***
Временами небо уставало плакать, но никуда не пропадала тяжелая мгла, начинающаяся от самой земли. Неторопливый ветер уныло завывал за окном. Город нахохлился и потускнел. Даже зеленая трава, цветы, деревья утратили казалось бы цвет. В такую погоду хотелось сидеть дома в четырех стенах и заниматься чем-нибудь домашним, слушая как потрескивают поленья в камине. Не хотелось даже думать о промозглом сумраке снаружи. Сколько себя помнил Никлаус Майклсон, отсидеться в ненастье под крышей дома у него не получалось ни разу. Еще с незапамятных времен правило викингов гласило — «Женщина и кошка хозяйствуют в избе, мужчина и собака — во дворе!» По странному обыкновению, при мысли о доме слева в груди глухо и тяжело заныло. На мгновение Никлаус прикрыл глаза, отставляя стакан с порцией ненавистного в последнее время бурбона на широкий кресельный подлокотник. Дом… Мистик Фоллс… Почему-то вспомнилась яблоня, под которой ему однажды посчастливилось сидеть с Кэролайн Форбс на их первом официальном свидании. Конечно же неприступная вздорная вампирша была тогда вынуждена согласиться на его условия, опасаясь за жизнь своего драгоценного Локвуда. Но первородному было плевать на мелочи такого рода. Свидание есть свидание. Главное — цель была им достигнута. Обсуждая какую-то чушь насчет Елены и Деймона, они тогда распивали украденное им со стола шампанское и дурачились! Он до сих пор помнил тот ее смех. Звонкий. Искренний. Заразительный. По истине чарующий, ласкающий слух, упоительный звук. Симфония, которую слушать бы целую вечность. И именно тогда. Именно в тот момент, в тот день — беспощадный убийца, извечный циник, любитель войн, коварств, интриг и всевозможных распрей предельно четко осознал, что безнадежно пропал. Проиграл. Влюбился. Отчаянно и безнадежно. Себе во зло. Себе в искупление. Понял, что эта девушка уже не просто для него соревнование, средство от скуки, не банальный трофей в конфликте с малолетним тупоумным качком Локвудом. Нет. Эта девушка — дар небес. Или их кара. Не все ли равно? В душе тогда словно бы что-то расцвело, возродилось, восстало из пепла. Впервые за десяток сотен лет он вел себя как сопливый шкодливый мальчишка. Зачем-то вытащил из внутреннего кармана праздничного смокинга добытую им специально для такого торжественного случая анкету, и начал дразнить клочком жалкой бумажки девчонку, у которой буквально округлились глаза от перебора его коварства! Гибрид буквально упивался ее временной растерянностью, смущением и шоком. Играл с ней словно с котенком. Забавно было наблюдать за тем как Мисс Само Совершенство И Невозмутимость с наивной легкостью ведется на столь откровенную и явную провокацию! Совсем еще дитя. Прыгала вокруг него, пытаясь отнять анкету, пока не сообразила что выдает врагу свои истинные эмоции. Добродушие, симпатию, игривость, радость… Смутилась. Рассмеялась. И это мимолетное мгновение откровения проскочившее тогда между ними стоило всех драгоценностей мира. Цвела душа. Цвела и яблоня. Нежно-бледные лепестки, подхватываемые слабыми порывами ветра, украшали распущенные по плечам белокурые прекрасные волосы, обтекаемую форму хрупких белоснежных плеч… Этот весенний аромат цветения, смешанный с чистотой юного тела, с утонченным шлейфом духов… Буквально сводил с ума звериное чуткое обоняние. Не испытывай он тогда тех странных, необъяснимых чувств к этой невероятной девушке, прямиком, даже не задумываясь, никого не постеснявшись, набросился бы на нее средь бела дня. Взял бы по животному прямо на той скамье, под тем самым деревом, на глазах наблюдавшего за ними во все глаза так ненавистного Локвуда… Никлаус хотел бы этого. Изощренно отомстить за неповиновение глупому щенку, дерзнувшему бросить вызов сильнейшему из могущественнейших. Что