Обломки наших грёз

— После происшествия в Чиёде они скрылись. Как оказалось, местом пребывания стала пещера. Их местоположение не было вычислено с помощью сенсоров, как предполагают, благодаря помощи «извне». Мы не знаем, кто оказывает им поддержку. Но раз трое подростков держатся на протяжении почти двух месяцев, значит, им помогают опытные шиноби. Что подлинно известно, так это «туман». По словам очевидцев, «туман» не техника, а пользователь. — Рассказчик замолчал и остановился у политической карты, бросив небрежный взгляд куда-то в сторону страны Воды. Вскоре он продолжил: — По последним данным, опознано четыре трупа, среди которых числится Котомине, убитый рукой Шиначику. Остальные трое были обнаружены на пути к пещере. Умерли раньше Котомине-сана на несколько часов, однако причина смерти четверых одна и та же — удушье. — Удушье? — переспросил именитый шиноби Суны, имя которого Шикамару сразу же забыл. Единственное, что он хорошо знал, так это то, что выходец из страны Песка сидит с тюрбаном на голове и часто задаёт хорошие вопросы. — Это странно, не находите? — все обратили внимание на говорящего, — хотя бы потому, что шиноби редко душат жертв. — Да, но тем не менее история помнит подобных людей. — Куро, тот самый докладчик, откашлялся. — Здесь далеко за примером не ходи. Тот же Орочимару, препарировавший жертв или любитель поножовщины и расчленёнки Хозуки. Головорез Забуза… В общем, история знает и такие случае, поэтому ничего странного не нахожу. Шикамару усмехнулся. Как это Куро не прыснул по поводу вырывания глаз у «звёздного» клана везде виновной Конохи, подумал он. Тем временем шиноби продолжал распинаться у доски с огромной картой: — После этого их обнаружили в десяти километрах от скрытого Тумана, однако след был потерян. За прошедшую неделю, после инцидента в Чиёде, их обнаруживают то там то здесь, однако сейчас они легли на дно и не показывают признаков существования. Предположительно, меняют регулярно положение… — Предположительно? — кто-то возмущённо повторил. В комнате раздался волнительный гул, где все выразили свою точку зрения, но только тихо. — Ограблено три деревни, которые понесли не только имущественные потери. В якобы мирное время гибнут люди. Народ в смятении, а всё потому что зная, что нукенины находятся на изолированном острове, никто их не может найти. — Шикамару узнал в говорящем шиноби из скрытого Камня. Им есть что сказать. — Насколько мы знаем, на их поиски отправлены люди из Песка. А результата нет. Тогда вопрос к Конохе: кто возместит все потери и начнёт разгребать собственные проблемы? Все замолчали и повернули головы к Шикамару. Мужчина выпрямился и мрачно посмотрел на шиноби Тумана, стоящего у карты и полностью разделяющего негативные взгляды выходца Камня. Оно и понятно. Здесь все против Конохи. Почти все. — Насколько я знаю, доступ шиноби Листа на территорию страны Воды был вчера ограничен. Туман решил разобраться с проблемой без нашей помощи. — Население страны стало относится к деревне скрытого Листа достаточно… враждебно. Если мы пустим на нашу территорию ваших шиноби, то, вероятно, пользы будет не больше, а недовольства постепенно выльются в восстания и мятежи. Шикамару посмотрел на Куро и сразу понял, что есть подвох и контекст. И хорошо бы, если только в отдельных отрывках речи. В голове рисовалась лишь одна цепочка: если бы установили свободный вход в страну, то все знают, что Коноха непременно бы направила в горячую точку Саске. Достойный шиноби, делающий работу тихо и мирно, однако такого мнения о нём были немногие. Мир до сих пор относился к нему с осторожностью, видя в давно порядочном семьянине тень опасного нукенина, которого хлебом не корми — дай сотворить нечто из ряда вон. Вероятно, доступ закрыли из-за него, а