, а размашистое «Царицын» внизу и январская дата — тогда, когда об Ане Трусовой Царицын и узнал — только подтвердили её предположения. Швецова стала зачитывать письмо вслух, а Михаил глубоко задумался, вспоминая и сопоставляя:       «Здравствуй, Анна! Я — Юрий Царицын и я убил твоего отца. Мне очень жаль, что так произошло, прощенья мне нет. Но я хочу, чтоб ты узнала от меня основное — Герман Трусов трусом никогда не был, до одного определенного момента, что и повлекло его смерть. Я убил его случайно, хотя в тот момент был в ярости. Я понимал, что он просто тогда хотел прокормить свою семью, не дать бедствовать тебе и твоей маме, но при этом он продал информацию и жестко предал общее дело. Я клянусь, что это было хорошее дело, без преувеличения государственной важности. Ты меня простить не сможешь, я и не жду прощения. Я чётко знаю, что ты выросла приличным и бескомпромиссным человеком, таким был и твой отец. Но также как и он, ты можешь совершить роковые ошибки. Я не хочу, чтоб ты их совершала, поэтому передаю тебе этот диск. Там — все мои признания, которые будут полезны для твоего нового друга и ещё двух людей из правоохранительных органов. Они — великолепные люди и я думаю, что скоро Вы станете работать одной командой. Вам удастся посадить этого человека. Я не снимаю с себя ответственности за то, что нажал на спусковой крючок, но добиться справедливости в итоге ты сможешь. И мне бы очень хотелось, чтобы правда восторжествовала. Чтоб мои слова не были голословны, напомни Михаилу о банковской ячейке, он поймёт, что дальше делать»       Не чувствовалось раскаяния в письме, как показалось Швецовой, слишком жесткий тон, без слов извинения фактически. Но сам факт написания этого послания Машу удивил, со стороны Юрия это выглядело наглостью… или очередным ходом в будто бы разыгрываемой шахматной партии, которую постоянно проводил Царицын. Из размышлений Марию Сергеевну вывел тихий голос — куда делась та уверенность:       — Это было одним из первых поручений для меня от Юрия Викторовича — он попросил назначить встречи со своими людьми и передал через меня им несколько писем, а они уже доставляли их по адресам, я узнал этот лист, из любопытства тогда достал из конверта. Это было в самом начале, ещё до моего близкого знакомства с Аней. То есть тогда она уже знала что-то о Царицыне и потому не удивилась, когда я появился в её жизни, она мне поверила, потому что извинений в этом письме ей было достаточно, чтобы вообще общаться с нами. Ради дела и справедливости Аня его простила, убийцу своего отца.       — Миша, Вы ведь тоже простили генерала Голицына, так что…       — Это другое дело. Она — девушка, должна быть слабее.       — Вы недооцениваете силу женского характера. — натуральное ребячество, приправленное отсутствием жизненного опыта у Михаила умилило Швецову — Мы одним своим милосердием можем захватывать страны. Вы лучше скажите, о какой ячейке речь?       — У Юрия Викторовича была ячейка в банке, он открыл её сразу после убийства Германа Трусова. Говорил, что информацией оттуда можно будет воспользоваться только в экстренных случаях.       — Как же её не нашли при обыске?       — Она была не на его имя. Потом удалось провернуть дело, что она стала моей без вскрытия, — чувствовалось, что Чванов-младший, ещё не поднаторевший в таких шпионских играх, продолжает искренне удивляться таким схемам.       — И как же это удалось, интересно узнать? — а Марию Сергеевну веселил задор Михаила, она умышленно выпытывала у него всё, чтобы подольше позволить этому мальчику поиграть во взрослые игры. А тот как-то заговорчески наклонился вперёд и начал объяснять:       — Первоначально ячейка была открыта на имя дальнего некровного родственника Юрия Викторовича, никаких связей ни по фамилиям, ни по месту рождения, ни по месту жительства. А содержимое просто принадлежало Царицыну. Он понимал, что всегда будет на карандаше и любые его контакты и связи отслеживаются. Поэтому его имя нигде и не упоминалось. Он оставил мне контакты этого своего родственника, на тот момент он уже был глубоко больным человеком и по результатам освидетельствования судом был признан недееспособным. Жена не согласилась с решением суда и искала адвоката, который бы за дёшево согласился подать апелляцию на решение. Я работал почти бесплатно, но уже во время разбирательства этот родственник умер, возникла заминка, начались путаницы, однако все его документы, счета, ячейки, вклады были представлены суду для вынесения решения. Он умер, даже не зная, что было там. Во время вскрытия этой ячейки мне удалось сделать подмену содержимого ящика.       — Это чистой воды мошенничество, — Мария Сергеевна была шокирована. — Это преступление. Вы, как юрист, должны понимать — дача взятки явно, подлог, кража. Это не менее 5ти лет.       Но Чванов был до удивления спокоен, если не самодоволен: «Нет, это адвокатская практика»       Швецова потупила взгляд, ей было стыдно за поведение Михаила, за его хитрость, он ей казался до этого более честным человеком. Тем более, из головы всё не шёл тот факт, что несчастным человеком — родственником Юрия — играли абсолютно вслепую, информация в банковской ячейке явно представляла какой-то интерес, раз её так скрывали, а значит, за неё могли и убить, убить просто так. Очередная подлость со стороны Царицына… Или?.. Сомнения душили…       — И что было в той ячейке?       — Я не знаю!       — Как ты не знаешь? — от волнения Мария Сергеевна перешла на «ты». — Ты не заглядывал? Ты не захотел узнать, из-за чего мог погибнуть невиновный человек — этот родственник Юрия? Ты не захотел убедиться в невиновности, в правдивости твоего подзащитного?       — Но тот мужчина ведь умер своей смертью. А касаемо Юрия Викторовича… Нет такой адвокатской функции — верить, я должен защищать подзащитного, даже если он убил человека прямо на моих глазах.       — Да, Мишенька, не так ты начинаешь свой путь в адвокатуре. Что — даже в таком возрасте деньги не пахнут? — Швецова была зла, хотелось разрыдаться от обиды, парень оказался с хваткой, но и с гнильцой, идеальная кандидатура для подковёрных игр. Оставалось решить — помогать ли ему вообще или отпустить разруливать ситуацию самостоятельно. Маше надо было посоветоваться с близким ей человеком.       — Нет, деньги пахнут всегда. Я понимаю, что деньги от Царицына пахнут кровью, может быть, даже и Ани. Но я уже не могу выйти из этой игры. Я Вас прошу, не оставляйте меня, я не подонок, мне просто нужна помощь, никого больше у меня на этом свете нет, просить некого.       Сердце зашлось, заныло, оттаяло, Марии Сергеевне стало жаль этого несчастного мальчика. Он ведь действительно остался абсолютно один, а отказывать в помощи Швецова, себе на беду, никогда не умела.       — Я хочу увидеть содержимое этой ячейки. Привези, пожалуйста. — ушёл металл из голоса, надо работать, а не злиться на Михаила.       — Я поступил по примеру Юрия Викторовича. Мой знакомый тоже имеет ячейку в банке, и сейчас я ему позвоню, пусть заказывает вскрытие. — и решительно встал, чтобы выйти в коридор для телефонного разговора. А прямо у двери столкнулся с искрящимся от напряжения Кораблёвым. Смерив Чванова недоверчивым взглядом, стремительно приземлился напротив Швецовой и попытался её прочитать: расстроена, волнуется, узнала что-то тяжелое, неприятное. Первым позывом было выскочить из кабинета и потрепать как следует Чванова, благо, было видно, что он не уходит, а разговаривает по телефону, нервно перетаптываясь с ноги на ногу. Но Маша кладёт свою ладонь на его уже побелевший кулак на столешнице и проговаривает едва слышно:       — Тише. Успокойся. — и он вместе с воздухом из лёгких выдыхает из себя всю злость. — Ты чего примчался?       В вопросе, тоне голоса — нежность без краёв, надо сосредоточиться, чтобы держать ответ, но очень тяжело.       — «Жучок» на авто Чванова установил… следил… Ну не нравится он мне… Сигнал пришёл, что он в Питер приехал, по адресу Трусовых, а потом к тебе выдвинулся… Я и примчался…       — Ну что ты начинаешь? Ничего страшного ведь, что он приехал со мной пообщаться. — не помнила Маша, чтоб Кораблёв когда-то был до этого таким перестраховщиком… И таким до потери пульса заботливым…       — Страшно это. Он — мутный тип. Я понимаю, что он вскружил тебе голову, но это не повод доверять ему и прощать всё. Ты можешь совершить большую ошибку. — практически перешёл на крик, Швецова такого не потерпит, ударит сильнее, эффективнее:       –Не ревнуй меня, я пока не твоя — тоже громко, предельно. Подействовало, Кораблёв выпучил глаза, оглушено попытался встать и просто уйти. Но не смог, потому что ладонь Маши продолжала лежать на его руке. Через силу попытался взглянуть в глаза, а в них — теплота, летнее солнце, тонкая иголочка хитрости и море извинения за резкость. Лёня неспешно, чтоб не обидеть, вытянул свою руку, неловко сложил обе на груди. Завязался