было проще? Спустить свои элегантные безукоризненные брюки, задрать узкий подол золотого утонченного платья на девчонке, прижать ее к дереву, или к скамье преодолевая ничтожное сопротивление, сдвинуть край трусиков в сторону и. Поступить так, как поступал всегда, когда чего-то хотел. Но… Слишком красиво солнечные блики переливались в белокурых прядях волос, слишком прекрасно звучал мелодичный для утонченного слуха голос, слишком хорошо и спокойно было находиться рядом с забавным, ни о чем не подозревавшем созданием, слишком безмятежно и тепло становилось на измученном вечностью сердце… И он не обесчестил ангела. Передумал. Залюбовался. Украдкой наблюдал за сыплющей остротами на все его реплики языкастой девчонкой. Тайно впитывал ее образ, совершенные линии, изгибы, очертания… Вытатуировывал ее на собственном сердце… Невозможно было не заметить этой его пристальной до ненормальности параноидальной заинтересованности, одержимости ею. Возможно поэтому временами Кэролайн замолкала не находя слов для дальнейшей беседы… Видимо, от того, что смущалась смотреть на него на прямую в открытую… В такие моменты легкий румянец трогал бледную кожу щек. Робкое смущение украшало ангельское создание пуще прежнего. Смущение… Давно позабытая древним эмоция. Кэролайн же являлась живым воплощением многогранности, радужности человеческой чувственности, усиленной в сотни раз вампиризмом. Как она умудрилась не растерять все это наподобие большинства оставалось загадкой. Она искрила эмоциями как новогодняя елка, выдавая несколько десятков своих настроений в минуту. Часто Никлаус не мог подолгу смотреть на нее, как на солнце. Но видел ее как солнце — и не глядя. А нежные лепестки цветущего дерева продолжали лениво кружить вокруг уединившейся от гостей на скамье пары, создавая иллюзорность прекрасности бытия. Создавая иллюзию романтической сказки. Такие же яблони росли у него дома, более тысячи лет назад. Какие же чудесные яблоки хранились в домашнем подполе, в больших, плетеных собственными руками корзинах — румяные, сочные слитки благословенного солнца. Какой дух всегда был в том подвале — точно мать или любимая девушка в щеку поцеловала! Сотни лет назад Никлаус Майклсон умел ощущать радость от таких казалось бы незначительных мелочей как красота, поэзия, искусство. Обратившись в зверя, всего через какой-то месяц, не справившись с убивающими его эмоциями — чувством вины, самоуничижением, саморазрушением, он на какое-то время отключил эмоции… И это стало началом конца. Кто бы мог подумать что какая-то белокурая малышка из Мистик Фоллс напомнит ему о важности низменной человечности? Обратит взор проклятой души от мрака обратно к свету… Алые губы обжигает коллекционный алкоголь. Суровое безжалостное лицо на мгновение озаряет непривычная, редкостная теплота. Образ беззубой маленькой мечтательницы-путешественницы, доверившейся ему без каких-либо колебаний, моментально и сразу заставляет по особенному забиться в груди сердце. Кэролайн пошевелилась в постели. Слабо зазвенел заговоренный браслет на ее тонком запястье. — Эй. Трепетное прикосновение к руке заставляет девушку ненадолго вынырнуть из пут беспамятства. — Эй. — слабо повторяет она, машинально сжимая пальцами мужскую сухую ладонь в ответ. — Я убил их всех. До единого. Выражение мужского лица становится хищным. В немигающем взгляде ни капли раскаяния. Клаусу все-равно что ответит ему на это заявление гостья. Для него важен сам факт того чтобы она просто ЗНАЛА что отомщена. Знала, что находится с ним в абсолютной безопасности, под надежной защитой семейства древних. В уставшем взоре девушки мелькает немой укор, который впрочем тут же сменяется на терпимость, смирение, понимание. Ей сейчас не до споров. Слишком