может, просто потому, что сейчас страна Воды и без того наполнена шиноби из разных стран. Осложнит поиски. Хотя вариант с Саске прельщал больше своей очевидностью. Шикамару отчётливо помнит, как всем миром решали его судьбу и судьбу Така в послевоенное время. Тогда людей было неимоверное множество… И вновь все собрались на нейтральной территории в стране Металла. Это значило только одно: появились сложности, постепенно рассасывающие созидаемое годами доверие. Кончились радостные солнечные деньки с таким кричащим лозунгом: «Миру — мир». Чем старше становились люди, когда-то юнцами сражавшиеся против Мадары, тем яснее они понимали, хотя и без желания, что здравый смысл у основателя был. И у Обито, слаженно толкавшего речи о том, что им на смену придут те, кто вновь попытаются менять в корне прогнившую систему шиноби. А с виду она казалась ничего такой, порядочной, если сказать по-простецки. Пока было непонятно, хочет ли Шиначику менять систему, но слова Обито возникали в подсознании каждого, кто в своё время слышал их, и были актуальными и чуть ли не пророческими. Света нет. Душно. Софит светил на карту, где фиолетовой стрелкой были отмечены следы нукенинов. Коноха. Пожалуй, Родина понесла самый большой урон. Свитки, реликвии, в том числе доспехи Второго (и на кой-они кому сдались), неописуемое количество жертв. Да уж… шалости отнюдь не детские. Камень. Опять реликвии. Опять свитки. Опять погибшие. Суна. Замкнутый круг из краж и убийств… Что за безумие?.. Неужели трое давно знакомых подростков, которые ничем не выделяются из среды сверстников, и некто «четвёртый» способны на такое? Убить — это ведь не шутки. Шикамару был уверен, что ни Шиначику, ни Вакару, ни глубочайших интроверт Сарада не готовы к убийству даже морально. А физически руки загнуться и желудок произвольно исторгнет всё, что в нём было. Они дети. Но опять же он раз за разом, оправдывая их, находил на камень преткновения. Доказательства. Неоспоримые аргументы, которые просто глушили своей весомостью. Это всё безумие. Нескончаемый порочный круг, который позарез нужно прервать. Именно поэтому все собрались здесь сегодня. — Вы говорили о «тумане», — Арата. Шикамару вспомнил имя человека, который был в тюрбане. — Не могли бы вы объяснить. Тем более, думаю, это по вашей части. На секунду все замолчали. Куро тяжело выдохнул, задержал взгляд на посланце из Песка и перевёл его на Какаши. — Здесь стоит задать вопрос Конохе. По нашим сведениям, они знают больше нас. Между словом, стоит сказать, что Хатаке сидел там, где никто его не видел, никто не слышал, а многие даже не подозревали, что он здесь. Однако он был едва ли не самым внимательным слушателем дела. Будучи в возрасте, на нём снова была форма шиноби и плащ. Как и много лет назад, здесь вновь заметало землю снегом… И Какаши, и Шикамару с полувзгляда Куро поняли, к чему ведёт мужчина. Нара уже буквально открыл рот, чтобы озвучить мысли, однако впервые за всё пребывание здесь вмешался старейшина Конохи: — Не имеем понятия. Отношения всё больше и больше накаляются. Чем это всё закончится? Лишь бы не новой войной. Через полчаса всё закончилось. Люди быстро расходились. Каждый домой, чтобы быстро доложить положение дел верхушкам. Нара быстро нашёл в толпе выходящих из тёмного помещения на свет людей седоволосого старика Какаши. Он целеустремлённо шёл вперёд, застёгивая горло плаща и поправляя перчатки. Уворачиваясь от прохожих, Шикамару пытался идти наравне с ним. — Почему вы не сказали? — требовательно, явно не понимая логики, спросил Нара. Он нахмурился и тоже застегнул плащ. Какаши, шагавший неприлично быстро для человека в возрасте, не проронил и слова. О чём-то задумался. Быть может, о том, что Хокаге сегодня получит стопку неприятных новостей. Как и