***
Шиначику слонялся туда-сюда в ограниченных "просторах" своей камеры. Металлические стены, потолок, пол - всё нагоняло тоску, сдавливало его сущность в серости. Лишь решётчатая дверь с одной стороны предоставляла иллюзию свободы: вот она - рукой подать, однако ты будешь чахнуть здесь, пока не придёт время суда, приговора... Если думать о будущем, то серости становится ещё больше, чем от четырёх металлических стен. Два дня. Прошло лишь два дня, а для Шиначику они длились, как двадцать лет: он не спал, не ел, зато много пил. На вопросы о произошедшем он и вовсе сам себе не отвечал - знал, что ни к чему в итоге не придёт. Разговоры сокамерников создавали фон. Шиначику сходил сума. Мысль отныне стала врагом. Казалось, лучше вовсе было не думать, сравняться с безнадёжно больными, чтобы не изводить себя новыми терзаниями, однако злая шутка мира тешилась парнем, заставляла его утопать в вязкой пучине пепла собственных угрызений совести. Чьи-то шаги. Парень их давно перестал замечать. Многочасовые попытки вспомнить то, что нашла в его голове Ино, отчасти были ознаменованы удачей. У него получилось, только это заставило его с неугасимым желанием ждать собственной смерти. Мир стал не лучше преисподни, а демоны, селившиеся в голове Шиначику, лишь лишний раз заставляли поверить в то, что кругом - ад. Нет ни малейшего просвета. Нет никого, кто бы мог осветить. Разве это не преисподняя? Разве это не худшее наказание: мучиться от собственных дел, жалея о прошлом, загадывая будущее, выпуская из рук настоящее? "Когда я умру?" - Отчаянно думал Шиначику, смотря остекленевшим взглядом в стену. И вновь шутка мира: ему всего шестнадцать. Впереди - путь, длинной в жизнь. Иронии, даже насмешки с привкусом издёвки, было слишком много, хотя так не казалось, если вспомнить масштабы случившегося. И эта ирония была везде: в бесконечно текущем времени, в душераздирающих самоукорениях, в огромном количестве вопросов, свалившихся на голову сразу после того, как Шиначику стал что-то вспоминать из временно забытого. Но главным плевком в спину оказались сокамерники. Этих людей парень знал не понаслышке, ведь из того немногочисленного люда, находившегося здесь, большинство было посажено им за решётку собственноручно. Теперь мелкие воры, мошенники и разбойники не тихо ехидничали, вспоминая тот день, когда команда с этим парнем вылавливала их один за другим и лишала свободы на неказистый срок. И, можно сказать, Шиначику был тем заключённым, которого по праву оклеймили в разбойничьей среде как худшего из здесь присутствующих. Наверное, если бы парень вслушивался и в их презрительные слова, то вовсе бы сошёл с ума. - Шиначику, - парень не услышал обращения к себе. А если и услышал, то, скорее всего, подумал, что ослышался, ведь его ад рассчитан только на одну персону. - Шиначику! - На этот раз парень оглянулся в сторону голоса и широко выпучил глаза. - Конохамару-сенсей? - Конечно, Узумаки хотел списать всё на плод воображения, однако ещё больше он хотел, чтобы хоть кто-то появился в этой серости. Парень резко поднялся с пола и зашагал к выходу, ухватившись руками за прутья решётки. Казалось, что с приходом сенсея стало легче дышать, стало свободнее, и даже внезапно посеревший мир стал приобретать прежние краски. Шиначику, осенённый какой-то надеждой, широко улыбнулся, не обращая внимания на немного холодный взгляд Конохамару. С минуту оба молчали. Конохамару с недоумением наблюдал за переменами во внешности ученика за такое малое время: тёмные мешки под глазами, бледность, помятая одежда и мелкие царапины на щеках. Белок глаз уже был не белым, а с красными капиллярами. - Скажите мне, что происходит? Мне совершенно ничего не говорят, сенсей. - Мужчина оглянулся в сторону: должно быть, там стоял один из охранников, в присутствие которого Конохамару почему-то не хотел говорить о происходящем за мощными стенами тюрьмы. Видимо, третье лицо ушло и сенсей Шиначику начал: - Всё хуже, чем можно предположить. - С лица Узумаки мгновенно слетела улыбка. Его удручающие мысли разбавил образ похорон, слёз, воплей... - Сегодня похоронят Киранеки-химе. Чета Даймё прибыла в Коноху, чтобы сразу после похорон произвести суд, хотя я бы назвал это расправой. - Конохамару замолчал, давая Шиначику время обдумать услышанное. - Договаривайте. - Шиначику, не думаю, что тебе от этого станет легче. - Шиначику нахмуренно и немного агрессивно посмотрел на Конохамару, который сразу же понял, чего требует парень. - Феодал в отчаянии. Боюсь, для деревни и, в особенности для твоих родителей, это выйдет боком. - Узумаки обессилено перестал держаться за прутья решётки. Он сделал пару шагов назад. - Твоя мать сама не своя в последнее время. Отец тоже. Во всей Конохи объявлен траур в память принцессы и семерых шиноби Хьюга. Всё замолчало. Конохамару с жалостью смотрел на реакцию Шиначику: он понимал, что подобных эмоций на лице убийцы не могло отобразиться, однако если парень сам признал свою вину, то собственные выводы были излишни. В соседних камерах затихли буянившие до этого заключённые, которые с приходом джонина стали вслушиваться в последние новости. Шиначику качнулся и, запутавшись в собственных ногах, рухнул на пол. Он думал, что приход Конохамару сможет дать ему второе дыхание, но нет. Это было глубочайшей ошибкой, заблуждением, которое стёрло в пепел всё то хорошее, на которое можно было надеяться. Шиначику, опираясь на руки, подвинулся к стене. Конохамару пытался что-то сказать, выразить веру в лучшее, но парень уже ничего не слышал, не хотел слышать. Снова всё тело бросило в дрожь. Из глаз потекли слёзы - терпеть больше нельзя. Видимо, эта ночь станет новым кругом ада. Видимо, у круга действительно нет конца.***
Туч становилось всё больше и больше. Виной тому была надвигающаяся осень. Уже сейчас можно было заметить, как под аккомпанемент порывов ветра срывались со своих мест чуть пожелтевшие листья и ложились под ноги не самым счастливым прохожим. Дождей пока что не было, да и не нужны они пока ещё. Теперь на небе не было ни единого просвета голубого неба, как то виднелось утром. К вечеру небо представляло собой плоский серый пласт, недвижимый никем и ничем. У закусочной рамена молча просиживали время Вакару и Сарада, растягивая поедание порции на несколько часов. Парень что-то хотел сказать, но не решался это сделать, потому что предсказать настроение подруги было ну просто невозможно: она сидела и на её лице не промелькнула за час ни одной эмоции, кроме элементарного безразличия ко всему. Обходительный Теучи будучи в курсе всех дел, решил не беспокоить молодых людей. - Давно Конохамару-сенсей ушёл? - Наконец-то спросил Вакару и проследил за неменяющимся лицом Сарады. Та посмотрела на часы, что висели на стене у входа в кухню, и сухо ответила: - Его нет два часа. - Учиха даже не поглядела на парня, да и тот не ждал этого. - Добрый вечер, - относительно бодрый и свежий голос прозвучал за спинами ребят. Сарада искоса заметила, что надвигался Рок Ли, а вот Вакару полностью обернулся и сразу же улыбнулся, увидев отца. Казалось, Ли не тронули годы: он всегда улыбался, всегда был живее всех живых, а главное, готов на любое задание Хокаге. Да так оно и было; только линия скул стала лучше заметна и маленькие и еле заметные морщинки появились на лбу. Ли, пожалуй, остался последним в деревне, кто мог улыбаться и делиться своей позитивной аурой. Он постоянно твердил, что до заседания ещё ничего неизвестно, тем самым выступая против всего менталитета Конохи, твердившего, что суд нужен, чтобы только усугубить состояние Шиначику. Но Ли продолжал верить. По крайней мере, внешне его вера была открыта для лицезрения всем, но что внутри - лес дремучий, в сторону которого лучше ни шагу не делать. - Здравствуйте, - вежливо поздоровалась Сарада и отложила палочки в сторону. Ли присел рядом с сыном. - Ну и? Конохамару не возвращался? - Сарада невзначай посмотрела на Ли и отметила не только внешнюю его схожесть с сыном. - Нет, он не вернулся. - Понуро, в тон погоде, ответил Вакару, подперев голову рукой. - Уже хорошо, что он вообще туда попал. - Подала голос Сарада, чем заставила