Лед и пламя

Темно-синее небо, похожее на бархат, вдруг нечаянно припорошило сахарной пудрой. Драко аппарировала домой и заметила это так внезапно и так удивилась почему-то этому незамысловатому явлению, что на пару секунд замерла, вглядываясь в безмятежную дымку облаков, бриллиантовые крошки звезд и неясный бледный полукруг луны. Небо, оказывается, так красиво ночью. Особенно в этой сказочной, волшебной тишине. Настолько странно красиво. Странно. Она попробовала слово на вкус. Последнее время этого «странно» стало слишком много. Странно быть девушкой. Странно дышать — не пылью и серостью Косого переулка, а ласковой терпковатой и столь горячо любимой хвоей леса, свежестью и свободой. По обыкновению она всегда аппарировала сюда, прямо перед высоким забором мэнора, в ста метрах от которого ютился небольшой лесок. Но только сегодня это место вдруг показало своё особое очарование, не испугало, не породило желание поскорее убраться отсюда, а успокоило, будто пшикнув умиротворяющим бальзамом. Драко задумчиво скосила глаза. Последние двадцать минут она ходила по магазинам обуви, примеряя различные модели и закупаясь лаковыми лодочками, изящными босоножками на каблуках, замшевыми полусапожками и даже высокими меховыми сапогами. В общей сложности она заказала у мадам Шерен с десяток платьев, недостаток которых восполнила в другом салоне, менее солидном и богатом, но тоже достаточно известном в узких кругах, прикупила обувь, шампунь, пропитанный ароматом хвойного леса, пену для ванн, гель для душа, новую расческу, которая смогла бы осилить расчесывание пушистых серебряных волос, резинки и заколки, парочку коробок с дорогими украшениями и головные уборы. Все это сейчас в уменьшенном виде покоилось в кожаной сумке на плече. «Соболиный мех», — тупо звучало в голове, как будто эту фразу записали на пластинку и случайно оставили на бесконечном повторе. Иногда она менялась хриплым голосом Поттера, от которого почему-то бежали мурашки. Я знаю тебя. Поттер с момента их встречи все никак не покидал ее мысли, оставляя тревожный молоточек недосказанности. Ей не хотелось бы, чтобы он стал первым человеком, кто узнал бы, что под личиной белокурой нимфы скрывается наследник Драко Малфой. Это слишком личное, чтобы погружать его. Гарри Поттер и так непозволительно часто бывал затычкой во всех местах, и она хотя бы в этом году хотела бы позабыть об его патлатой физиономии, которой в последнее время стало слишком много. Его хотелось выдохнуть и больше не вдыхать. Вместе со всей той злобой и ненавистью, что была в каждом взгляде, ему адресованном. Без Поттера жизнь Драко была бы в тысячу раз более скучной, и он даже находил на несколько мгновений приятными их перебранки, злые и режущие слова, пока они не утомляли его и не жалили. У них всегда были странные отношения. Могли бы стать товарищами, но Поттер сам отринул эту дружбу в пользу рыжего нищеброда и грязнокровки, за что и получал все шесть лет. Глупый-глупый Гарри Поттер, который никогда не умел достойно отвечать на выпады Драко Малфоя. Он бы хотел презирать этого мальчика с комплексом героя, но не получалось, получалось его только ненавидеть, причём громко — за то, что был таким приметным, таким напористым, таким успешным. Все газеты только о нем и говорили, и Драко хотелось порвать каждую из них на мелкие клочья вместе с портретами звездного мальчика. Поттер — настолько благородный, что спас его жизнь в Выручай-комнате, проклятый дурак и глупец, не думая о своей такой важной для всего мироздания шкуре. А что потерял бы мир вместе со смертью Драко? — да ничего. За это Драко ненавидел его особенно сильно. За то, что был в унизительном долгу перед ним. За то, что он даже не стребует с Драко Малфоя этот долг, — слишком, блять, благороден. Слишком идеальный Гарри Поттер, самый завидный жених, самый богатый наследник, самый смелый и ещё много раз это проклятое «самый». Мистер Идеальность. И эта дурацкая прядь всклоченных волос, которую она сегодня вдруг заприметила. Жёсткая и выбившаяся из того, что должно было быть причёской. Поттер вырос так резко, или она так резко упала, но он теперь уверенно и унизительно возвышался. Благородство и желание всем помочь в его зелёных глазах теперь било чуть выше ее головы. Хотя единственное, что ей в нем нравилось — это его недостатки. Он никогда не был настолько наблюдателен, чтобы так быстро и обладая таким маленьким количеством информации, сложить мозайку.