обычно. — Какаши-сан! Хатаке искоса посмотрел на него из-под опущенных век. — О чём ты? — переспросил он. — Почему вы не рассказали о «тумане»? Я думал, эта информация для общего доступа. Зная противника, можно сократить потери… — Либо они с нами работают, либо не работают. — Что… — Шикамару невольно замедлил шаг, а потом, придя в себя, нагнал старейшину. — Какаши-сан, не время для вычурной принципиальности. Вы понимаете, что эта информация крайне важна?! Я… я поверить не могу… — Мужчина на эмоциях чуть ли не схватился за голову. Браня в голове старческую седину старейшины, он за три секунды молчания Хатаке успел разочароваться в нём. — Это не то, Шикамару… — Задумчиво пробубнил Какаши. Он шёл, но перед глазами была некая пелена. Старейшина что-то старательно вспоминал, о чём-то думал. — Это всё не то… Если бы это было тем, что мы думаем, то… оно было бы не туманом… Сбивчивая речь, несвязанность слов и предельно задумчивый взгляд заставили Шикамару верить, что всё-так старик не окончательно рехнулся и знает, что делает. Верить — это вообще последнее, что остаётся… Небо стемнело. Сарада уперлась в сырую стену полуразвалившегося дома. Это был один из пяти или семи домов заброшенной деревни в чаще леса, в котором было принято решение остановиться на ночлег. Какая-никакая, а крыша над головой есть и это уже хорошо, учитывая, что зима стояла на пороге и стучалась в дверь. Остальные развели костёр под упавшей крышей и отогревались после зябких нескончаемых прогулок. Они о чём-то говорили. Живо обсуждали то ли свиток, то ли дальнейший маршрут, то ли ещё что-то. Их голоса в голове Учиха то сливались в единых поток, то разбивались в дребезжащие осколки. Слова были неразборчивы в обоих случаях. Новый приступ боли в животе заставил девушку сжать посильнее челюсти и не дышать. А воздуха так не хватало. Ведь когда заканчивалась боль в животе и она пыталась сделать вдох, в сердце словно пронзали острым лезвием. Вдох не выходил. В глазах помутнело. Она наивно сняла очки, потёрла веки, вновь надела вторую пару «глаз», но видимость лучше не становилась. Вот боль ненадолго оставила, и она сделала этот вожделенный вдох, а потом выдох. На лбу появилась испарина. — Сарада? — бодро позвал Шиначику, но сразу же изменился в лице, когда увидел её. Но Учиха будто не слышала. Она смотрела прямо на стену, кажется, на свою руку. Глаза девушки были широко открыты. Сарада отшатнулась от стены и, спрятав руку под плащ, на ватных ногах продолжала стоять. Новый рези сделали ей подсечку. Она с шумом упала на колени, схватившись за живот. Первый подпрыгнул Вакару. Он встал на ноги, но оставался на месте. Парень был настолько ошарашен увиденным, что растерялся и не знал, что надо делать. Оправившись от волнения, Шиначику подбежал к Сараде. — Сарада… что с тобой? — он присел рядом с ней и дотронулся до плеча. Девушка опёрлась одной рукой о влажный деревянный пол, но не поднимала головы. — Сарада! — крикнул на неё Узумаки. Ноль реакции. — Всё нормально. — Её голос дрожал. — Издеваешься?! — Отойди. — Шиначику не успевал удивляться. Он не ожидал найти в её словах столько грубой и раздражённой манеры. Тело же самой девушки по непонятной причине коробило. — Отойди от меня! — чуть ли не закричала она и исподлобья посмотрела на него. Парень оторопел. Все замерли. — Сарада… — попытался вмешаться Вакару, но злобный взгляд Учиха его остановил. Он отвёл глаза в сторону с явно опечаленным лицом. Девушка встала и, развернувшись, ушла быстрым целенаправленным шагом. Никто даже не успел что-то спросить. Все смотрели ей вслед, но она довольно быстро исчезла в ночном мраке. — И часто… с ней такое? — спросила под впечатлением принцесса. — Редко. — Ответил Вакару и сел у костра. — Никогда, если точнее. Нашла, когда проявлять