обратить на себя вопрошающий взгляд товарища. - Да, ты права. - Подтвердил Ли и обратил на себя внимание сына. - Наруто не пускает туда никого. Совершенно. Сакура бьётся над этим занятием два дня, и если у неё ничего не выходит, то я уж не знаю, как вышло у Конохамару. - Вакару посмотрел на дорогу, где шла женщина в чёрном кимоно и фиалковыми глазами. Он знал, что весь клан Хьюга погружён в траур и предпочитал отныне вообще не появляться в приделах деревни, поэтому данная представительница благородного клана вызвала у него удивление. - Но, видимо, Наруто не хотел лишний раз травмировать ни жену, ни сына. По крайней мере, так говорил Конохамару, я надеюсь на совсем другой конец. - Так он уже вернулся?! - Вакару оживился и выпрямился. Сарада уже тоже не могла сидеть смирно. Ли неловко улыбнулся. - Да, но, скорее всего, он... устал. В конце-то концов, ситуация обострённая. - Или просто всё намного хуже, чем плохо. - Подытожила Сарада, чем заставила Ли вздохнуть: бывали моменты, когда его вера спадала на нет. - Скверно. - Учиха продолжила доедать остывший и уже невкусный суп. - Да уж, тяжело вам приходится, - Ли выдержал паузу и, сев вполоборота, стал наблюдать за притихшими прохожими. - Тем не менее, нужно продолжать верить во что-то. И желательно, чтобы это "что-то" было лучшим - без этого никуда. - Мужчина повернулся к часам и суетливо встал. - Что ж, пожалуй, меня уже заждались. Вакару, не засиживайся долго. Ли стал постепенно отдаляться от Вакару и Сарады. Первый озирался, выискивая проходившую недавно Хьюга, но и та исчезла. С уходом отца он снова ощутил всю невзрачность города: серые люди с серыми мыслями, которые ходят под серым небом... Вакару, не зная, куда себя деть, достал из кармана куртки что-то, что напоминало телефон, только он был шире и тоньше. Парень стал корпеть над ним, как над какой-нибудь головоломкой. Сарада посмотрела на эту увлечённость. Она не была удивлена и уже знала, что Вакару хлебом не корми - дай что-нибудь разобрать, собрать, изучить, усовершенствовать и, наконец, сломать.***
День подходил к своему завершению, а следствие не заканчивалось вот уже вторые сутки. Раз за разом стук в кабинет Хокаге, а потом - безрадостные вести, угнетающие своей беспросветностью. По Конохе так и вились врачи, шиноби, а главное, следователи и следопыты из столицы Страны Воды. Кстати последние говорили всё напрямую, не жалея чувств ни Сакуры, ни уж тем более Наруто. Новость о произошедшем, если брать в счёт технический прогресс последних лет, разлетелась по миру за какие-то жалкие двое суток. Даже меньше. Уже через двадцать часов весь мир гудел со своими версиями, догадками и предположениями. Все пытались до официального приговора оправдать сына Хокаге, не желая верить, что у Шиначику могут проявляться подобные наклонности. Два дня все Каге, включая вернувшегося на историческую родину Гаару, оповещались Даймё своих стран положением дел. Даже "пропавшая" в мире Цунаде дала о себе знать через письмо к Наруто, в котором обещалась в скором времени прибыть в Коноху. Странным было то, что никто и не знал, куда делась женщина, да и она не стремилась к тому, чтобы люди знали о её местоположении. Но не одна она стала пропащей среди известных миру людей. Были ещё, но их и не старались искать. Эти два дня для Наруто ознаменовались бессонницей, недоеданием и круглосуточным нахождением в кабинете. Без него - никуда, а в силу того, что Хокаге нужен все двадцать четыре часа в сутки, то и деваться Узумаки было некуда. Так и приходилось превозмогать усталость, упадок сил и выслушивать в очередной раз, что точка поставлена. И его сын действительно оказался преступником... это слово оказывалось камнем преткновение в рассуждениях Наруто, поэтому подходя к этой "точке", он встряхивал судорожно головой и пытался переменить ход мыслей. Сакура была рядом. Правда, только днём. Ночью она не могла позволить Касуми встряхивать седую старость родителей и забирала её домой из пристанища Харуно. Тем более Мебуки тоже была не в лучшем положении духа в свете последних