***
Ещё вчера безлюдный порт оказался людным сегодня. Причиной стал приход корабля, который делал рейс вдоль трёх островов Страны Воды и приходил в портовый город Ода. По пирсу, лавируя между людей, весело шагала красноволосая девушка с еле видными веснушками на щеках. Её синие глаза, целеустремлённо смотревшие куда-то вдаль, шутливо взирали на всех людей, а округлый носик, смотрящий ввысь, завершал образ озорства юной особы. Ей на вид можно было дать шестнадцать или семнадцать, смотря с какого ракурса смотреть. Она шагала вдоль береговой линии в свободном платье в бело-синюю полоску и завоёвывала сердца всех своей полуулыбкой и искрой свежести в глазах. Девушка собрала свои пышные и непослушные волосы в хвост и, разделив их на две части, уложила на плечи. Киранеки пробиралась через немногочисленный люд, который отдыхал на суше перед отправкой судна. Она кого-то выискивала взглядом. Вдруг сквозь толпу промелькнули алые волосы на фоне осенней серости и сырости, что стало сигналом для принцессы. Киранеки быстро зашагала к своей цели и, нагнав ту, схватила её за запястье. Красноволосая с удивлением и азартом обернулась, на ходу попытавшись определить, кто остановил её прыть. - Ты? – Спросила она и сделала разочарованную гримасу. – Представляешь, они снова длинные! – Девушка теперь уже широко улыбалась и, обернувшись, показывала всю длину своих волос принцессе. – Снова длинные, иттебане! Правда, красные – в новинку, но так даже интересней. Киранеки снисходительно посмотрела на Шиначику в воплощении какой-то девушки яркой внешности и закатила глаза. - Ты слишком шумный, - она покачала головой, показывая этим своё недовольство. – Наша задача – оставаться на дне, а не… щеголять в... ох, поверить не могу, - Киранеки выдохнула и осмотрела с ног до головы Шиначику в этом кокетливом платье, стройной фигуркой и миловидным девичьим личиком. И он согласился на это всё ради длинных волос, прекрасно понимая, что они не больше обманки. - Нам нужно уходить. Здесь есть шиноби – они могут посчитать нас странными. Киранеки кивнула в сторону выхода из пристани к дому Киваны. Когда поле видимости людей ограничилось пролеском, Шиначику нехотя сложил печать и, покрывшись облаком дыма, принял обратно свой облик. - Я вживаюсь в образ, - пожал плечами он. Киранеки лишний раз вздохнула и пошла по дороге к временному дому. Дом госпожи Киваны с тех пор, как там поселились четверо молодых людей, стал определённо живей и энергичней, как и сама старушка. Платить за гостеприимство, разумеется, было нечем, поэтому взамен молодёжь предлагала помощь по дому, на что хозяйка охотно согласилась. Хотя особых дел-то и не было: Кивана, как и большинство пожилых людей, уже сама вставала в шесть утра и механически выполняла запрограммированную работу: стирка, уборка, готовка. Поэтому оставались мелочи: дойти до магазина – откуда сейчас и направлялись обратно Киранеки и Шиначику – или что-то в этом роде. Надолго гости не думали оставаться. Сегодня-завтра они уже планировали отправиться в Оду, где будут думать, что делать дальше. Пока принцесса и Узумаки работали на побегушках, Сарада и Вакару корпели над всем, что им оставил Нишики. - Четыре паспорта шиноби, - Учиха положила на низенький столик четыре пластиковые карточки с фотографиями и краткими биографиями. – Думаю, вот этот принадлежит Шиначику, - она выдвинула одну вперёд, обращая этим внимание Вакару. – Ты когда-нибудь видел Узумаки Кушину? – Парень кивнул головой. – Эта девушка, Сонара Кое, очень на неё похожа. Может, этим и руководствовался Нишики? - Откуда он знает, как выглядела бабушка Шиначику? – Вакару взял паспорт в руки, чтобы ближе рассмотреть лицо неизвестной ему особы, но очень похожей на жену Четвёртого Хокаге. - Когда я