неспешный рабочий разговор — Мария Сергеевна подробно пересказала беседу с Михаилом, Кораблёв был внимателен, азартен, рвался в бой. Тем временем Чванов вернулся в кабинет, подошёл к Лёне и протянул руку для приветствия. Кораблёв ответил, на что Михаил весело продолжил: «Примчались?», ни секунды не раздумывая, прозвучало: «Боюсь за неё больше жизни». Будто бы не заметив ответа Лёни, Михаил обратился к Швецовой:       — Содержимое ячейки будет у меня около шести вечера. Я приеду к Вам снова и всё привезу. Ознакомимся вместе. — специально выделив последнее слово, обозначив, что они «вместе», сел на стул. Повисла пауза. Мария Сергеевна тем временем уже внимательно смотрела на диск, всё это время лежащий на конверте: «Давайте посмотрим. Там тоже будут ответы». «Или у нас появятся новые вопросы» — с ремаркой Лёни нельзя было не согласиться.       На записи легко угадывалась камера тюрьмы, хронометраж внизу показывал знакомую дату — для подтверждения Маша перепроверила — день написания письма для Анны, значит, делалось вместе и с одной целью. На переднем плане был пустующий стул, на который через секунду сел Царицын. Маша не могла не заметить, как изменился он за эти годы и все переживания. На её грустно-тихое: «Постарел Юрий» Кораблёв, нависавший над сидящей Машей, тяжело вздохнул, и Швецова поняла, что надо постоянно следить за своими словами в присутствии Лёни.       Подсевшим, почти стариковским голосом зазвучало: «Я, Юрий Викторович Царицын, бывший подполковник ОРБ и бывший подполковник ФСБ. Проходил службу в системе МВД с 1976 года, с 1980 года — внедренный сотрудник КГБ, до ареста в 2001 году в интересах госбезопасности занимался делами, связанными с валютными махинациями и инвестициями в иностранные предприятия. С 1986 года курировал юридический факультет госуниверситета, занимался подбором сотрудников, созданием и расширением агентурной сетки осведомителей. Мною в 1986 году были завербованы, среди прочих, два студента первого курса — Николай Рыбник и Герман Трусов.»       Внимательнее других это видео смотрел Михаил. Он действительно мало знал достоверных данных о своём подзащитном. Естественно, было понятно, что Юрий — человек опытный, не простой судьбы, выполнявший много разной работы и часто переходящий допустимые и недопустимые границы. Он почти никогда ничего не рассказывал лично о себе. Да и некогда было — все их беседы служили одному делу — справедливости в деле магната Павла Масловского. И Михаилу узнать с чего началось это дело было очень интересно и необходимо. Чванов активно запоминал — новые для себя имена, года, факты для составления полной картины того, что было. Уникальная информация — именно так её назвал Царицын при одной из бесед, он её сохранил и хочет передать куда надо, но что формой послужит видео, Чванов даже не мог и предположить. Немного неприятно резануло самооценку то, что это видео адресовалось Анне, будто бы ему он доверял недостаточно или дело обстояло проще — это было лишь объяснением для семьи Трусовых и больше никого не касалось.       А видео продолжалось:       «Начиная с 1998 года в поле зрения ФСБ попала деятельность нефтяного магната Павла Вадимовича Масловского, который кроме голого криминала, выстраивал схемы по переводу государственных средств на развитие нефтяной промышленности на счета частных и юридических лиц за границей, получая при этом многомиллионные откаты. Покровителем Масловского в криминальном мире выступал Леонид Константинович Хруцкий. По оперативным и подтвержденным данным было известно, что похищение жены Масловского в 2001 году было организовано криминальным авторитетом Осатуряном, который на протяжении многих лет успешно сотрудничал с ОРБ. Интерес к похищению жены Масловского имел и Хруцкий, недовольный тем, что Павел Вадимович ведёт слишком грязную игру не по правилам и значительно увеличил свои аппетиты в отношении бизнеса Хруцкого. По косвенным сведениям, авторитет Хруцкий также состоял в связях с правоохранительными органами в качестве посредника либо агента, и совместно с Осатуряном мог участвовать в схеме закрытия Масловского. Это подтверждается готовностью Хруцкого сотрудничать с полицией и прокуратурой и оказывать им содействие. После окончания ВУЗа Рыбник продолжил службу в госбезопасоти вплоть до получения взятки на службе, а Трусова пришлось частично развербовать сразу, так как он, перейдя в журналистику, несколько раз допускал утечку информации через СМИ. Тем не менее, сотрудничество с Трусовым мною прекращено не было, так как это был надёжный и быстрый канал распространения нужной информации в обществе в нужное время. Так, именно через Германа Трусова была запущена информация о похищении жены Масловского, которая и попала к журналисту Скачкову. Это было необходимо для возможности привлечь Масловского к делу, тем более, наружное наблюдение до этого отслеживало киллера Пальцева, который и был связующим звеном между Масловским и Осатуряном».       