характер… — напоследок буркнул он. Учиха Сараду недолюбливали сверстники. Быть может, за её несладкий характер или же за постоянную замкнутость. Всегда казалось, что думает она больше, чем говорит. А говорит не о том, о чём думает. Друзей особо не было, хотя поклонники находились. Впрочем, быстро исчезали из-за холодка во взгляде пекущегося Саске. Её, можно сказать, побаивались. Но запросто признавали её авторитет. Благодаря своим незаурядным способностям и трудолюбию она не чернила имя великого отца, однако вместе с тем стала предметом всеобщей зависти. Пусть не открытой. Тот же Шиначику, который позволял себе в академии бесстрашные шуточки, за которые редко, но отхватывал. Да. Друзей у неё не было. Кроме команды. И то вряд ли там она считала себя «своей». Вакару и Шиначику всегда были вместе и всегда раздражали. Один своей фанатичностью на тренировках, а другой нытьём. Где она и находила своё место, так это в семье. В доме, который находился вдали от Конохи. Вакару никогда не помнил, чтобы она вот так на ровном месте грубила. И рявкала. Бывало иногда, но по делу. А тут… он терялся. С одной стороны, он, как и все здесь, волновался за неё. Её внезапное падение ясно показало, что что-то случилось. С другой стороны — обидно. Как говорится, словом можно ведь и убить… Шиначику поднялся и тоже без слов направился вслед за ней. Вскоре и его силуэт исчез из виду. Костёр потрескивал. Было светло и тепло. Единственное чего не хватало — уюта. А его и не будет на сырых развалинах. Его априори не может быть в подобное время. Киранеки глядела на языки пламени и постепенно поддавалась тоске, нагнетённой ситуацией. Ей, не так уж хорошо знавшей Сараду, вообще ничего не было понятно. — Всё в порядке. — От внезапности голоса и Вакару, и принцесса дёрнулись. Нишики, вернувшийся с обхода, спрыгнул с крыши и сел поодаль. К его внезапным появлением едва ли удавалось привыкнуть. Тело, так прозвал его Шиначику, никогда особо не вмешивалось в компанию. Всегда смотрел и слушал издали. Лишь иногда находился в Узумаки, используя его в качестве сосуда для себя. Зачем он это делал, никто не знал, хотя и предполагали, что делает Нишики это, чтобы контролировать Шиначику. Однако отнюдь. Такого ещё ни разу не было. — Она сказала? — вдруг спросил Нишики. Сначала никто и не понял, кто «она» и что сказала. Потом в обе головы практически одновременно пришла мысль о Сараде. Они переглянулись с единственным немым вопросом во взгляде: «Что она должна сказать?» — Нет, значит… — Сам пришёл к выводу Нишики. — Ладно. Он укутался поудобней в мешковатую одежду и приютился в углу, где было более или менее сухо. Парень был неприхотлив — все рано или поздно заметили это. Ни в еде, ни в воде, ни во сне, ни в условиях. Отвратительных условиях по меркам принцессы. Настолько отвратительных, что в жизни нет ничего более отвратного, как думалось ей. Нишики закрыл глаза и, кажется, мало-помалу стал проваливаться в сон. Следующим на дежурство уходил Вакару. Принцесса осталась наедине со спящим Нишики. Хотя она не была полностью уверена, что он спит. Хмурое небо стелилось над такой же хмурой Конохой. В окна кабинета падал тусклый свет с улицы, а в добавку ему освещали комнату электрические лампы. Время — полдень. За рабочим столом, на удивление, чистым и не загруженным хламом, сидела Сакура и быстро заполняла документацию. Уже который день подряд она занималась бумажной работой. И всё же главврач больше пишет, чем лечит. Женщина это поняла давно. Она сделала глоток остывшего кофе и, поставив размашистую подпись на последнем листе, со вздохом отложила всё на край. У неё были вещи поинтересней, чем документация. Вещи, ради которых она сделала все дела гораздо быстрее, чем предполагалось. Утром пришло письмо от Цунаде. Сенджу обещалась