Когда ему исполнилось шестнадцать /сборник драбблов/

За окном выла вьюга, а внутри было так тепло и хорошо. Винсент и правда рад был, что все поместье Баскервилей было соединено под землей переходами и тоннелями, так что на улицу даже выходить не приходилось. Винсент не то что не любил снег и зиму – просто не хотел мерзнуть, а в эту ночь даже на зеленых иголках елок появилась корочка льда. А ведь деревья не мерзнут. Винсент вздохнул, осторожно ставя свечку на стол. Ему, наверное, лучше было бы сидеть у камина с Гленом сейчас и слушать, как медленно, глубоко бьется его тяжелое сердце, но он все-таки остался в библиотеке. Потому что здесь же остался и Гилберт. Гил обхватил губами кончик пера, которым писал, и перелистнул еще одну страницу какой-то книги, замирая очином над светлым рулоном бумаги. Винсент замер на миг; после – положил пару книг перед братом, осторожно касаясь его руки. - Гилберт, я принес, - произнес он тихо, и Гил кивнул. Винсент вновь увидел его глаза – такие красивые, медово-ореховые, что, казалось, в них можно было утонуть. Он любил Гилберта; не так, как любил Глена, но… Несколько неправильно все же. И пусть теперь было не так больно, Винсент все равно не мог забыть своих светлых – и не очень – мыслей о брате. Кто-то сказал бы, что это мерзко, но Винсента показывали в цирке, как урода. Вот что было мерзким для него. Поэтому он любил Гилберта всем сердцем, уже, правда, не страдая от его безответности. Ему было уже не так больно, а Глен наполнял его сердце светом; и за это Винсент, за это тоже, так сильно хотел быть к Глену ближе. - Спасибо, - пробормотал тот, будто выходя из транса. Посмотрел внимательно на брата; кивнул, а Винсент улыбнулся мягко, рядом присаживаясь. - Скоро закончишь? Ты так давно сидишь над этими книгами, - поинтересовался он. - Я уже успел и себе почитать найти. - Эротические романы — не лучший выбор, - пробубнил Гилберт, осторожно беря в руки ту книгу, что Винсент оставил на столе незадолго до этого. - Я ведь угадал? Открыл том, полистал, замер; взгляд его пробежался по нескольким строчкам, и Гилберт зарделся, стыдливо губы поджимая и откладывая книгу в сторону, будто боясь прикоснуться к ней вновь. Уткнулся носом в свою рукопись, краснея до кончиков ушей. - Прости, - качнул головой Винсент. - Не стоило тебе ее брать. - Это... Я... Я сам виноват, - пробормотал Гилберт, усиленно делая вид, что пишет. Настолько усиленно, что перо хрустнуло от напряжения, и Гилберт разочарованно отбросил его на стол. - Эх... Винсент вздохнул, вставая. Он знал, где в библиотеке хранились перья; принес, осторожно Гилберту протянул — прикоснулся к его руке, как будто бы невзначай, и печально отвел взгляд. Он не видел в глазах Гилберта радости от того, что рядом находился. И это все еще печалило Винсента. Совсем чуть-чуть. - Я... Знаешь, я тут еще надолго, закончу поздно, - подал голос Гил снова, макая перо в чернильницу. - Иди лучше к Учителю, он, наверное, так хочет обнять тебя в этот снежный вечер. Винсент неловко сложил руки на груди, все улыбаясь мягко. Не он один, да; не Глен один. - Я хотел побыть с тобой, Гилберт. Сегодня. Гилберт вздрогнул, на него поглядывая. - Да, знаю... Прости. Винсент кивнул, как и всегда. Покорно. Без вопросов. Ему было достаточно того, что Гилберт его не ненавидел; уже это казалось Винсенту величайшим счастьем, которое он только мог получить после всего того, что им двоим из-за самого Винсента пришлось пережить. Побои. Насмешки. Продажа родной матерью в цирк, побег, холодная мерзлая улица. А Гилберт привел их к Баскервилям, к Джеку, Глену и Шарлотте с Фангом. Гилберт поджал губы неловко, и Винсент, вздохнув, взял в руки свою новую книгу, которая оказалась гораздо более непристойной, чем думал Гилберт. - Винсент, я... - вдруг подал голос он, - Я хотел сказать, что в Сабрие приехала ярмарка. Там будет много украшений... Хочу тебе купить что-нибудь. Винсент вздрогнул. - Поедешь со мной? - спросил его Гил, виновато улыбаясь. А его брат печально пожал плечами. - Не заставляй себя, - тихо произнес он. - Не нужно. - Я хочу порадовать тебя, - странно как-то произнес Гил. - Тогда... Давай сходим в оперу, - улыбнулся Винсент. - Оперу? Хорошо, - кивнул Гилберт рассеяно, а потом и вовсе уткнулся в бумагу. - Пока. - Ночи, - кивнул ему Винсент, на миг взгляд на темной шевелюре брата задерживая, и отвернулся. Он помнил, как Глен, когда они маленькие были, ругал Гилберта. Говорил, что он должен любить Винсента, говорил, что важнее Винсента в жизни его больше никого не будет. А Гилберт молча слушал, возразить главе Дома Баскервиль не смея. Винсенту лишь хотелось, чтобы Гилберт делал это потому, что желал сам. Потому что иначе стена между ними станет еще тверже, а тверже... Кажется, уже некуда.