мельком смотрела все оставленные вещи, я поняла, что ему известно о нас больше, чем мы можем представить. Но сейчас не об этом. Остальные три паспорта оформлены на парней. С очками, видимо, мой. Шису. – Сарада вновь выдвинула карточку, и Вакару сразу же обратил на неё внимание. Скорее, на фотографии был не парень, а мальчик: бледно-жёлтые волосы, карие глаза и очки с круглыми стёклами. Круглое лицо выдавало возраст – двенадцать лет. – Вот этот на имя Иназари – для Киранеки, - Сказала Учиха. Образ, в который предстояло перевоплощаться принцессе, оказался самым взрослым. Сарада поняла, зачем нужны такие скачки в возрасте: чтобы сбить преследователей с толку и выиграть, прежде всего, время. - Что с моим? – Спросил Вакару и явно занервничал. - Я ведь уже говорила, что те, кто делал эти паспорта, знают нас очень хорошо. В твоём паспорте изменено только имя – за перевоплощение можешь не волноваться. Вакару взял свой паспорт и облегчённо выдохнул. Вся загвоздка была в том, что технику перевоплощения он знал и мог использовать, но, потеряв контроль хоть на секунду, техника прекращала своё действия. А это было очень невыгодно и опасно в сложившейся обстановке. - Осталось выяснить, для чего нужна книга. Я дочитала до половины: рассказывается о путешественниках, которые бродили по пяти великим державам. Совершенно уверена в том, что она как-то связана с теми, кто грабит архивы стран. Входная дверь открылась. «Мы вернулись!» - Прокричал Шиначику и направился, судя по шагам, на кухню. В гостиную, где сидели Вакару и Сарада, зашла Киранеки. Она закрыла дверь и, сделав пару лёгких шагов, присела на пол. - Он очень шумный и очень бросается в глаза. – Заключила принцесса. – Я понимаю, что этот образ он лучше всех воплотит, но с ним должен быть рядом кто-нибудь, кто сможет подавить этот комплекс центра мироздания. Вакару и Сарада переглянулись. Для них ничего не менялось и всё оставалось на своих местах. Вот принцессе придётся свыкнуться с этим неуловимым сгустком энергии. С каждым последующим часом напряжение росло, и все старались его всеми силами скрыть и показать, что их совершенно ничего не волнует, хотя в сущности всё было в точности до наоборот. Все четверо улыбались и иногда даже смеялись в присутствии хозяйки дома, чтобы та не заметила за гостями какой-то внутренней взъерошенности, выраженной в чрезмерной серьёзности и понурости, которой и так было – хоть отбавляй. Только Сарада сидела смирно и чинно, не позволяя себе больше, чем мимолётная полуулыбка, но такой её вид был отчасти привычен для Киваны и подавно для остальных жителей дома. Шиначику пытался не смотреть на Учиха, потому что от одного её запредельно сосредоточенного вида у парня мозг пух в догадках и предположениях о плоде всех её размышлений. Это он считал за непосильный труд, так что пытался всеми силами отвлечь себя от дальней родственницы. Ему проще было определить в каком колене они родственники, а это не самая простая задача. После обеда все разбрелись по четырём сторонам света: Сарада осталась в гостиной и, усевшись поудобней на диван, принялась пролистывать в спешке книгу Джирайи. Сюжет мог бы увлечь её во всей полноте, но осознание того, что время поджимает, не давало сделать этого. Поэтому приходилось читать и рассматривать прочитанное как факт: кто-то был там-то и делал то-то. Иногда она останавливалась и давала передышку глазам, но в основном старалась забыть свои физиологические погрешности. Вакару сидел здесь же, но занимался своим делом. В его руках извивался и крутился под всеми ракурсами КПК*. Он с неопределённостью в цели то разбирал, то собирал устройство, менял платы, провода, чипы. И вообще делал это так, словно был со всей техникой на «ты», однако исходя из всей груды