явиться в Коноху месяц или больше назад, однако на горизонте она так и не появилась. Мало того, что за последний год от неё ни духу ни слуху, так ещё и непонятно, где Цунаде всё это время пропадала. После рассмотрения дела Така в далёкие годы начала мирного времени, она просто растворилась. Как и Орочимару. В принципе, можно думать на совпадение, но рано или поздно приходила мысль, что они вместе. Тем не менее хотелось верить, что с ней всё в порядке и она не проиграла свою душу в карты… Сакура достала из кармана халата конверт и первым делом глянула на место отправителя. Деревня Досу. Цунаде сейчас была незнамо где. Сакура о такой даже не слышала. Узумаки только надорвала конверт, как по злому року судьбы в дверь постучались. Она оторвала свой взгляд с белой бумаги и досадливо посмотрела на выход. — Входите. — Разрешила она. В кабинет, поклонившись, зашла медсестра. — Сакура-сама, Нисоку Хьюга пришёл в норму. Узумаки резко встала и, спрятав конверт обратно, сразу же решила на тянуть с посещением этого больного. Нисоку Хьюга поступил в отделение с ожогами третьей степени. Тело было настолько покалечено взрывной печатью. Это произошло в ночь, когда были совершены первое ограбление и убийства. По сути Нисоку был очевидцем. Если, дай Бог, память осталась при нём. К пациенту проявляли внимание не только больничный персонал. Его состояние было крайне тяжёлым, однако современная медицина творит чудеса. Хьюга интересовал так же следователей и шиноби. Его показания, шиноби, охранявшего территорию деревни, были непомерно ценны. С помощью Нисоку планировали узнать многое. В том числе, убийцу его напарника и многое другое. — Двести шестнадцатая. — Напомнила шедшая возле медсестра и Сакура вовремя успела затормозить рядом с нужной дверью. Она без промедления зашла в палату. Натренированное ухо сразу же услышало пикающий звук приборов. И судя по ритму писка, всё было обычно для вышедшего из комы. Больной, лежавший на кушетке, выглядел не блестяще. Всему виной была его бледная, съёжившаяся кожа. Ожоги не украсили лицо, однако благодаря рефлексам основной урон пришёлся на руки. На них раньше было страшно смотреть, но и сейчас вид не лучший. Белое покрывало отбелило кожу, делая её ещё болезненней. Рядом стояла капельница. Нисоку сразу же перевёл взгляд на вошедших. Он только что вышел из комы, поэтому нужно было время, чтобы он адаптировался в этом пока что новом для него мире. — Ты знаешь, что делать, — сказала Сакура медсестре. Девушка кивнула и уже почти вышла из палаты, когда Узумаки снова распорядилась: — И скажи, чтобы кто-нибудь доложил Хокаге. Медсестра кивнула и ушла, тихо прикрыв за собой дверь. Сакура подошла к аппаратуре и внимательно вгляделась в ломаную кардиограммы. Всё в относительной норме. Пульс, давление — тоже. Она вздохнула и придвинула стоящий у двери стул к кровати, подле которой стояла тумбочка с цветами, книгой и пакетом с фруктами. У Нисоку в свои тридцать четыре не было семьи. Как говорила Хината, несмотря на свой достаточно мягкий и добрый характер, он так и не нашёл ту единственную. Родители умерли. Мужчина был единственным в семье. Зато был друг. Он приходил в больницу стабильно раз в день и подолгу сидел рядом с Нисоку. Звонил в регистратуру и справлялся о его состоянии. Все в больнице уважали человека, который постоянно ходил в двести шестнадцатую. И Сакура в том числе. Такие друзья были на вес золота. Были и будут. Женщина попыталась искренне улыбнуться. Она не знала, вышло ли у неё. Но она точно не хотела, чтобы Хьюга увидел в ней прискорбную жалость. Этим не поможешь. А вообще Сакура относилась скептично ко всем известной мудрости. «Скажи мне, кто твой друг, и скажу, кто ты»… Она считала, что человека по друзьям не судят. «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто твой друг» — так ей казалось правильней. Однако здесь всё было наоборот. Женщина так прониклась дружеской заботой о Нисоку, что ей думалось, что достойный друг может быть только у достойного человека. Она жалела пациента. Тяжело быть одному. А теперь со шрамами на лице и теле сможет ли кто-нибудь полюбить этого человека? По одёжке встречают… — С возвращением, — как можно мягче сказала она. Нисоку бегло посмотрел на тумбочку. Что он тогда подумал, сложно сказать. Его лицо оставалось потерянным. Он не до конца пришёл в себя. И не придёт в ближайшее время. Подавно ничего не скажет. — Меня зовут Узумаки Сакура. Я главврач. Понимаете меня? — спросила она. Пациент еле заметно наклонил голову вниз. Понимает. Сакура знала, что диалог не склеится. На практике стоит вопрос: восстановится ли он после глубокого сна или нет. Пятьдесят на пятьдесят. Или то, или это. — Вы очнулись после длительного бессознательного состояния. Слабость со временем пройдёт. Кого выбирает смерть? Есть ли в ней хотя бы капля справедливости? Сакуре приходили эти мысли попутно общению с пациентом. Она от них старательно отмахивалась, не догадываясь, что эти мысли — ось вращения всей человеческой жизни. Зачем мы умираем? Сразу за этим вопросом следует другой: для чего мы живём? Как и раньше, подобное приходило в голову. Уже на выходе после краткой беседы с пациентом, женщина столкнулось с его другом. Она радушно улыбнулась, пропустив гостя в палату, и, дав пару наставлений, вышла. Когда главврач вошла в свой кабинет, время склонялось к вечеру. Рабочий день давно закончился, что показывали стрелки часов, висящих на стене справа. Без пяти минут восемь. За окном — непроглядная тьма заднего двора. Решив не засиживаться более, к тому же работы больше не оставалось, Сакура сняла белый халат, надела пальто, переложив письмо в его карман, и вышла из больницы. На улице выпал первый и скудный снег. Он лежал на замерзшей земле тонкой прозрачной плёнкой и, скорее всего, растает завтра днём. Женщина облегчённо вздохнула: дорога к дому освещена куда лучше заднего двора больницы. Путь не занял и пятнадцати минут. Прохожих становилось всё меньше и меньше. Равно как и фонарей. Увидев вдали милый сердцу дом, Сакуру слегка опечалил его мрачный вид: окна не горели. Наруто ещё на работе, Касуми у бабушки и дедушки. Да и сама Сакура приходила обычно не так поздно. Выглядело так, словно семейный очаг потух. Подойдя ближе её смутил ещё один немаловажный факт: на пороге некто стоял. Фонарь напротив дома, как назло, погас. Оставался заметным лишь непонятный силуэт. Сакура замедлила шаг и остановилась, тщательно всматриваясь в тёмную фигуру. Осознав, что ничего она не увидит, женщина решила продолжать маршрут. Узумаки и не предполагала, что сегодня её навестит капитан Ямато. — Здравствуй, Сакура, — ещё издалека поприветствовал её мужчина. — Капитан… — по голосу опознала она его. — Умеете испугать и озадачить одновременно. Женщина взглянула на бывшего сенсея: одет по форме. Значит, по делу. — Давно ждёте? — спросила Сакура, открывая входную дверь. — Входите. Небось замёрзли. — Спасибо. Недавно. Ты редко приходишь домой раньше девяти. Пришёл наудачу. — Что ж… Дом осветился приятным желтоватым светом. На кухню зашла хозяйка, что сразу стало заметно по сопящему чайнику на плите и вкусному запаху разогревающейся еды. Ямато сидел за столом, осматривая всё кругом. Он давно заходил сюда в гости. Всё работа, всё долг… — Приятного аппетита. Что же привело вас сюда, Ямато-сан? — Сакура поставила тарелки с супом на стол. Теперь благодаря парку над едой становилось ещё и уютно. А вообще хорошая хозяйка — залог уюта в доме. Женщина присела рядом. Ямато, как и полагалось опытному Анбу, не дрогнул ни одним мускулом на