событий - ей и Кизаши нужен отдых. Касуми перед сном спрашивала, где Шиначику и почему он не приходит домой, - для неё осталось в тайне событие благодаря отъезду в Нисаку, маленький городок, где проходил в это время фестиваль. И Сакура врала, говоря, что Шиначику на миссии, а Касуми простодушно верила всему. Про отца девочка не спрашивала - знала и прекрасно понимала, что Наруто является достопочтенным Хокаге и такая занятость для него не является чем-то из ряда вон выходящим. Что касается Саске, то его присутствие было вовсе необязательным. Его могли заменить Какаши, Гай и Шикамару, поэтому он ночевал дома, увещевая Карин, что всё наладится. Беременность женщины пришлась очень не кстати - волнений было не избежать; иногда, когда Учиха не могла себе места найти, волнуясь то за одного, то за другого (что было в её стиле в таком положении), в качестве своеобразного успокоительного выступал Куто, который своей молчаливой атмосферой заглушал какие-то недоумения матери. Да уж, сложно было в мальчонке не полюбить его отца: спокойный взгляд алых глаз, бледная кожа, волосы, чуть светлее, чем у Саске. Когда мальчик родился, Карин волновалась, что не смогла подарить мужу того ребёнка, который мог бы стать достойным представителем клана с додзюцу, однако Сакура развеяла её сомнения тем, что вскоре глаза приобретут привычный для Учиха чёрный цвет. Это то же самое, как и явление "голубых глаз" у новорождённых: рождаются с одним цветом радужки, но по прошествии месяцев приобретают другой. Так и в этом случае, но сильные гены двух кланов замедляют процесс, не давая друг другу врываться вперёд. Однако уже было ясно, что Куто больше Учиха, чем Узумаки: уже начал проявляться чёрный зрачок - там и до всего глаза не далеко. Потом можно уже подумать и о шарингане. Ночь стелилась над Конохой. Небо было уже не летнее: чёрное, без единой звезды. В скором времени жизнь в деревне относительно приутихла, но оставалось одно место, где шабашники, воры, мошенники и прочий непутёвый люд находили новые поводы для разговора. Обычно они были более молчаливы, но теперь нашёлся каверзный повод посмеиваться в стороне и обсуждать разрушение мифа о непогрешимости детей героев. - Ха, думаю, Коноху сотрут в порошок! - Ехидно озвучил свои мысли один из заключённых, поджарый бугай исполинского роста, и залился каким-то алчным смехом. - С чего бы это? - Промямлил писклявый голос сокамерника, который был еле слышен сквозь хохот. - Ты идиот, если не догадываешься, - первый закончил смеяться и лёг на кровать, при этом сделал это так вальяжно, будто завалился почивать на роскошной мебели богачей. Скудное убранство камеры, включающее в себя две кровати и решётку, помещало в себе двух людей: Шигинаву, известного наёмника, от которого Конохе досталось много хлопот, и его напарника Кисуцо, тонкого и тощего мужчину преклонных лет, но с шальными и, на удивление, молодыми глазами. - Это сейчас феодал сыпет пепел на голову, потом, после затишья, будет буря... обязательно будет. Тогда-то мы и выйдем от сюда, - Шигинава мечтательно закрыл глаза, представляя, как Даймё в гневе прогнёт под себя всю милую деревушку и её героев, а он сможет под шумок удрать из этих стен. - Заткнитесь! - Грозно прикрикнул шиноби, обходящий полупустые тюрьмы. Он остановился напротив камеры двух наёмников и грозно посмотрел на обоих, правда, его грозный взгляд возымел действие только над Кисуцо. - Ты не нас проверяй, уважаемый, - Шигинава поправил бороду, но взгляд не оторвал от потолка. - Мальчонка в одиночку уложил на лопатки шестерых шиноби... - Никто слова не давал! - Попытался оборвать расторопную речь заключённого сторожевой шиноби, однако Шинигава был не из тех, кто будет склонять пред кем-либо голову. - Хьюга, кажется, - мускулистый мужчина издевательски улыбнулся. - Да, точно! Хьюга... Шиноби, понимая, что ещё никому не удавалось найти с Шинигавой общего языка, отошёл от камеры, продвигаясь вперёд. Через две решётки он подошёл к с виду пустой камере, где тень очерчивала ровную линию, не давая разглядеть того, кто скрывался