слаба. Измучена. — Спасибо. — еле слышно шелестит в ответ Кэролайн, чувствуя как веки начинают снова тяжелеть и слипаться. Невероятная свинцовая тяжесть начинает утаскивать ее обратно на дно туманного забытья. Яд в крови нейтрализован первородной кровью, но до сих пор продолжает изнурять ослабший организм девушки, заставляя ту чувствовать себя как человека в неизлечимой горячке. — Холодно. — неверно истолковывая причину собственного озноба, тихо жалуется Кэролайн. И прячет руки под одеяло, сворачиваясь там трогательным клубочком. Снаружи остается одна лишь светловолосая макушка и кончик носа. Одеяльный ворох сотрясает мелкая лихорадочная дрожь. Вид раздевающегося гибрида от чего-то нисколько не тревожит вампиршу. Она находится в некой ирреальной прострации, будто бы во сне, и воспринимает действительность не всерьез, понарошку. Шелест простыней. Отодвигаемое в сторону одеяло пропускает на секунду холод. Кэролайн недовольно что-то бормочет себе под нос, когда переборов слабое сопротивление, гибрид заставляет ее перевернуться к нему лицом на бок. Горячее тепло мужского животного тела особенно чувствительно окутывает своим жаром ледяные кожные покровы. Мышцы стального пресса крайне плотно прилегают к оголенному, частично перебинтованному животу девушки. Надежная грудная клетка гибрида охотно принимает на себя мягкую, упругую женскую грудь. Ноги намеренно переплетаются с женскими, на всякий случай захватывая свою пленницу в некое подобие плена. Внушительная выпуклость внизу живота, упирающаяся в женское лоно ничуть не смущает первородного. Всего лишь банальная реакция организма на женское обнаженное тело рядом. Главное — другое. Дрожь начинает медленно, но верно отступать. Температура самую малость, снижается. Кэролайн становится заметно труднее дышать. Слишком крепко прижимают ее к себе волевые сильные мужские руки, заботливо делясь с жертвой стечения обстоятельств своим согревающим теплом. Дыхание гибрида становится таким каким бывает у припортовых грузчиков разгружающих вагоны, —тяжелым и глубоким, шумным. Стук мужского сердца в груди отбивает ритм автоматной очереди. Сквозь туманную завесу перед глазами, Кэролайн любуется вздувшимися на мужской шее венами, что расползаются по подозрительно опасно заострившемуся лицу жаждущей неведомо чего хитроумной, затейливой паутиной. Бесстрашно, не спрашивая никакого дозволения, девушка очень осторожно и аккуратно приникает своими губами к манящему ее источнику силы. Тактично погружает свои острые клыки в область самой привлекательной крупной артерии. Глоток излечивающей, целебной крови словно вдох кислорода для утопающего. Из горла непроизвольно вырывается стон невероятного наслаждения. Душа летит то ли в рай, то ли в ад. Все-равно куда. Только бы не останавливаться. Кэролайн послушно позволяет застонавшему в ответ мужчине проделать с ней тоже самое, нисколько не заботясь о последствиях. Кровавое туманное марево застилает собой весь разум. Она лежит на боку, чувствуя как под мужскими, судорожно сминающими ее кожу на спине руками, начинают слабо похрустывать ребра. Плевать. Лишь бы только пить не останавливаясь. Ощутив осторожный, но крайне чувствительный и ощутимый прокус за ушком, Кэролайн хочет слабо вскрикнуть, но не может выдать ни звука. Слишком невероятно происходящее. Слишком ошеломительно. Прекрасно. И уже увереннее она как можно глубже вонзается своими клычками в мужскую шею, растворяясь в кровавом мареве без остатка. Тела переплетаются. Ласкаются. Нежатся. Стонут. Сгорают от умопомрачительной жажды друг по другу. Загнанное, шумное дыхание обоих оглушает размеренную тишину спальни. Тонкие ледяные женские пальцы намертво переплетаются с горячими сильными. Переплетенные руки вдавливаются в простыни. Утопают в ткани. Еще