***

— … был так любезен, что пригласил нас в гости… — … Когда?.. — …мало, но предполагается… На следующей неделе… — … поразительно, как меняет людей… Сириус Блэк… Драко отпрянула от двери, едва услышала звук двигающейся мебели. Резко стало душно, и она громко выдохнула. Поправив домашнюю мантию, она привела дыхание в порядок и, не давая себе пути к отступлению, вошла на кухню, по привычке надевая на лицо легкий шелк надменности. Приятный запах выпечки и жара ударил по носу, легонько его щекоча. Люциус и Нарцисса сидели за небольшим столиком, накрытым скатертью, накрахмаленной до такой степени, что она напоминала пышное белое облако. Оба были в домашних мантиях, только под отцовской бледнела белоснежная, идеально выглаженная рубашка. Его длинные платиновые волосы были заделаны в изящный хвост за спиной и повязаны зеленой лентой. На ногах были лакированные туфли, из-под мантии виднелись также и брюки, тоже идеально выглаженные. Лицо было свежим, чистым, и искренне веселились глаза тем смехом, который мог возникнуть в них только от реплики жены, — Люциус Малфой, по обыкновению, был невероятно хорош собой. От него веяло властью, силой. Диана небрежно откинула мешающиеся волосы, к которым все никак не могла привыкнуть, за спину. Нарцисса сидела напротив отца, и ее локоны белоснежной платиновой волной спускались до самой поясницы. На губах леди застыла легкая улыбка, а сама она небрежно закинула ноги на стул, на котором сидела, позволяя себе вести себя некультурно, пока была дома. Разумеется, больше нигде таких вольностей она не допускала. Она пахла спокойствием. Диана подошла к столу и присела на третий стул. На столе уже чинно расположился изящный чайник, блюдо с печеньем и типичный английский завтрак — яичница с беконом. Она аккуратно наложила себе еды в тарелку. Во рту накопилась слюна и ей показалось, что сейчас она вполне могла бы съесть слона. Аппетит в этом теле почему-то только возрос. — Доброе утро, Драко, — поприветствовал ее отец. Его тарелка была наполовину пуста, и Люциус смаковал разговор с женой, не особо торопясь закончить завтрак. Имя вдруг показалось чрезвычайно глупым в такой ситуации. Драко. Родное сочетание букв, от которого придётся отказаться, как и от старой жизни. — Диана,  — коротко ответила она, пережевывая бекон. — Прости? — не понял отец. — Диана — мое новое имя, — блондинка отвлеклась от замечательного бекона, посмотрела на мать, а затем скользнула взглядом по отцу. С ним всегда было трудно разговаривать, все равно что говорить с божеством — всегда боишься сказать что-то не то. Для Драко отец долгие годы и был иконой, которой он подражал, и со временем детская эмоция снизилась не до конца, оставляя неловкость при каждом разговоре. Если годы назад Люциус казался идеалом, недостижимым и прекрасным, то сейчас она уже видела его огрехи, могла говорить и высказывать свои идеи, но этот проклятый жучок всегда грыз в первые минуты, когда она ещё не распалилась. — Богиня охоты, — лаконично заметила Нарцисса, неосознанно подыскивая объяснение для выбора Дианой имени. Драко была очень благодарна за то, что именно она высказалась первой.— Тебе идет. Как вчерашний поход на Косую Аллею? — резкая смена темы также пришлась по вкусу. — Шерен пришлет через неделю комплект одежды, туфли я уже разложила, банные принадлежности в ванной, все для волос купила, головные приборы в шкафу, — спокойно сказала Диана. Перевела дыхание. — Нужно решить что-то с остальными вещами. С огромным количеством дорогой одежды, предназначенной для юноши, которая все еще аккуратно висела на вешалках в самом большом шкафу. Драко было почти физически больно прикоснуться к ней и впитать запах дорогих духов, который навсегда останется на ткани. — Я сама разберусь с ними, — мягко сказала Нарцисса. — Спасибо, — Диана