в самом дальнем углу. Мужчина посмотрел на пол, где осталась нетронутая еда, и грустно вздохнул. Шиначику окинул взглядом шиноби, но так же продолжил сидеть на полу, думая ни о чём: слишком устал, чтобы строить в голове какие-то логические цепочки, причинно-следственные связи. Тем более, что он не привык это делать: подобную работу доверяли находчивой Учиха. Шиноби ушёл. Шиначику закрыл глаза в надежде на сон, где могут быть оставлены все проблемы, грозящие настоящим коллапсом для всей привычной жизни. - Парень, - охранник обратился к Шиначику не по имени, что было несколько неожиданным. Узумаки в тот же миг открыл глаза и посмотрел на мужчину безжизненным взглядом, не ожидая его увидеть снова стоящим здесь. - Ты бы поел - так и до завтра не доживёшь. - Шиначику отрицательно покачал головой, но по сощуренным глазам собеседника понял, что тот его не видит. - Не хочу. - Шиноби со вздохом присел на корточки. - Поговорим? - Душевное состояние парня не располагало к беседам. Шиначику промолчал, однако назойливый охранник не собирался отставать. - Тебе не следовало брать узды лидерства в свои руки - ты стал нулём перед единицей, - Узумаки напрягся, расшифровывая этот завуалированный смысл слов. - Она доверяла тебе. А ты решил сыграть в неравную игру, где был заранее обречён на провал. На самом деле твоё тело, как пластилин - из него можно лепить всё, что пожелаешь, при наличии ловких рук... - Кто ты? - Мужчина за решёткой молчал и оглядывал Шиначику с пяток до макушки. Его разбирающий на детали взор создавал неприятные ощущения, так что хотелось побыстрее закончить с этим делом. Не менее странным было то, что мужчина смотрит и видит, хотя в темноте камеры Шиначику был уверен, что это делать достаточно сложно. - Вижу, ты не в лучшей форме, - заметил шиноби и прошёл сквозь решётку, вмиг очутившись в мрачном помещении камеры. Шиначику остался недвижим, будто всё было привычной галлюцинацией, к постоянности которой так привык, что незачем каждый раз обращать на это явление внимание. Парень вцепился в уши руками, чтобы не слышать этого холодного тона. - Я думал, что убью тебя. - Продолжил шиноби, только на сей раз добавил каплю сожаления в свою манеру, полную невзрачной сухости. - Лучше бы так. - Не ценишь жизни? Могу научить. - Шиначику подавил желание поднять голову и устремить взгляд на собеседника, который и без этих слов казался странным, словно из жанра мистики. Шиноби беззвучно присел около Узумаки и дотронулся своими холодными руками до рук Шиначику, убирая их от головы. Взгляды обоих устремились друг на друга, только в этот раз холодность была взаимной. - Да что ты такое, иттебане? - Резко спросил Узумаки. Он знал, что разговаривать с подобными людьми не стоит, но и знал, что хуже уже и быть не может. Шиноби усмехнулся и сел поодаль от Шиначику на пол. - Смотря на то, что делаешь здесь ты. - С манерой "всё элементарно" ответил странный шиноби, который не мог быть родом из Конохи: Узумаки отлично знал, что подобных способностей, типа хождения через предметы, в деревне нет. Ему сразу вспомнился тот странный парень в башне, которого Шиначику никак не удавалось логически приписать ко всему происходящему. - Отвечай нормально! - В том, что ты не понимаешь, нет моей вины. Мозг включай, когда слушаешь. Да и не только, когда слушаешь... - Хей! - Шиначику с обидой выкрикнул звук, не зная, что и ответить. Незнакомец на него посмотрел выразительным говорящим взглядом, в котором читалось, что большего он от собеседника и не ждал. - Мне нет дела до того, что ты говоришь. Можешь занять себя чем угодно, только меня не трогай. - И что будешь делать ты? Ах да, точно! Страдать. Сложно, наверное, сыну Хокаге носить клеймо убийцы, отступника и пешки в одноимённом плане. - Шиначику, услышав последнее слово, медленно, но верно начинал что-то понимать. - Стой... ты сказал "план"? - Шиноби даже глазом не повёл. Следующие его слова были произнесены с явной издёвкой; манера речи стала отнюдь не бесцветной, наоборот, приобрела ноты провокаторства. - Я забыл приписать чувства к