немного и Никлаус воспользуется девчонкой, закончив ее растление окончательно. То, чем они занимались сейчас — вопиющее, самое развратное бесстыдство, которое только можно было себе представить в самых смелых эротических фантазиях. Нечто слишком интимное и запретное даже для познавшего самые разнузданные оргии средневековья первородного гибрида. Это таинство. Мантра. Соитие душ. Дарение себя другому. В изнеможении, насытившись до предела целебной кровью, девушка обессиленно отстраняется. Перестает пить из нее и гибрид. Бросает оценивающий, тревожный взгляд на свою гостью, будто ожидает от нее непременного осуждения, криков, скандала. Ничего. Лишь только полукружия красивой груди, вырисовывающейся из-под одеяльного края, особенно эротично вздымаются и опадают. Кровавый взор рассеян и прибывает в усталом блаженстве. Как можно плотнее прильнув к источнику тепла девушка спокойно, полной грудью вдыхает исходящий от Никлауса Майклсона мускусный, пропитанный насквозь страстью, кровью и потом аромат. После чего незаметно тихо и безмятежно на нем засыпает. Только первородный не смыкает глаз этой ночью. Тихонько поглаживает пригревшуюся у него на липкой от пота груди девушку по волосам цвета золотой осени, и размышляет. Обдумывает список возможных врагов. Плетет в своем изощренном сознании сотни возможностей для изощренной мести решившим бросить ему вызов. Исключает любую вероятность случайностей. Так просто он это все не оставит.***
Кэролайн снились воспоминания. Ирреальные. Детские фантазии. Сказки. Снился дикий лес. Яблони. Целый сад развесистых, старых, мудрых деревьев. Снилась радость, солнечные блики проходящие сквозь пальцы и окрашивающие ладони в розовый цвет. Снился смех, мечты, надежды, стремления. Снилась боль. Первое разочарование. Во сне она стояла маленькая, лет пяти-шести на распутье и не могла выбрать куда ей бежать. Душа тянулась в противоположные стороны. Кэролайн чувствовала себя собачкой, которую поставили перед жестоким выбором два любимых хозяина, которых она никак не могла разглядеть из-за веток древних деревьев. Каждый приманивал ее к себе, звал. И только от нее зависел выбор к кому побежать первой. — «Вспомни, love »… — уловил фразу женский слух сквозь глубокий сон. И без каких-либо раздумий Кэролайн побежала во сне в нужном ей направлении.***
— Камилла…!!! Девушка резко оборачивается на напяливающего позади нее брюки полусонного гибрида. — Хочешь сказать, это не то о чем я подумала?! — сквозь подступающие к горлу слезы предполагает Ками. Она намеренно старается говорить громко, всем сердцем желая разбудить так на нее похожую смазливую блондиночку, прикидывавшуюся все это время безобидной овечкой. — Может выйдем? Мужское лицо беспристрастно. Тон, с которым говорит мужчина едва сдерживаемый, вкрадчивый, тихий. Барменша переводит ошарашенный взор Никлаусу за плечо. — Опасаешься потревожить чуткий сон своей ненаглядной рабыни? — язвит Камилла, словно тявкающая шавка посмевшая бросить вызов самому волкодаву. — Какая забота и благородство! Не вдаваясь в подробности, Никлаус молча впивается надежной хваткой в безуспешно начавший вырываться из стального капкана женский локоть, и силком вытаскивает скандального недоучившегося психолога в коридор. Мягко прикрывает за собой дубовую надежную дверь. — Ты вызываешь у меня отвращение, Клаус! Лицо блондинки искажается брезгливостью, становится ярко-малиновым пунцовым от перебора ярости, гнева и ревности. — Неужели? — издевательски изгибает брови гибрид, чувствуя как внутри него начинает закипать неуправляемое им бешенство и слепая агрессия. — В постели ты говорила обратное… Внутренне он пытается отыскать ту удивительную особенность в девушке, что так заинтриговала его при их первом знакомстве. И неожиданно