сломанных им вещей, Вакару был с техникой в вежливо-холодных «извините, я тут немного похозяйничаю». Но подавал надежды на призвание техника, что весьма востребовано в современном мире. Если бы ещё хартия поломок чуть укоротилось, то было бы вообще идеально. В гостиной царила полная тишина, нарушаемая изредка шелестом страниц. Вот за стеной было более оживлённо: Кивана что-то показывала и рассказывала Киранеки. Вакару краем уха слышал о фотографиях, о сыне пожилой женщины, который погиб во время Великой Войны, о похоронке, пришедшей спустя три дня, и о многом другом весёлом и грустном, но особо не вникал. Кивана, может, ведомая интуицией или чем-то в этом духе, с точностью смогла определить человека, умеющего слушать. И тогда, в порту, Киранеки не солгала: принцесс, как правило, прежде всего учат слушать, терпеливо ждать окончания разговора или речи, вникать в суть и по возможности пропускать рассказ через призму собственных чувств. Шиначику, обособившись ото всех, сидел на уютной террасе с давно отцветшими цветами. Моросил дождь. Он сидел здесь не потому что ему больше негде было находится, не потому что аура Сарады заполняла его удручающей перспективой даже за стеной и на другом этаже, а потому что он не знал, куда себя деть. Раньше, как вспоминал Шиначику, с таким томлением ему приходилось ожидать собственный день рождения, а теперь его занимают ожидания какой-то немногозначащей поездки на судне. Или же просто скука берёт своё. «Да, скорее, просто скука». Шиначику ухватился за рядом лежащую чёрную хламиду и, надев её, накинул капюшон на голову. Он резво встал и вышел из-под крова террасы. «Просто сидеть уже нельзя», - парень уловил мысль в голове среди хаоса других. Постепенно серое покрывало на небе сменялось чёрным: благодаря дождевым тучам не было видно ни звёзд, ни Луны. Шиначику бродил по маленькому острову. Он иногда выходил на свет одинокого фонаря, но тут же пропадал через несколько шагов в кромешной темноте. Снова палитру тоски и желания покинуть остров разбавили мысли о том, что ничего неизвестно, неясно и непонятно. В детстве, в далёком детстве, всё было понятно, как раз, два, три. Да, чего греха таить, всегда было всё просто и ясно. То нельзя, это можно, иное нежелательно. Что можно теперь? Наверное, всё. Какие могут быть ограничения, когда самые опасные из них ты уже пересёк? Шиначику всерьёз задумался над этим вопросом. «Можно всё», - пришёл к выводу он, но это не возбуждала прежней радости. Должна быть оговорка, которая сократит вседозволенность. Парень в одиночестве пошёл вдоль береговой линии. Где-то далеко маленькими горящими точками плыли корабли. Где-то ещё дальше бурлила жизнь в каком-нибудь мегаполисе, где, впрочем, эта жизнь никогда ни затихала. Возле этого мегаполиса, в низине, в состоянии полудрёмы находится родная и оценённая по достоинству только сейчас Коноха. По достоинству может что-то ценится только, когда поблизости этого нет. А если ещё насильно оказался разорван – то вообще цена уходит за всякие пределы. «Интересно, что делают бабушка и дедушка, - парень остановился, вспоминая образы ворчливой Мебуки и читающего свои газеты Кизаши. – Наверное, они уже спят. Быть может, дедушка не читает новых газет. Там точно много соли на раны». Шиначику зашагал дальше. Камни под ногами зашуршали на свой лад, но вникали в пение прибоя. «Касуми, наверное, спит, - продолжил размышлять Шиначику. – Или не спит. Нет... точно спит». Парень улыбнулся. Вспомнил её пискливое «Шина-нии-кун», два вечно парящих в воздухе хвостика, любимого дворового кота, которого обычно никто не видит, но корм постоянно исчезает из его миски, что неоспоримо доказывает его существование. Шиначику уже забыл, как выглядит их питомец. Да и никто уже не