кивнула в знак признательности. Пока что было трудно отпустить призрак прошлого тела. Трудно было поверить, что женщина останется с ним до последнего вздоха. Но не верить Снейпу, который сказал именно эти жесткие слова, было глупо. Это значит лишь то, что Диана Малфой должна стать не худшей версией, чем Драко Малфой. — Блэк зовет нас на праздник в честь реставрации его родового поместья, — отходя от темы, которую никто из сидящих за столом не хотел поднимать, сказал лорд Малфой. — Любопытно, что он успел так быстро покончить со строительством, — равнодушно прокомментировала Диана, запивая яичницу чаем с ароматом бергамота. С момента превращения она стала еще более спокойной и холодной, чем была после службы у темного Лорда в роли шпиона. К этому было трудно привыкнуть. Эволюция образа капризного мальчишки до того, кто смог лгать в глаза убийцы, рука которого не дрогнула бы и от его собственной смерти, а потом и до ледяной девушки, облаченной в броню учтивости, была интересным явлением, но всем было понятно, что в душе белокурого юноши, а затем и серебряноволосой нимфы что-то ломалось с каждым становлением личности и с каждым новым слоем стали в глазах. Люциус помнил серые добрые глаза мальчишки, уверенного в своей исключительности, и сейчас их было не узнать в темных грозовых тучах хрупкой утонченной девушки. Женское лицо странно шло его сыну — раньше он выглядел просто опасным юношей, которых было мало, но которые все-таки были, а теперь стал единственной в своем роде женщиной, уникальной и неповторимой в своем величии и силе. Как будто рождён был для этого лица. — Там будут достойные кандидаты на твою руку и сердце, — запивая мысли горячим чаем, сказал Люциус, внимательно глядя на тонкие черты Драко, нет, Дианы. — Вы хотите, чтобы я вышла замуж? — глаза посмотрели с чем-то страшным. Пухлый рот чуть дрогнул. — Люциус поторопился, конечно, мы не хотим, это твой выбор, — Нарцисса смягчила слова супруга, и тот кивнул, принимая ее красивые формулировки. Люциус почти осязал неловкость. Он знал, что этот разговор будет сложным, но он висел над ними с самого превращения Дианы. Сын должен был привыкнуть к тому, что несет ответственность в первую очередь перед родом, который необходимо продолжать. — У меня давно нет выбора, с тех самых пор, как минуло мое совершеннолетие, — возразила Диана. — Дайте мне время, и я сама найду того, кто станет моим супругом, и рожу двух наследников для его рода и моего. Люциус внимательно посмотрел в серые глаза. Она так равнодушно и спокойно говорила о браке, будто бы совсем не верила в чувства и будто бы совсем не думала, что может полюбить какого-то хорошенького мальчика. Он знал, что эмоции не покинули ее совсем, и что она все еще умеет чувствовать и все еще умеет быть злой, агрессивной, нежной, доброй, ласковой, но иногда ему казалось, что осталась лишь маска красивой ледяной скульптуры вместо души его сына. Он понимал, что это следствие выработанной привычки утаивать эмоции от Темного Лорда, что расстаться с этим и начать жить заново, было трудно, но все-таки иногда страшился серых глаз, с виду будто бы мертвых. Его радовало, что Диана осознаёт ответственность и долг, но такая реакция была слишком зрелой, слишком непохожей на реакцию капризного мальчишки, каким он когда-то был. Нарцисса сдержанно улыбнулась. Они были теперь чем-то похожи — обе осознававшие свой долг перед семьей, сильные и красивые женщины с белокурыми локонами с той лишь разницей, что Нарцисса имела в себе южную красоту Блэков, а Диана пахла холодом и севером Скандинавии. В молчаливом обмене взглядами слышалось уважение к ее решениям. Да, она совершенно точно выросла и возмужала. Диана чуть усмехнулась. Она, пожалуй, слишком быстро смирилась со своим новым полом. Наверное, закаленная