осознает что это ничто иное как…цвет волос и порядочность, доброта. Ками привлекла его потому что была блондинкой, залезшей ему сразу в душу! Барменша замахивается чтобы дать ему пощечину за незаслуженно брошенные им слова. Но Никлаус перехватывает женскую ручку буквально в паре сантиметрах от своего лица. Сочувствующе склоняет голову. Пристально вглядывается в широко распахнутые, оленьи глаза. — Не забывайся, милая. Покушение на жизнь короля карается смертью… — Ты… Угрожаешь мне?.. Из-за нее? Ну вот… Огромные глаза начинают наполняться, словно два детских бассейна, привычными за все их время знакомства, слезами. Теперь первородный чувствует себя самой последней сволочью. Хватка слабеет и выпускает тонкое запястье из стального капкана. — Между мной и Кэролайн ничего нет. — сдавленно, явно через силу выдает свое признание Никлаус. От произнесенных слов отчего-то проходятся по душе когтистые скрежетчащие кошачьи когти. — Я не намерен оправдываться. Мы с тобой не в слезливой мелодраме. Не веришь, ты знаешь где выход. В глазах напротив вспыхивает боль и надежда. Слепая вера. Почему-то это не радует. — Я застала тебя с ней в постели! Что мне думать?! Просто поверить тебе? Как же это все бесит. Первородный обходит собеседницу, намериваясь поскорее закончить весь этот с ней балаган. Первые его настоящие Отношения с женщиной от чего-то уже не кажутся такими радужными как это казалось недавно, и совсем не радуют. Скорее напротив — досаждают. Окажись перед ним очередная шлюха наподобие Женевьев, давно бы открутил уже голову. — Значит, все твои слова в тот вечер… — тон девушки заметно понижается. Она говорит об их первой проведенной совместно ночи. Ночи душевного откровения, когда уставший от извечной борьбы со всем миром первородный, изрядно перепив, высказал психологу свои тайные, глупые, несбыточные надежды относительно своих представлений о нормальной семье. Чем видимо в последствии и растопил неприступное сердце барменши. — …Пустой звук? Никлаус резко оборачивается, более не сдерживаясь в эмоциях. — Я не отказывался от своих слов! — выкрикивает он, не желая более слышать клевету в свой адрес. — Тогда докажи! — по лицу Камиллы ручьями стекают слезы. Она до удивительного похожа на Кэролайн… Может именно поэтому беспрерывно льющиеся чуть-ли не каждый день по поводу и без соленые потоки все еще трогали черствое, равнодушное к такому роду проявления эмоций мужское сердце? — Прояви так желанную тобой честность, доверие, искренность… Размытая взвесь сотрясает отдаленное пространство где только что находился гибрид. И Камилла задыхается от внедрившегося в ее рот яростно орудующего там языка. Не успевает девушка прийти в себя как вдруг осознает, что уже повалена ошалевшим от зашкаливающих эмоций мужчиной на кровать в одной из соседних гостевых спален. Камилле не приходилось его таким еще видеть. Неистово, буквально до ненормальности возбужденным, сгорающим от безудержного желания обладать ею, сходящим с ума от желания… Никакой нежности, никакой романтики, боязни травмировать ее… Слепая, яростная в своем порыве страстность. Так может желать свою женщину лишь влюбленный в нее до беспамятства всем своим сердцем мужчина. И Ками позволяет первородному самцу проделать с ней этой ночью все что тому только вздумается, даже запретное, даже самое смелое, растлевающе необузданное…***
