Когда ему исполнилось шестнадцать /сборник драбблов/

Освальд сначала не понял. Винсент никогда не был особо тихим – нет, он не кричал, не будил половину поместья стонами, вовсе нет, но хотя бы рваные вздохи и едва разборчивые фразы всегда с его губ срывались, когда они вдвоем занимали постель. Теперь же Винсент так слабо обмяк в руках Глена, сразу после того, как они оба закончили. Его глаза закатились, а после и прикрылись бледными веками – и Освальд наклонился к его груди, чтобы услышать почти незаметное дыхание и гулкое биение сердца. Винсент был жив, конечно, был жив, но… У Освальда не было очень уж большого опыта в подобных делах – с Джеком не сравнить, но… Винсенту было настолько скучно, что он заснул? Или ему было слишком хорошо, что он настолько забылся? Глен осторожно уложил его на постель, залюбовавшись румянцем, что заалел на щеках Винсента от его прикосновения. Он казался спящим – такой милый, такой беззащитный, такой открытый и… Да, нагой. От того, что он не был ничем прикрыт, не был порочен, как всегда, не был недоступен, в Освальде вновь просыпалось желание. Он, прикусив свою руку, подавил его, позволяя росткам боли отрезвить себя. Винсент был невероятно красив, и о нем хотелось даже просто заботиться. Глен тронул его волосы, золотые пряди перебирая; Винсент вздрогнул, влажными губами воздух хватая, но не отвернулся. Глен улыбнулся, будто видя что-то настолько прекрасное, что… Почему «будто»? Он был счастлив здесь и сейчас, в это самое мгновение. Он был рядом с Винсентом; Винсент же, похоже, был очень и очень задет его… Действиями и их последствиями. Освальд мог бы очень долго рассматривать его худые ноги, сминающие простынь, его алые щеки, его действительно красивое лицо… Но это не казалось ему правильным. Он осторожно склонился, губами лба Винсента касаясь. Хотел прошептать что-то – но не стал. Освальд не думал, что Винсент его услышит; но, по правде сказать, еще он думал, что никому лучше не знать то, что лежит у него на душе. Освальд боялся неправильно выразить то, что ощущал в груди своей; а Винсент ведь мог, мог неправильно понять. Это было бы невероятно печально, потому Глен и не рисковал. А, может, стоило бы. Он потянул за краешек мягкого одеяла, разворачивая его, и укрыл Винсента. У Винсента была одна забавная привычка: он никогда не торопился надевать исподнее, предпочитая, когда это было возможно, подразнить Глена и покрасоваться своим столь желанным телом перед ним. Не сразу, конечно, это к нему пришло, но Винсент очень быстро смелел. И Глен, несмотря на то, что не считал подобное поведение пристойным, не мог не признаться себе, что такой вид юного воспитанника Джека Безариуса ему безумно нравился. Он ласково завернул Винсента в одеялий кокон, обнимая, а сам лег рядом. В конце концов, Винсент скоро придет в себя; а Освальду очень хотелось быть рядом в этот момент, чтобы напоследок после всего поцеловать.