Когда ему исполнилось шестнадцать /сборник драбблов/

Винсент всегда ценил эти ночи. Он знал, что Гилберт не любит его так сильно, как сам Винсент любил Гилберта; потому, наверное, Винсент был так рад, когда брат пускал его в свою постель. Ничего… странного, просто поспать вместе. И пусть в поместье Баскервилей ему давно уже выделили одну комнату – как и Джеку, - он не мог отказаться от этих ночей. Слишком уж он любил их, чтобы отказываться. Но этой ночью на сердце Дитя Несчастья было неспокойно. Он будто чувствовал, что не стоит идти в комнату Гилберта и залезать под одеяло; будто… Будто боялся чего-то. И, как только он, одетый в длинную белую сорочку, забрался на большую постель брата, тот открыл глаза. - Винсент. Голос его не был холоден, но… Нет, не безразличен, нет, не злобен, просто строг. Предельно строг и чуть-чуть печален. - Да? – откликнулся тот, нервно сминая меж пальцев одеяло. - Я видел тебя с Учителем. Винсенту показалось на миг, что янтарные глаза Гилберта недобро полыхнули в темноте. Тот сел; ох, как бы Винсент возлюбил эту минуту, когда мог лицезреть прекрасный торс старшего брата, если бы не то, что сам Гилберт сказал!.. - Я… Не… - пробормотал он, робко опуская взгляд. – Ты тоже проводишь с ним много времени. - Я видел, как Учитель целовал тебя. А тебе это нравилось, - спокойно, отчетливо произнес Гилберт. - Ты не… - Винс, - оборвал его Гилберт, рванулся вперед – и за руки схватил, чуть ли к себе не прижимая. – Винсент, послушай. Тебе правда это нравится? Винсент опустил взгляд, глаза прикрывая, и замер. Ему… Ему было так приятно чувствовать губы Глена на своей шее, так тепло и хорошо в его объятиях, так… правильно казалось на поцелуи его отвечать. Глен никогда не держал его слишком крепко, если держал вовсе – иногда Винсенту хотелось самому его поцеловать, - так что Винсент всегда мог отбиться и убежать. Но никогда этого не делал. - Винсент! - Это сложно, - почувствовал он, как предательски краснеют щеки его, и прикусил губу. – Я… Не против. Да, мне нравится. Он сжал пальцы в кулаки, пытаясь вырваться из хватки старшего брата, но тот был силен – и потому Винсент поднял голову, стыдливо на Гилберта смотря. - Просто… Гилберт, это… - Это неправильно, - произнес тихо тот. – Но так будет лучше для тебя. Они оба замолчали на миг. Потом Винсент подал голос: - Лучше? Я… Я люблю тебя, Гилберт, но Глен… - Он тебя не заставляет? Скажи честно, Винсент, я… Я могу с ним поговорить. Всмотрелся в лицо брата, близко-близко оказался – Винсент почти увидел отражение своего алого глаза в его янтарных. Гилберт… Гилберт был таким добрым к нему, тому, из-за кого Гилберт всю свою жизнь страдал. - Все хорошо, Гилберт, - тихо ответил Винсент. – Глен никогда… Не проявляет силу. И попытался отвернуться. Гилберт наконец отпустил его запястья; вздохнул с облегчением – будто камень с души упал - и уставился на свои руки, что теперь лежали на теплом одеяле. - Винсент… Давно у вас это? - Месяца четыре. С тех пор, как мне пятнадцать исполнилось, - все так же еле слышно пробормотал тот. – Но я не против, даже… Лучше немного на душе. - Будь с Учителем, Винс, - качнул головой Гилберт, отсел от брата и лег на мягкую подушку. – Потому что я никогда не отвечу тебе взаимностью. Ты должен это понимать, и если с Учителем тебе и правда хорошо – будь с ним. Голос его был беспристрастен – так напоминал голос Глена, когда он разговаривал с каким-нибудь графом или герцогом. Быть может, Гилберт сам становился Гленом; у него уже были две чернокрылые цепи, и после него в коридоре уже начали оставаться черные перья. Винсент ловил их; собирал, у сердца хранил, но не мог долго оставлять – и сжигал в камине, надеясь, что никто не заметит. Но отличие Гилберта от Глена было в том, что Глен любил Винсента. Редко говорил это, но… Это ощущалось. Для Дитя Несчастья прочитать столь сильное чувство очень просто, и Винсента грела эта любовь. А Гилберт не любил Винсента. Нет, что-то между ними было, но… То, что Гилберт испытывал к своему брату, было похоже на серый никчемный долг. Оттого Винсенту все больнее было общаться с ним; оттого Винсенту все тяжелее было любить его. Но теперь Гилберт был прав. Глен мог дать Винсенту то, что никогда не смог бы подарить Гилберт. Только вот Гилберту было вовсе не жаль, и он даже, кажется, был немного рад – пусть и обеспокоен. Да, Винсент любил Гилберта. Любил его безмерно, любил так, как не положено брата любить; любил настолько, что был готов на все ради него. Но потихоньку он начинал любить и Глена.