лице. Словно пришёл сюда для мирских бесед ни о чём, хотя это было далеко не так, и Сакура, как полагалось опытной матери, сразу поняла это. Будь ты хоть закоренелым человеком с бесстрастным лицом, дважды мать всё узнает с полувзгляда. — Благодарю, — учтиво произнёс Ямато, переведя тяжёлый взгляд с глаз Сакуры на суп, и взялся за ложку. Шло время, ход которого не сопровождался разговором. Только за чаем бывшего сенсея удалось разговорить. — Какаши-сан ещё не вернулся? — Нет. Он на пути домой. Однако недавно пришла птица, посланная им, с одной важной просьбой. — Просьбой? — Приказом. Сакура сжала губы в полоску: такая интерпретация её больше нравилась. Она выжидающе смотрела на мужчину, однако либо тот подбирал тщательно слова, либо тянул резину. Ямато сделал глубокий вздох. — Прежде чем я скажу о сути «просьбы», надо кое-что объяснить. Когда-то давно в окрестностях Конохи был обнаружен клан с удивительными способностями. Их тело могло распадаться на дым и возвращаться в исходное состояние. Из-за того, что они не контролировали эти процессы, людям приходилось жить глубоко под землёй, чтобы однажды не умереть, будучи развеянными по ветру. — Ямато остановился, проверяя насколько внимательно слушает его Сакура. Как оказалось, вдумчивость женщины оценивалась в сто баллов по десятибалльной системе, что выдавали вкрадчиво глядящие глаза и напряжённый вид. — Орочимару в качестве помощи поставил им свою печать, благодаря чему клан мог контролировать метаморфозы… — продолжила Узумаки, точно вспоминая что-то, что было давно где-то прочитано. — Клан Ибури, так? Ямато удовлетворённо кивнул, радуясь пониманию ситуации со стороны собеседницы. Он опёрся поудобней на локти. — Мы имеем дело с «туманом», не так ли, капитан? Однако, как мне известно, дым и туман — вещи разного характера. Как только Анбу одобрил догадку Сакуры о клане, она сразу же поняла, к чему клонит Ямато. Точнее не Ямато, а старик-Хатаке, голова которого работала так же ясно, как и двадцать лет назад. И ведь не спроста старейшина проводил параллели между кланом Ибури и тем, что происходило сейчас. Ни для кого не было секретом, что они вместе с капитаном имели тесный контакт с теми, кого в народе прозвали Энэнра. В мифологии эти существа были дымом, который периодически принимал облик человека. Зачем — вопрос, оставшийся вопросом уже которое тысячелетие, однако ни о вреде, ни о пользе «существ» говорить можно с трудом. Однако в то время, как истинные Энэнра людей не тревожили, клан Ибури имел одну очень сомнительную способность. Превращаясь в дым, они могли использовать тела других людей. Самый громкий, до сих пор живущий в памяти «стариков» случай, когда в окрестностях Конохи, в городе Такаэ, в котором жило ни много ни мало пара сотен тысяч жителей, сошёл с ума один видный чиновник. Ни с того ни с сего у него начинались припадки, а когда он был в здравом уме, то без умолку говорил о «тени», которая постоянно крадётся за ним. Бедолагу не смогли спасти. Он был в здравом уме, когда спрыгнул со стены, окружающей город, и разбился насмерть. Потом, почти сразу после смерти, в его доме действительно были обнаружены следы чакры. Мелкие, неуловимые, словно бы работал истинный профессионал, который всё делал настолько деликатно, что и самые опытные сыщики не нашли бы и капли, которая привела бы куда-нибудь. Дело закрыли, поставив на чиновника клеймо умалишённого, однако сведущие в истории люди порой высказывали мысли, говоря об Энэнра или даже указывая на конкретных людей, которые якобы жили под землёй. В принципе, разгневанных духов люди предпочли дикарям, живущим без света. Аргументация была проста: если это люди, то они там, под землёй, а мы здесь. Никто никому не мешает. Правда, в целях профилактики, отряд шиноби всё же направили