помнит. Только один рисунок Касуми, который она нарисовала в пять лет, позволяет предположить, что он был серым и с зелёным пятном на шее. Почему зелёное? У Касуми не было рыжей краски, но талантливый художник нашёл выход из ситуации. И если со стариками, маленькой сестрой всё было ясно, то оставалось лишь предполагать, что делает Сакура. Шиначику, если бы мог, изолировал мать от всего дурдома, вившегося, как сонные мухи, вокруг него. Он отдал бы многое, чтобы люди по одной просьбе возвели вокруг матери непробиваемую информационную стену. Когда-то с Ино и Хинатой это срабатывало, почему сейчас механизм барахлит? Шиначику вспомнил перемены в импульсивной матери с рождением Касуми. Она это позже объясняла тем, что парней всегда нужно держать под чутким материнским контролем. Вот дочь, девочка – другое дело. «Парень может скатиться до раздолбая за одну ночь, если его воспитывать ежедневно дотошной лаской. – Сказала однажды Сакура в своё оправдание. – С девочкой нужен другой подход. Примерно такой же, как в магазине Яманака к цветам». И не поспоришь. Шиначику встряхнул головой и неожиданно для себя понял, что стоит незнамо сколько времени на одном месте. Шаги возобновились. «И что делаешь ты?..», - Шиначику понурил голову. В мысли словно встроили какой-то цензурный фильтр. Он не допускал таких слов как отец или папа, но и назвать родного отца по имени тоже не получалось. Раньше это происходило по мировоззренческим причинам, но сейчас Шиначику понимал, что это было что-то другое. Стыд? Возможно. Стыд за дела, которые не совершал. Стыд своего образа в глазах Наруто. «Теперь, выходит, мы ещё дальше», - с разъедающей горечью подумал Шиначику. Невольно в памяти воскресли все те отчуждённые взгляды его авторства, презрительные мысли и даже слова, холодность, злоба, нежелание понять, скрытое за благовидными предлогами, зависть. Перед глазами, словно бесы раскрыли свои хартии со всеми грешками, только вот что написано пером на сердце, то уже не исправить. Шиначику вдруг встрепенулся и поднял голову. «Папа скоро вернётся?» - Прозвучал его же голос, только этот голос свойственен детям лет шести. Снова пучина воспоминаний зовёт его в самую бездну…***
- Да, - ответила мама и, не прекращая мыть посуду, обернулась ко мне. – Ты же знаешь, что в понедельники он часто задерживается. Что правда, то правда. Одно время у нас в семье даже по этой причине был девиз «Понедельник – день тяжёлый». Я никогда не понимал, почему именно понедельник считается тяжёлым днём, однако был уверен, что это так. Позже, когда пришло время идти в академию, понимание пришло. Мама обернулась. Я всегда знал, что бывают толстые люди. Проблемы с весом – ничего удивительного или сверхъестественного. Однако мама била всякие рекорды! Её живот был ну просто гигантским, и, когда мне сказали, что будет всего лишь один ребёнок и то – девочка, для меня это стало первым серьёзным шоком. Именно из-за этой новости я впервые выкрикнул «иттебане», которое после приелось по жизни. И я так привык за девять месяцев к моей круглой маме, что уже со скептическим «да-да, продолжай» слушал истории о ней, как она крошила землю под ногами и заодно позвоночники противникам. Ну слишком уж она выглядела все эти девять нелёгких месяцев домашней и миловидной. Она устало вздохнула и, приложив руку к спине, которая, наверное, опять разболелась, села со мной за обеденный стол, где я разложил свои неумелые рисунки. Мама взяла один из них и широко улыбнулась. Я не умел сдерживать ответную улыбку. Особенно, если это был ответ маме. - Это папа? – Спросила она, повернув лист ко мне и указав своим тонким пальчиком на фигуру в центре. Я кивнул. – Он будет рад видеть свой портрет. - Нет! – Я выдернул из её рук рисунок и прижал его к