Когда ему исполнилось шестнадцать /сборник драбблов/

У Винсента ноги были слишком тверды, чтобы упасть. Он шел почти уверенно; он… Он уже все решил. Ему было стыдно перед Джеком. Джек, Джек, он… Пожертвовал стольким ради него и ради Освальда. А Винсент просто не смог принять его дар. Он не собирался бежать второй раз, да он и знал: не получится. Если он попытается сбежать еще раз, Джека могут убить. И не только. - Зачем мне жить без Освальда, Джек?.. – улыбнулся он горько. – У меня нет выбора. - Выбор всегда есть, - оборвал его тот с такой же болью в голосе, руки схватил. – Винсент. Если бы я… Когда Лейси сбросили в Бездну… - Я бы никогда тебя не узнал. Но я не такой как ты, Джек, - покачал головой Винсент. – Я другой. Я – ди… - Ты не должен умирать. - Но мне нет смысла жить, - рассмеялся он. Джеку было тяжело. Это Винсент видел в его глазах – необычайно красивых, зеленых, как весенние листья. Не то что янтарный, как у Глена, и красный, как у любого Дитя Несчастья, Винсента. Глаза «грешника». Быть может, все не потеряно. Быть может, там, за гранью разрушения, изгнания из мира привычного и обычного, полного уничтожения, есть что-то еще. И если есть – Освальд там. Никуда он не денется. Винсент не знал этого наверняка, но был готов рискнуть. Ведь по эту сторону, если так подумать, у него оставалось… Ничего. Он мягко обнял Джека. - Джек? - Да? – дрожащее ответил тот, и Винсент даже улыбнулся. Джек, Джек, Джек Безариус. Тот, кто любил Винсента сильнее всех на свете – кроме Освальда, конечно, - и тот, кто сам научил его любить. Лишь только он и Гилберт не были больше Винсенту безразличны - но теперь мир потух в глазах Винсента. Все стало таким тусклым, даже золотые волосы Джека. - Спасибо. Винсент осторожно потянулся к губам Джека, целуя его впервые с тех давних пор, как познал любовь Освальда, целуя вовсе не целомудренно, но мягко, как в тот – самый первый свой раз. Он почти забыл, каково это – целовать Джека, а ведь это было так хорошо, на самом деле. Ведь… Если бы не Джек… Винсент никогда бы не осмелился сделать что-нибудь еще. Джек был так добр, что позволял маленькому Винсенту любить себя до безумия – и вместе с тем хранил его маленькое и совсем юное, невинное сердце, пока оно само не окрепло. Винсент был так благодарен Джеку. - Тебе я отдал свой первый поцелуй. Последний тоже твой, - произнес он тихо. Джек улыбнулся. Около глаз его уже начали появляться морщинки. Он старел – медленно, очень медленно, но старел, и Винсент чувствовал: уж Джек-то свое счастье не найдет никогда. Наверное, это была его судьба. А Винсент был рад, что сам успел хоть немного счастья познать. Джек был там, около врат Бармаглота, когда все началось. Гилберт обнял Винсента крепко в последний раз – и все. Джек устал говорить, что новый юный Глен совершает ту же ошибку, что и все Глены до него. А Винсент устал просто рвать паутину жизни, что опутала его как-то слишком туго, выбора не оставив. Цепи были не очень тяжелыми. Просто холодными; они не ранили, но держали крепко, и это ничуть не пугало Винсента: уж он-то представлял себе, что такое Бездна. С собой он забрал лишь две вещи: мешочек с семенами черных роз и шкатулку-часы, что сделал ему Джек еще до того, как Винсент с Освальдом сбежали. А потом солнце кончилось.