жертве? Да, я забыл втянуть в историю нить чувств героя к несчастной погибшей, которую отец уже оплакивает второй день. - Я не об этом. - Возразил Шиначику. - О, а сколько страданий будущая надежда Конохи принесла родителям. Видел бы ты ту несчастную женщину, у которой появились синяки под глазами от бессонницы. - Что за план?! - Узумаки встал на ноги и поднял за шиворот шиноби, в матовых глазах которого вновь заиграли блики. Неизвестный улыбнулся, будто был под действием опиума. - Точно-точно, я и забыл. Видел ты всё, конечно, ведь она твоя мать. - Узумаки резко выпустил из рук жилет шиноби и с потерянным взглядом отошёл назад. В тот же миг почувствовалась слабость во всём теле, отчего его силуэт неуверенно качнулся в сторону. В глазах потемнело. Шиначику уже готов был упасть, но был пойман холодными руками шиноби, который уложил его на обветшавшую кровать. - Тебе надо поесть, - Узумаки стало тошно от этой заботы неизвестного шиноби. Он терялся в мыслях, пытаясь понять, кто скрывается за этим лицом: подчас бесцветная манера разговора, взгляд из-под полуоткрытых век, бледная кожа и холодные руки... так много было схоже с тем парнем, который, как вспомнил Шиначику, был в башне. - Кто ты, иттебане?.. - Шиноби, недолго думая, отошёл от кровати и сложил несколько печатей. Глухой тишине, нарушаемой лишь изредкими звуками падающих капель воды, пришёл на смену глухой гул от свалившегося с ног человека, секунду назад который убеждал Шиначику поесть. Парень встрепенулся от неожиданности и открыл шире глаза, чтобы всё разглядеть. Только что нужно разглядеть - он ещё не понял. Возле тела лежащего шиноби стал собираться дым, постепенно густеющий на глазах. Его клубы стремились вверх, однако было очевидным, что основная масса тумана собирается в центре и будто кого-то обволакивает. Шиначику постепенно принял сидячее положение и поражённо смотрел за непонятным ему процессом. Количество тумана начало идти на убыль. Этот процесс продолжался до тех пор, пока из него не вышел тот самый неизвестный парень, с которым Шиначику довелось встретиться в башне. От неприятных воспоминаний Узумаки скривил лицо в отвращении. Появившийся парень теперь не казался больным или измученным: теперь его вид можно было назвать относительно здоровым, но в глаза ещё бросалась худощавости. В памяти молнией пронёсся момент, когда этот парень появился из неоткуда, а потом - темнота. Шиначику пытливо смотрел на незнакомца, ожидая от него чего-то. - Это ты там был. - Голос Узумаки дрогнул. Этому способствовал не страх, а ненависть, распаленная упёртой уверенностью в том, что человек, стоящий перед ним, точно замешан в убийствах и краже. Шиначику, преодолевая слабость и головокружение, с удивительной для своего положения прытью подлетел к стоящему парню и замахнулся для удара, однако неизвестный успел предугадать этот ход и задержал в своей ладони кулак Узумаки. - Ты... - Я. - Лаконично ответил незнакомец и выпустил из ладони кулак Шиначику. - Я пришёл к тебе с новостями. Узумаки осторожно отошёл к кровати и упал на её твёрдую поверхность. - Меня зовут Нишики. - Шиначику, конечно, не хотел всё это выслушивать, но слабость не позволила бы ему подняться на ноги. Он взглянул в волнении на лежащего шиноби. - Он жив, - заметив этот взгляд Шиначику, ответил Нишики. - Я не обязан тебя слушать! - Обязан. Если хочешь жить, как все нормальные люди. - Узумаки приумерил пыл и попытался вникать в смысл слов. - Шиначику, смог бы ты сам, без чьей-либо помощи убить её? - Нишики вопросительно посмотрел на собеседника. Тот отрицательно кивнул головой. - То есть ты поверил лишь в то, что говорят люди? - Ино... - Да-да, та блондинка, конечно, весомый аргумент, но этого всё равно не достаточно, чтобы докопаться до сути. Что говорить о них, если ты сам в то поверил. И, сразу оговариваюсь, что мы возвращаемся к началу диалога, тебе стоило чаще включать мозг, а не идти на поводу у других. Хочешь сказать, что это не так? - Но я вспомнил. – Уверенно попытался отрезать все закаулочные пути к своему спасению Шиначику. – Я