себе. – Раскрашено не до конца. – Вопрошающее удивление во взгляде мамы сменилось на новую улыбку. Дверь в прихожей открылась. Мы это поняли по присущему только ей в нашем доме шороху. Я соскочил с места и в предвкушении долгожданной встречи побежал в прихожую. Обогнув дугой софу, я налетел с объятиями на отца, который чуть качнулся назад от этого напора. Он рассмеялся. Мама пришла и включила свет в гостиной только к тому моменту, как я уже рассказывал в подробностях все свои приключения за день, сидя у него на руках. Он никогда не показывал своей усталости. Я никогда не видел её. Может, был слишком мал, чтобы думать, что Хокаге – это тяжёлая работа, может, отец был слишком сбит с толку моими авантюристическими идеями и планами на жизнь, с которыми я щедро делился. Тогда оставался месяц до первого сентября. Ближе подходил тот день, когда в академии на уроках истории мне расскажут о подробной биографии великого наследника силы Мудреца. Совсем скоро меня окружат стая вопросов, которые изменят в корне всё. Но пока я об этом не думал. Я радостно выкрикивал «папа», счастливо улыбался, когда он приходил домой, с тоской смотрел ему вслед, когда он уходил на работу, с предвкушением неземного счастья ждал, когда дверь в прихожей отворится. И если бы тогда мне сказали, что скоро из обихода выйдет «папа», войдёт «отец», и я стану чуждаться его, я ни за что в жизни бы не поверил.***
Прибой лениво покрыл покрывалом холодных вод камни у берега и чуть коснулся обуви Шиначику. Пред мысленным взором резко сменились картинки: ещё три секунды назад, как наяву, он видел тёплый свет лампы в кухне, мамину улыбку, свою улыбку, папу... Тогда ещё папу. Две секунды назад парень снова ощутил те объятия, в которые он заключал Наруто. Секунду назад всё казалось приятным сном. Его хотелось продлить на день, неделю, века. «Что произошло?..», - в глазах Шиначику появилась отрешённость. Он снова готовился дать волю воспоминаниям.***
- Мама, - позвал я, но заранее был уверен, что она слишком занята с Касуми и не выслушает меня. - Я тебя слушаю. – Я удивился своим несбывшимся предположениям и прошёл в её комнату. Мама, как и обычно, в последнее время, убаюкивала Касуми. Моя сестра всегда в пелёночном возрасте плохо спала. Бабушка говорили, что её сглазили. Я присел на край кровати и не знал, с чего начать разговор. Папы дома не было – слишком рано, чтобы «отец всея Конохи» (так его называли иногда в шутку) пришёл в собственный дом, где его ожидала жена и биологические дети. Он допоздна засиживался, разгребая проблемы своих названных детей, то есть всех жителей как «верхней», так и «нижней» Конохи. Я уже привык и, честно говоря, сегодня был рад этому. Мама отвела свой необычайно влюблённый взгляд от Касуми и посмотрела на меня. Перемены в ней не предлагали взять лупу и со скрупулёзностью искать их. Нет. Мама вся сияла от счастья и нужно быть либо слепым, либо круглым идиотом, чтобы не видеть это. В свои семь я, конечно, мало разбирался во влюблённости, но по-другому не мог назвать это состояние мамы. Её зелёные глаза с длинными ресницами всегда были на мокром месте, когда Касуми и я находились рядом с ней в одной комнате. Она освободила одну руку и поманила меня к себе. В её глазах стали собираться слёзы, в которых отражался свет. Я сел ближе к маме. Она обняла меня свободной рукой, а второй продолжила держать Касуми. Мама прикоснулась губами к моей макушке и оставила там свой поцелуй. - Ты что-то хотел? – Спросила она и шмыгнула носом. Какой же она стала сентиментальной. Сентиментальной и чувствительной. Сентиментальной, чувствительной и ранимой. Сентиментальной, чувствительной, ранимой и эмоциональной. Этот список можно продолжать бесконечно, поэтому я боялся задеть её своими