Недовольно насупившаяся Хоуп ходила по дому хмурее тучи, изредка заглядывая краем глаза в одну из спален. Детское любопытство превознемогало над ревностью. Но как только Кэролайн подзывала ребенка к себе, девочка тут же отходила прочь от двери, скрываясь во мраке обширного коридора. Коул так и не осмелился навестить пострадавшую, скрываясь не пойми где от брата и его верных людей. Всё-таки не стоило младшему идиоту при всех хвастать тем за что именно он схлопотал по своей наглой физиономии… Ребекка брезгливо морщила свой аккуратненький носик, стоило ей только пройти мимо спальни где находилась Кэролайн. Элайджа даже не показывался, пропадая вместе с Хейли где-то на болотах. Клаус проводил все свое свободное время во Французском квартале, напоказ демонстративно карая ослушавшихся его воли карателей. Выискивал не самым гуманным методом главных зачинщиков, что посмели дерзнуть пойти против воли самого короля. С каждым новым днем Кэролайн все больше приходила в себя, не совсем точно осознавая что именно с ней происходит. Воспоминания о Стефане уже не ошпаривали кипятком ее душу. В присутствие Никлауса она все чаще терялась и почему-то постоянно отводила глаза от него куда-то в сторону. Стеснялась его. Чувствовала себя в его обществе неуютно. Взволнованно. Создавалось такое впечатление будто она хранит в себе некую страшную, баснословно постыдную тайну. А коварный гибрид — единственный кто способен разоблачить ее в этом и покарать за утаивание секрета. Вот посмотрит он ей в глаза и прочитает мысли! Содержимое грязной тайны девушке было пока неизвестно самой, но она остро чувствовала что близка к разгадке как никогда. Ни за что бы на свете Кэролайн не хотела бы знать сего ответа, но бьющееся внутри ее груди сердце заявляло об обратном. День когда на нее напали, она помнила плохо, как и последующие за тем события. Но именно с того дня для нее перевернулось ровным счетом абсолютно все. За последнюю неделю тишины и покоя она успела многое обдумать и выяснить для себя. Решение было принято.***
— Я хочу вернуться домой, в Мистик Фоллс. Заявление девушки звучит громом посреди ясного неба. Удалявшийся по неотложным делам, в сопровождении своей свиты, Никлаус Майклсон замирает посреди внутреннего двора, забывая куда и зачем направлялся. — Исключено. Сказал как отрезал. Сделал очередной шаг вперед, направляясь к выходу со двора. Подчиненные двинулись за ним, чуть было не врезавшись хозяину в спину когда тот вновь резко остановился и замер на месте. — Я пленница? Осознав, что ему не избежать неприятного разговора, гибрид резко оборачивается к задерживающей его собеседнице. Поджидавшие неподалеку поверенные делают вид, что ничего не видят, и не слышат. Сообразительные мальчики. В ином случае гибрид уже бы давно поотрывал бы им всем головы. — Ты знаешь, что это не так. — вынужденно признает неоспоримый факт Никлаус. Его тело предельно напряжено, словно в нем сокрыта невидимая пружина. Поза излучает скрытую готовность к отражению любой атаки. Мужчина всегда готов к самому худшему повороту событий. — Тогда сними с меня этот браслет! «Выдвигает требования… С возвращением мисс Мистик Фоллс…» — Это подарок, милая… — Это ошейник! «Возражает. Перечит.» Как же он скучал по всему этому. Первородный усмехается, насмешливо приподнимая брови. — Тебе не нравится? — Он постоянно трезвонит! Я не церковный колокол! — Эта, заметь, дорогостоящая вещица, стоимостью со скромный остров в Тихом Океане, помогла Ребекке отыскать тебя. — констатирует факт первородный. — Браслет спас тебе жизнь. И мой ответ — нет! — Значит я пленница! Напоказ недовольно закатывая глаза к небу, Никлаус разворачивается чтобы уже уйти. Он не намерен начинать бессмысленный спор с самого начала. Ему и самому не известны точные причины по которым смеет удерживать девчонку все еще при себе. — Я забронировала билет. — выпаливает ему в спину Кэролайн. Ей нелегко дается признание, но она хочет быть предельно честной с первородным, вернувшим ее обратно к жизни, вдохнувшим в нее само желание -жить. Никлаус оборачивается, отказываясь верить собственным ушам. — Хотела сказать спасибо… За все. — сменившая тон девушка