туда, куда не раз указывал сумасшедший чиновник. Никто не знал, как он нашёл то место. Однако благодаря таланту художника, в его доме было найдено много рисунков с чащей леса и корягой, неприметно стоящей в пышной зелени. Шиноби никого не нашли. Та коряга, оказавшаяся входом в подземелье, пользы не принесла. В «тёмной и сырой преисподней без единого просвета» (так описывали то место очевидцы) было пусто. Ни звука, как в могиле. Вскоре пошли слухи о том, что от частых дождей внутри вымыло землю, поэтому там оказалась настоящая пещера. Так дело окончательно и закрыли. Было решено, что от больших долгов и проблем в личной жизни, чиновник сошёл с ума и просто покончил с собой. — Тем более, клан был, кажется, уничтожен тем же Орочимару, — неуверенно сказала Сакура. Она устало помассировала висок и даже не предполагала, что разговор затянется. Ей хотелось поскорее лечь и уснуть. — Да. Но мы не можем быть уверены на все сто процентов. Возможно, остались выжившие. — Даже если и так. Дым и туман — вещи разные. — Нудно повторила она. — И одно в другое никак не превращается. — Может быть, — выдохнув, нехотя согласился Ямато. У него было своё мнение на этот счёт. — Но печать Орочимару не даёт Какаши-семпаю покоя. Он думает, что это могло стать мутагенным фактором, который бы приспособил «выживших» к новым условиям, которые бы способствовали дальнейшему выживанию… — Искусственный отбор… — тихо, но слышно прошептала Сакура, теперь ясно видя логику. — Но что это нам даёт? — Если возможно как-нибудь доказать, что то, с чем мы сейчас имеем дело — потомок клана Ибури, то это даст, по крайней мере, знание врага. А это нам даёт кое-какое преимущество, если можно так сказать. Но самое главное — это может объяснить то, что мы не можем до сих пор понять. Глаза Сакуры загорелись. От усталости не осталось и следа. Она уловила мысль, которую капитан завуалированно обходил стороной. Женщина сама догадалась, что это, возможно, оправдает её сына. Она выпрямилась. Стало видно, что она готова к действиям, что она не хочет сидеть сложа руки. — Что надо делать? — Сегодня ничего, — поспешил уверить её Ямато. — Но на днях нам необходимо будет кое-куда сходить. Мужчина, зацепившись взглядом за салфетку, о чём-то задумался, а Сакура всё с большим энтузиазмом желала приступить к делу. В мыслях она с сотню раз поблагодарила находчивого сенсея. Опыт, великий опыт под этими седыми волосами не мог не заставить восхититься гением Хатаке. — Иногда можно услышать от местных, как они называют ту пещеру, которую когда-то давно нашли, «гетто». И знаешь, — таинственно продолжил Ямато, — именно в том месте мы когда-то встретили клан Ибури. Капитан не стал задерживаться. Не допив чай, он ещё полчаса обсудил мелочи с Сакурой и поторопился скрыться. Кто-кто, а капитан умел работать на износ. Сакура вновь осталась одна. Наедине с мыслями, которые тиранили её изо дня в день. Она постаралась упорядочить всю информацию и хорошенько во всём разобраться. Большой двухэтажный дом пустовал. И в груди было сосущее чувство; так хотелось вернуть всех, чтобы вновь зажёгся этот тёплый семейный очаг. Сакура ежедневно жила этой мыслью. Она часто сетовала, что ничего не может сделать, чтобы ужас и кошмар скорее закончились, но капитан вдохновил её и новостями открыл второе дыхание. Вспомнив о письме, Сакура суетливо достала его из кармана и наспех вскрыла конверт. Кроме письма, лежали высушенные травы. Женщина быстрее развернула бумагу, где было написано всего лишь четыре слова: «Помогают восстановиться после комы». И всё. Ни о том, как она, ни о том, что она — ни-че-го. Сразу настроение упало. Узумаки даже заволновалась. Цунаде ведь уже перевалило за семьдесят. В этом свете Сакура подумала, что последняя Сенджу уже точно не навестит их…