вопросами. - Да, хотел спросить… - Начал я и отвёл взгляд сначала на безволосую сестрицу, а потом на стену. – Сколько… папа тренировался? Мама улыбнулась и снова шмыгнула носом. - Всю сознательную жизнь. – Я повернул лицо к ней, выражая вопрошающим взглядом свою потребность в подробностях. – В академии разве что дурака валял. Но, как-раз-таки, в академии он и выучил теневое клонирование. Он тренировался всегда и везде: дома, вне Конохи, над водой, даже под... И пусть на улице дождь, снег, метеоритный дождь – твой папа всегда будет тренироваться так, будто от этого зависят жизни близких ему людей. Стимул у него такой: волноваться за чьё-то благополучие больше, чем за своё. – Мама ностальгирующе посмотрела вроде на Касуми, а вроде куда-то сквозь нового члена нашей семьи. Я задумчиво сидел. Наверное, это выглядело слишком задумчиво для семи лет, потому что мама, обернувшись, засмеялась и, растрепав мне макушку, снова поцеловала, но на этот раз в лоб. Она посмотрела на мой лоб и, улыбаясь, сказала: - Хорошо, что в этом плане ты пошёл в папу. Я бы чувствовала себя виноватой, если бы у тебя был такой же огромный лоб. Я грустно улыбнулся. Мама была слишком счастлива, чтобы заметить бездарное изображение счастья на моём лице. Это было больше похоже на покалеченную маску, чем на лицо живого человека. Именно эту точку в моём детстве можно называть переломной. После нескольких уроков истории и наиподробнейших рассказов мамы я стал видеть всё под другим углом.***
Шиначику резко обернулся. Он путал реальность со своими яркими и живыми воспоминаниями. Когда исчезали картинки из прошлого, появлялись пейзажи настоящего. Такие резкие переходы заставляли его теряться в пространстве: он долго крутил головой, пытаясь сообразить, где он находится, насколько далеко зашёл или как долго стоит.***
«Твой отец - герой», - повторили мне сто пятьдесят седьмой раз, словно бы я не расслышал в первый. Вакару внёс свой вклад в эти напоминания о том, кто есть мой отец. Мне оставалось лишь вздохнуть. Нам было десять. Облака лениво плыли по синему небу, где играючи светило солнце и топило в своих теплых лучах всё кругом. Стоял май. По моей инициативе мы с Вакару частенько прогуливали в мае последние уроки в академии. Этот день не был исключением. Чтобы не быть пойманными максимально большое количество времени, мы убежали – опять же по моей инициативе – в «верхнюю» Коноху, где сидели на крыше десятиэтажного дома. - Будь мой отец таким – я б не знаю, насколько высоко прыгал от счастья. Хотя... меня и мой вполне устраивает. Он классный. – Вакару не прекращал что-то делать. Я повернул к нему голову: он листал страницы разрисованной вдоль и поперёк книги. – Мне это дал Сай-сан. – Сказал он, увидев, что я заинтересовался этой вещицей. – Так почему ты убегаешь с истории? - Мы убегаем, - тактично поправил я. И да, мы убегали только с истории. – А что мне там скажут? Что мой отец, как умалишённый тренировался до потери сил, а потом – бах! – и вдруг с силой Рикудо? Если считать, что он начал в одиннадцать, то… - Я начал загибать пальцы в счёте. Это не помогало в вычислении, однако каким-то образом снимало напряжение. – Он потратил пять лет своей жизни впустую. Мог бы просто ждать, пока тот старикан снизойдёт до него и поделится своей силой. А сам бы… да хоть книги писал… - Я не совсем понимаю, - встрял Вакару. - Возьмём твоих родителей, - начал я. – Ли-сан всегда хотел всем доказать, что и без навыков ниндзюцу можно стать сильным шиноби. И он это сделал. Без всяких Рикудо. Мечта Тен-Тен-сан, конечно, не исполнилась, но она стала первой женщиной, которая знает подход к любому оружию. И опять без Рикудо. Своими силами. Своими стараниями… Отец хотел… - Я задумался и тут же выпалил: - да много чего он хотел! И много чего добился. Только его триумф по праву должен разделить Мудрец. И не факт, что этот триумф состоялся, если бы не Мудрец. – Я замолчал от нахлынувшей неизвестно откуда обиды. Почувствовал, как ком встал поперёк горла, мешая дышать и говорить. Только почему же мне так обидно? – Все почитают отца за героя. – Между тем продолжил я, сдерживая слабовольные порывы. – Мне вбивают это в голову. И чего-то хотят от меня... Так вот если им от меня что-то надо, то я жду, когда в раздаче сил Рикудо подойдёт моя очередь, в конце концов!***