Кораблёв почти на физическом уровне ощущал, как накатывает на него волнение и тревога. Царицын удивительно подробен в своём рассказе и вот, совсем скоро он по хронологии дойдёт до событий, в которых участвовали он и Маша. И это всё, всю правду, услышит Михаил. Комок к горлу подкатывал, но надо сохранять самообладание — слова есть только слова, если они не подкреплены уликами.       «Я признаюсь в убийстве Германа Трусова. Это произошло спонтанно, без предварительной подготовки. Трусову было известно о готовящейся встрече киллера Пальцева и человека от Масловского, на которой должен был быть сделан заказ на убийство Хруцкого. Трусов встречу сорвал, заказчик ушёл. В тот вечер, когда я заметил, что мой сотрудник, майор ОРБ Кораблёв Леонид Николаевич, получил сведения по своим каналам обо всей схеме и начал анализировать, я понял, что надо действовать. Вмешивать Кораблёва в это дело я не планировал, понадеявшись на свои силы. У меня произошла встреча с Трусовым у него дома через один день после задержания Пальцева. Трусов не раскаивался в своих действиях, понимал ценность для дела факта задержания заказчика убийства Хруцкого, однако объяснял это охотой за сенсацией, желанием заработать. Кроме того, он продал эту информацию и в другие издания. Мотивировал тем, что закрыть Масловского не выйдет, мало улик, а ему надо кормить семью. На мои предположения о том, что Масловский может добраться и до него, если узнаёт, кто запустил эту информацию, он в открытую признался в убийстве своего коллеги Скачкова. По его словам, больше некому было сообщить об источнике информации и экспертиза не нашла бы ничего в его организме, ведь он был алкоголиком. У нас возникла потасовка, в ходе которой я случайно застрелил Трусова. Мне нельзя было пойти под следствие, так как это разрушило всю систему расследования. Я полностью понимал тяжесть своего преступления, но на кону были большее дело. Я решил подставить под подозрение в этом деле майора Кораблёва, пользуясь тем, что он при свидетелях угрожал Трусову».              Лёня отчётливо увидел, как напряглись жилки на тонкой шее у Маши и она сделала слишком глубокий вдох, едва услышав его фамилию. Она переживает, это приятно.       «Как это произошло, я рассказывал при допросе, так это и было, за тем исключением, что признание у меня, говоря неюридическим языком, «выбили», немного спутав карты. Я ввел в заблуждение человека, который вынудил меня признаться, не имея возможности посвятить его в тонкости всего дела. Я понимал, что там участвует личный мотив, и этот человек спасает от уголовной ответственности не просто невиновного, а близкого ему человека — Кораблёва. Наверное, ещё и поэтому я признался, понял мотив. Но сути дела моё признание не поменяло — я, как поверенный в делах Масловского в России, успел связаться с ирландским поверенным, передать ему счёт, который был сразу арестован Интерполом. Схема была разрушена, Масловский пребывал в ярости. Мною были предприняты попытки выйти на него напрямую, открыться ему, предложив полное очищение биографии с возможностью выезда за границу в обмен на достоверную информацию о его друзьях, но от встречи он отказался. Моя роль в этом деле закончилась, и я получил наказание, которое и отбываю».       Будто на полуслове оборвался рассказ Царицына, картинка сперва застыла, а потом и вообще почернела — воспроизведение закончилось. Чванов, как только после заметила Маша, закрыл блокнот, в котором выстраивал от руки схему этого дела, но потом снова заглянул в записи — пытался разобраться, чертил там стрелки, от напряжения сморщив лоб и был полностью вовлечен в свое дело. Кораблев нехотя разогнулся и неспешно отошёл от кресла Маши, сел напротив неё, облегченно выдохнул — ничего, ровным счётом ничего не прозвучало компрометирующего его и Швецову. Даже больше — хоть и без прямых улик и доказательств, только по признанию на видео, но Царицын полностью оправдывал его, взяв