убил, значит, я должен понести наказание. Нишики закатил глаза. Очевидно, что от этого благородства и честности ему становилось не лучше, чем Шиначику от его заботы. - Ты идиот. Верить нельзя себе, другим - тем более. - То есть... - Да. Ты её не убивал. - Нишики зажал пальцами переносицу, пытаясь составить предложение так, чтобы до собеседника всё дошло. - Это была не просто потеря памяти. В момент, когда ты отключился, я управлял твоим телом, но даже я не убивал химе. - Шиначику посмотрел в тёмные глаза Нишики, пытаясь распознать в них правду или ложь. В тишине, утвердившейся в тюрьме, послышались чьи-то шаги - тюремщики совершали ночной обход. Нишиги с опаской в глазах посмотрел в сторону, откуда раздавался шуршащий звук шагов, а потом - на лежащего шиноби. Черты парня стали размываться и совсем скоро от них остались лишь еле заметные линии, но и тем недолго оставалось - вместо Нишиги вновь клубился дым, рассасывающийся в пространстве. Шиноби, до этого бесхозно валявшийся на сыром полу, встал и прошёл через решётку наружу. - Всё в порядке? - Спросил мужской голос, но его источник не появился в поле зрения Шиначику. - Да, - ответила своеобразная марионетка Нишики. - Всё в порядке, - добавил напоследок он. Опять послышались шаги, сопровождаемые притихшими разговорами, скорее всего, двух людей. - Киранеки жива, - внезапно Нишиги заговорил с Шиначику. - Пока жива. Состояние ухудшается, но если ты поторопишься... - С чего бы я должен тебе верить? - Твоя воля. Только вот ты будешь гнить здесь без вины, а на твоих родителей, как, впрочем, и на всю Коноху, обвалится месть, которую не смогли выместить на тебе. - Шиначику приоткрыл рот, представляя эту ужасающую картину будущего. - Родителей убивают детьми. Думаю, начнут они с тебя, потом перейдут на Касуми, а потом... потом уважаемому Хокаге и его жене самим станет тошно жить. Узумаки задумался. Прожить в изгнании самому – одно дело, но подвергнуть мучениям родных и знакомых – это совсем другая сторона медали. Ему приходили подобные мысли ночь назад, но тогда было слишком много пищи для размышления, и парень был просто не в состоянии обдумать этот путь развития событий. Да и ещё эти новости о химе… всё похоже на внезапный луч света в кромешной тьме: на него заворожено смотришь, но боишься идти навстречу под грузом вопросов типа: «Что, если всё – ложь?». И если этот парень, назвавший себя Нишики, лжёт, то беде не миновать. Но если он говорит правду… Заманчивая мысль дразнила Шиначику, навязывая желание верить этому человеку. - Я понял. И что я должен делать? Появившаяся ухмылка на лице шиноби вселила в сердце Узумаки боязливую нерешительность. - Беги отсюда. - Шиначику хотел возразить, но Нишики его опередил: - Я помогу. Даю времени до утра, чтобы восстановить запасы чакры. - Стой! – Шиначику не успел ничего возразить; тело шиноби упало ничком вниз, а жидкий туман рассеялся в воздухе. «Что теперь?» - Спросил сам у себя Шиначику и шумно выдохнул. Поводов для раздумий – тьма, но времени оставалось не так уж и много. Сто вопросов – ни одного ответа. Ясно лишь одно: если Нишики солгал, а Шиначику пойдёт у него на поводу, - беды не миновать. Скорее всего, Узумаки попадёт в списки преследуемых преступников и рано или поздно его упекут за решётку, сделав наказание максимально жёстким. Но если этот странный человек сказал правду? Шиначику сбежит, а дальше – по тому же сценарию: розыск, решётка, наказание. Ситуацию спасала лишь обнадёживающая фраза «я помогу», сказанная Нишики перед уходом. Но и она не могла всецело дать ответ на вопрос, что будет дальше. Шиначику лукаво посмотрел на еду. Желудок свёл спазм. Узумаки подошёл к подносу с едой и стал есть, не зная, зачем он это делает: ради утоления голода или же ради накоплении чакры для побега. Нет, думать он уже был не в силах. Закончив с едой, парень плюхнулся на твёрдую и полусырую кровать, которая показалась ему мягкой и вполне пригодной для сна. Долго не пришлось попусту лежать: минута – и Шиначику почувствовал, как разум начинал гаснуть – вот он, долгожданный сон.