по обыкновению смущается. — Я правда ценю все то, что ты сделал для меня… — На тебя открыт сезон охоты. — перебивает слова благодарности звереющий на глазах первородный. Откровенность за откровенность. К удивлению гибрида промелькнувшее изумление на красивом личике сменяется упрямством. — Я умею защищаться. — уверенно парирует Кэролайн, глядя с некоторым вызовом на своего собеседника. Она все еще бледна, но настроена крайне решительно. — Хорошо. — от чего-то крайне легко соглашается вдруг Никлаус. — Показывай, что умеешь. Пройдешь мимо меня — отпущу. Даю слово. Мысленно гибрид сравнил себя с Кэролайн и нашел, что они различались примерно так же, как пушистый домашний любимец и лютый цепной зверь, которого боится даже сам хозяин. Кэролайн нерешительно двинулась вперед. Перешагнула пару ступенек и попробовала оттолкнуть гибрида с дороги, слабо пихнув руками в грудь. Клаус вскинул руку практически незаметно, играючи. И его пальцы несильно обхватили девушку за шею по обе стороны от горла. — Никуда ты не пойдешь. — безразличным, равнодушным тоном проговорил Никлаус, не совсем точно понимая что за странное чувство разливается в его груди от одного только прикосновения к бьющейся под его пальцами на шейной артерии венки. —Ты убита. Во дворе, радуясь бесплатному развлечению, уже собралось гораздо больше вампиров. — Как это убита? — попыталась отшатнуться Кэролайн. Никлаус пожал плечами, не убирая руки. И девушка осталась на месте. — А как по-твоему, что будет, если я сожму и дерну к себе? Потом точно так же поступлю с сердцем? Осознание очевидного заставляет вампиршу слегка позеленеть. Она попыталась отвести мужские пальцы подальше от своего горла, но с тем же успехом она могла попытаться сейчас сдвинуть с места Эверест. — Это нечестно — обиделась она. — Я не успела… Никлаус кивнул и люто по-волчьи взглянул на глупышку. — Скажи это убийцам которые там тебя дожидаются. Кэролайн закусила губу. Гибрид был прав, но сдаваться она была не намерена. К тому же она и правда знала кое-какие опасные приемы, вспомнившиеся ей почему-то во сне. Никлаус поймал мелькнувшую руку девчонки и, обхватив кисть, слегка повернул ее внутрь. Кэролайн тихо ахнула и согнулась пополам, уложив голову на сгиб свободной руки первородного. — Опять убита. — сказал Никлаус. В настоящей драке у девчонки уже трещали бы позвонки, разрывая мягкую плоть мышц и вываливались бы все внутренности наружу. Никлаус выпустил раскрасневшуюся вампиршу и усмехнулся. По необъяснимым причинам ему даже стало немного жаль ее. — Могла бы напасть через лестничные перила… Он не особенно ждал что Кэролайн поспешит воспользоваться его советом. Но блондинка сразу стрельнула глазами в сторону подсказки, и тем самым себя выдала. Если бы не ее поспешность и искренность, она вполне смогла бы поймать гибрида врасплох. Но… Выглянувшая из-за угла дома новенькая служаночка сперва испугалась, потом прыснула коротким смехом, как и собравшаяся во дворе толпа мужчин. Кэролайн застыла в нелепой позе пятой точкой кверху, пригвожденная к резным перильцам жестким коленом Никлауса Майклсона. Гибрид посторонился, позволяя служаночке пройти, и не спеша выпустил сгорающую от стыда Кэролайн. Та чуть ли не плакала от бессильной ярости, унижения и обиды. — Хватит? — спросил первородный, нисколько не желая веселить собравшуюся толпу и дальше. — Или все еще собираешься на верную смерть? Отмени бронь. Ты остаешься. — Ты… — задохнулась Кэролайн. — Ну да, ты сильнее… И думаешь, что от этого… «Да, сильнее. — подумал про себя Никлаус. — Причем намного. А еще я быстрее. И выносливей. И драться научен с незапамятных времен. Именно поэтому ОНИ до ТЕБЯ НИКОГДА НЕ ДОБЕРУТСЯ.» А вслух сказал, оборачиваясь спиной к блондинке. — Спектакль окончен. Антракт.