Ничего не было слышно. Ни прибоя, ни ветра, ни брызг... Только к горлу снова подходит этот знакомый ком, который заставляет сжать кулаки и бороться с кем-то за что-то. Шиначику вернулся уже ночью и отхватил за это от Сарады увесистый подзатыльник, аргументированный тем, что она яко бы волнуется за общую безопасность, а Узумаки своей беспечностью ставит её под вопрос. «Не дам себя в обиду», - оправдывался Шиначику и слышал в ответ все свои пробелы в мастерстве шиноби, адресованные ему Сарадой. Все собрались в комнате, которую Кивана выделила для девушек. Светлая спальня с окнами, выходящими на север, открывала обзор на кусочек моря из-за макушек деревьев. Теперь она находилась в состоянии полумрака и заключала присущий в последнее время шиноби драматизм. Все сидели в тишине, будто боялись лишнее слово проронить. Только ночник, висевший на западной стене, освещал лица присутствующих, либо, напротив, делал черты совершенно невидимыми. - Все, надеюсь, понимают, зачем мы здесь собрались. – Выразила нежелание распинаться обо всем известным фактах Сарада. Она особое внимание уделила Шиначику, который, прислонившись к стене, ещё больше ссутулился и сделал физиономию прозорливца, знавшего об этом вопросе изначально. – Тогда пройдусь по фактам. Во-первых, - Сарада поправила оправу, - завтра мы уплываем. - Так быстро? – Встрял Шиначику. Ему, конечно, нравилась эта новость, но хотелось бы узнать и о причинах столь скоро отчаливания. - Да. Пока ты где-то прогуливался, Вакару кое-что сделал. – Учиха посмотрела на парня, которого неясно, можно сказать, поощрила. - Паспорта шиноби снабжены микрочипами, - начал Вакару и поднял в руки паспорт на имя Сонары. Шиначику понимающе кивнул. – Они испускают электромагнитное излучение с длинами волн в электромагнитном спектре длиннее инфракрасного света, поэтому… Шиначику болезненно простонал и запрокинул голову назад. - На каком языке ты сейчас говорил? – Спросил он и вернулся в исходное положение. Киранеки и Сарада тоже замерли и смотрели на Вакару с широко открытыми глазами. - В общем, вот это, - он заново поднял карточку и указал на неё пальцем, - испускает особой частоты волны. А вот это, - на сей раз Вакару обратил внимание всех на свой КПК, над которым он работал ещё в Конохе, – может их улавливать. То есть все шиноби имеют паспорта. Мы можем вовремя понять, что за нами есть хвост. Шиначику задумчиво пригладил подбородок пальцами и зорко осмотрел вещи в руке друга. - Кажется, понял, ага, - Узумаки позволил продолжить. - В общем, ближе к вечеру на остров высадились два шиноби, которые остановились в одном из домов. Мы предполагаем, что они приехали за нами. Нам вообще противопоказано долго находится в одном месте – так подвергаем себя большей опасности. Тем более, здесь мы, как и местные, изолированы от новостей. Это плохо: нас могут поймать, а мы не будем точно уверены, в чём обвиняют. Завтра в порт приходит судно, которое будет последним для нас: в ближайшие дни ожидаются сплошные штормы, поэтому к берегам острова никто не сможет пришвартоваться. - И что будем делать, когда мы прибудем в Оду? – Поинтересовалась принцесса. Сарада набрала в лёгкие как можно больше воздуха