войной, она не находила это концом света, тем более зелье, которое обратило ее, видимо, делало свое дело, и она с каждым днем все больше и больше ощущала себя девушкой. Чего уж стоит даже истерика первого дня. Однако стержень прошлого характера остался, и Диана четко знала, что выйдет замуж так скоро, как найдет того, за кого может пойти наследница Малфоев. *** Ее волновал визит к Блэкам. Насколько она знала, последним живым представителем этого рода был Сириус, а его взгляды были… Весьма специфичные. Была еще Андромеда, но, насколько знала Диана, ее отлучили от рода, как и ее дочь Нимфадору. Беллатрикс убила Молли Уизли, Регулус Блэк тоже был мертв. Оставались лишь Нарцисса, его мать, Андромеда и Сириус, который стал главой рода. О Сириусе Блэке она знала, что он был крестным Поттера и сидел двенадцать лет в Азкабане по ложному обвинению в убийстве его родителей. Заварушка с его делом была знатная: на его третьем курсе Поттер и Ко разоблачили настоящего убийцу — Питера Петтигрю, но тогдашний министр Магии Корнелиус Фадж им не поверил. Блэк скрывался от закона долгие четыре года, но при новом правительстве был оправдан. Кингсли Брустверу хватило показаний Поттера под сывороткой правды, чтобы это сделать. В итоге Сириус получил свободу и полное право на владение своими деньгами и недвижимостью. Он сделал несколько вложений, пожертвовал деньги Мунго, помогал в отстройке Хогвартса — в общем, старательно отмывал свою репутацию от огромного черного пятна. Как видно, следующим его шагом было восстановление связей с собственной семьей, и начать он решил с Нарциссы. Диана думала, что это очень мудрое поведение. Но мысли о чертовых аристократах и чертовом Блэке напоминали ей о Поттере, о котором она совершенно не хотела думать, поэтому она презрительно поморщилась, как будто бы от этого воспоминания могли сгинуть. Подумав, Диана отвлеклась от мыслей и от тарелки, с удовлетворением решив, что сыта, и перевела взгляд за окошко. Кремовое небо за окном в завитках облаков, похожих на взбитые сливки, светилось чуть золотистым светом. Виднелись верхушки деревьев и гор, равнины, поля, которые комкались в одну бесконечную серо-зелено-коричневую полоску и сходились к самому горизонту, где солнце вовсю входило в свои утренние права. Пахло чем-то осенним, фруктовым, и ей вдруг захотелось выйти на улицу. Она взяла еще кусочек бекона и на несколько минут была занята только расправой над ним. Когда Драко закончила и подняла голову, то увидела сову-неясыть, которая протягивала отцу газету «Ежедневный пророк». Люциус порылся в карманах мантии, выудил несколько кнатов и положил в кожаный мешочек. Сова удовлетворенно ухнула и улетела, оставив Люциуса с газетой. — Отвратительная газета, — поморщилась Нарцисса, наблюдая как муж разворачивает бумаги. — Надо знать планы своих конкурентов, — невозмутимо отозвался Малфой и вдруг удивленно выгнул бровь. Диана, которая до этого не выражала никакого интереса к газете, чуть скосила глаза на разворот. Отец быстро пробежался по статье и передал газету почему-то Диане, хотя обычно первой ее в такие моменты получала Нарцисса. Он выглядел задумчивым и смотрел с легкой ехидной улыбкой. Мать заинтересованно пыталась увидеть, что мелькало на передовице. В нехорошем предчувствии она взяла газету. И тут же замерла, глядя… На саму себя, падающую в руки Гарри Поттера. Необычайно чёткая фотография передавала каждую чёрточку его лица. Эту глупую прядь. Над фотографией бежал заголовок: «Драко Малфой — девушка! Что ему нужно от Гарри Поттера?» И мгновенное осознание. Он умудрился добраться до нее через сотни километров. Этот мальчишка с зелёными глазами, которые на фотографии подергивались дымкой волнения. Она отчетливо вспомнила его взгляд и вдруг, не тая, поняла, что он теперь все знает. Проклятье.