Инквизиция в деталях

У Травельяна нервный тик на щеке. У Травельяна сохнут глаза. У Травельяна фантомные боли в отсутствующей руке. Травельян не хочет жить. Кассандре приходится уговаривать его, чтобы утром он встал с постели. Иногда она вынуждена орать, чтобы заставить его поесть. Она вообще разговаривает за них обоих, потому что бывший Инквизитор – и раньше не особо разговорчивый – теперь почти все время молчит. Кассандре нечего сказать, да и не особо хочется лишь в минуты, когда взгляд воспаленных глаз Травельяна шарит по комнате в поисках заветного порошка. Кассандра отворачивается, когда обрубок руки дергается вперед, стоит Травельяну углядеть ящик с вожделенным ядом. Тибо – левша. То есть был левшой. А теперь он, скрипя зубами, неуклюжими мозолистыми пальцами правой руки пытается отщелкуть тугой замочек на деревянной изукрашенной коробке. Пять минут – именно на столько хватает терпения Кассандры, прежде чем она подскакивает и оттесняет Травельяна от стола. Резкими, нервными движениями она раскрывает проклятый инкрустированный зёв, где скрыт дурман. Уже отточенными жестами она отмеряет дозу сероватого порошка, разводит, греет над зажженной лампадкой, разбавляет водой и протягивает отраву любимому человеку. – В одиночку я теперь даже сторчаться не могу, – с кривой ухмылкой он салютует ей бокалом и с жадностью глотает жгучую дрянь. Кассандра наблюдает, как ходит кадык на его горле: вверх-вниз, вверх-вниз. Она сама приносит ему лириум. Травельян не говорит ничего и ни о чем не просит, но Кассандра видит, что наркотик как-то помогает ему – не унимает боль и не дарит забытье, но словно бы делает жизнь менее дерьмовой. В такие минуты Травельян по-прежнему молчит, но Кассандра чувствует, что ему легче. Она даже не предложила обратиться к Каллену за помощью – знала, что Тибо на это не пойдет. Она просто говорит за двоих, бодяжит лириум и помогает по утрам завязать штаны и застегнуть камзол. Кассандра ждет. Она слишком хорошо знает Травельяна, чтобы не понимать – это временно. Нужно просто немного подождать, и самый близкий ей человек оклемается. Выправится. Справится. А она просто будет рядом – плечом, жилеткой, опорой. Рукой. Всем, чем понадобится. Если понадобится. Кассандра ждет. *** Лириум остался. И рука не отросла. Если смотреть со стороны – ничего не изменилось. Но это – со стороны. А изнутри… Кассандре хочется смеяться – в голос, громко, захлебываясь от радости. Потому что Травельян шутит. Шутит по-настоящему, а не сверкает острыми гранями злого сарказма. Кассандра готова пуститься в пляс, потому что у Травельяна наконец появился аппетит. Кассандра почти счастлива, потому что Тибо говорит: «Нам надо выйти погулять, в этой конуре можно сдохнуть от рахита». Никуда не делся шарящий взгляд воспаленных глаз, и все также Кассандра вынуждена «заваривать» яд для любимого человека. Она по-прежнему завязывает на нем штаны по утрам и застегивает камзол. И фантомные боли терзают его чаще, чем голод или жажда. Но они наконец засыпают рядом, прижавшись друг к другу, как не прижимались раньше, и даже просыпаются тоже – в объятиях. Проблемы совершенно никуда не делись, но Кассандре плевать! Она дождалась.