подчистую всю свою вину на себя, не переводил стрелки на других. Это делало Юрию честь, но реабилитировать его до конца не могло. Все было гладко в его рассказе, вот только фраза о близком человеке… Михаил, будучи мальчиком неглупым, мог, конечно, начать догадываться о том, кто в окружении майора способен на такой отчаянный и смелый ход, но, по-честному, даже сам Лёня иногда продолжал сомневаться в реальности произошедшего тогда, сколько бы не заверяли. Но они оба ведь подтверждали, независимо друг от друга, не стали бы врать, бессмысленно, ненужно. И к тому же — это сладкое чувство надежды, благодаря которому иногда только и держался на плаву в жизни. Он будет верить и не позволит, чтобы кто-то начал сомневаться, даже он сам.       — Об этих обстоятельствах нам с Леонидом было известно, нового он ничего не сообщил. — Швецова закрыла крышку ноутбука и сложила пальцы «домиком». — Видимо, Юрий действительно хотел, чтобы это видео стало основой для обвинения Масловского. Только это — лишь слова. У нас, как и тогда, на него ни одной улики ни по делу с заказом Хруцкого и Осатуряна, ни по делу Анны. Плюс к тому, есть ещё один факт в деле Масловского и Рыбника, но это мой личный счёт. И завтра в особняке Масловского я разыграю эту карту при беседе, Павел Вадимович обещал быть честным.       — Постойте! — резко отвлекшись от своих записей, Чванов был крайне удивлен. — Вы что, к нему сами поедите? Прямо к нему? Это опасно! — и не выслушав ответа Швецовой, сразу обратился к Лёне:       –Леонид Николаевич, Вы что её туда отпустите? После того, что она для Вас сделала? Выбила признания у Царицына!       А мальчишка оказался действительно проницательным. И скрывать что-либо было бессмысленно:       — Нет, конечно, я её одну не отпущу, будем вдвоём и подготовимся по полному комплекту. Там будет интересная беседа.       — Если эта встреча будет завтра, я буду поблизости, рассчитывайте на меня, не подведу. — и стремительно встал, уже у выхода кинув. — К шести часам привезу содержимое ячейки.       Тяжелая тишина повисла в кабинете, не было ни сил, ни желания что-то говорить. Непродолжительная зрительная дуэль кончилась капитуляцией Маши — отвела глаза в сторону, даже не осмелившись их поднять. Лёня, победив, нехотя поднялся: «Пойду поработаю, получу всё для завтрашнего рандеву». Оставшись одна в кабинете, Швецова обессилено уронила голову на руки.       

      ***

      В без четверти шесть вечера на столе у Маши уже лежали два комплекта прослушки, мини-камера и точечный диктофон. Всё — современное и стопроцентно рабочее. Лёня оказался настоящим кудесником, который благодаря знакомствам, харизме и «корочке» начальника убойного сумел добыть это богатство у смежников и ребят из других районов. А ещё суеверно откинутый рукой Маши на диванчик, сиротливо лежал облегченный бронежилет, нарядный и качественный. Кораблёв мерил своими шагами кабинет в таком же, но мужском, тем самым демонстрируя, что при передвижении он совсем не мешает. Устав от мельтешения, Мария Сергеевна сдалась: «Ладно, надену твой бронежилет, чтоб ты не переживал». Услышав обещание, Лёня засиял и как-то излишне нежно проговорил: «Вот и умничка». Опять возникшую неловкую паузу разрушил стук в дверь — Чванов с трудом проходил через вход, неся в руках внушительную коробку.       Там было всё! Буквально каждую фразу на видео подтверждала какая-то справка, приказ, протокол, там была почти постраничная копия уголовного дела Рыбника, дактилокарты на дежурного СИЗО, подменившего пистолет Кораблева, был диктофон, на котором последовательно были сохранены важные разговоры. Работа колоссального объёма. Но был там один протокол, подкрепленный аудиозаписью на отдельном диктофоне, который мог сыграть совсем не по их правилам. Из какого-то источника в документах Царицына оказалась запись беседы Масловского с Машей в камере СИЗО, неизвестно как полученная. Очень интересно!       Снова оставшись одной в кабинете, Швецова случайным образом включала записи на диктофоне. Вот на одной Масловский требует результатов выполненной работы, по его нервному смешку, явно преступной — и ему отвечают, чтобы всё было сделано и Масловского какой-то дурак больше не потревожит. От шока и бессилия Мария Сергеевна зажмурила глаза, но слёзы покатились крупными горошинами. Судя по голосу (а в этом она ошибиться не могла) ответственным исполнителем работы был её Дима.       Так вот к чему было штормовое предупреждение!