и с шумом его выдохнула. Девушка пожала плечами. - Найдём тех, кто выдаёт себя за нас. – Неожиданно для всех сказал Шиначику. - Что ты несёшь? – Сразу же попыталась пресечь мысль Узумаки Сарада, найдя высказанное сомнительным. – Разве неясно, что всё направлено против нас? - Я думал об этом, - согласился парень и убрал нависшую чёлку с глаз. – Вы говорили, что трое из людей выдали себя за нас, но кто четвёртый? – Шиначику лукаво улыбнулся и посмотрел остекленевшим взглядом куда-то вверх. – Знаешь, Сарада, даже с моими опилками в голове я понял, на что они опираются. - И что ты понял? – Не убирая из голоса ноту подозрения и крайней недоверчивости, спросила Учиха, которая, как и все в комнате, были заинтригованы. Вообще мало кто верил, что у Шиначику могут быть здравые идеи или годные рассуждения. Нет, бывало, что парень выкидывал нечто сенсационное, но это было редким явлением, и сам Узумаки этим нечасто баловал своё окружение. Конохамару говорил, что здравые выводы Шиначику делает так же редко, как в небе появляется кровавая Луна. Но если он и делает это, то выходит у парня не меньший шедевр, чем сама тетрада**. - Я не уверен, но мне кажется, что… - именно с этих слов начиналось всё самое непредсказуемое в команде Конохамару, - они нас шантажируют. - Что за бред? – Перебила его Сарада. - Дослушай до конца, - парень выпрямил спину и откашлялся, чтобы, приняв вид важности, продолжить повествовать о плодах своих дум. – Я не знаю, зачем им сдались артефакты сразу трёх стран, но… думаете, про нас они забыли? Они приняли наш вид, чтобы подставить нас, но они одновременно понимают, что мы не будем сидеть сложа руки. Из опасения того, что мы можем начать погоню, чтобы оправдаться, они оставили четвёртого человека в тени. И, как думаете, кем окажется четвёртый, когда мы начнём их преследовать? – Все недоумевающе посмотрели на интригана, который опять с коварством улыбнулся, ощущая своё превосходство из-за того, что он знал что-то, что не знали его друзья, включая гениальную Сараду. – Конечно, Киранеки. - Что? – Абсолютно неосознанно ляпнула принцесса, когда услышала своё имя в конце этой истории. – Что им это даст? Узумаки перевёл взгляд на химе. - Не понимаешь? – Шиначику задумался на долю секунды и с новым запалом начал: - А теперь только на секунду представь, сколько будет шума, когда выяснится, что феодал оплакивал и хоронил не свою дочь, а неизвестного человека! Да это же…! Пфф, - фыркнул парень, недовольный отсутствием меткого слова в своём лексиконе, - я не знаю даже, как это назвать. Все поймут, что с самого начала ошибались! С того самого момента, как повесили на меня твоё мнимое убийство. Но нам от этого лучше не станет. Считай, тогда ты автоматически присоединяешься к нам в состав отступников, вот только главное отличие от нас состоит в том, что ты – дочь феодала. Иттебане, это же пошатнёт власть феодала Страны Воды! Итогом будет полный хаос: никто уже не будет что-то понимать. Все их аксиомы полетят куда-то далеко, надолго и бесследно. Шиначику перевёл дыхание и снова, горбатясь, уселся у стены. Он посмотрел на реакцию принцессы, которая под впечатлением смотрела на него. Узумаки усмехнулся, удовлетворённый произведённым результатом. - На тебя так свежий воздух действует? – Спросил Вакару почему-то оробевшим голосом. Шиначику одарил его своим взглядом и уставшей полуулыбкой. - Встречный вопрос, - передразнил он, вспоминая о каких-то волнах и прочей несусветной ереси, которую Вакару изливал здесь около пяти минут назад. Для Узумаки существовали всю жизнь только одни волны – водные. - Значит, сегодня наша тетрада? – Спросила Сарада и улыбнулась. Шиначику зевнул, показывая этим своё откровенное желание выспаться. - Да, - задумчиво сказал он, вдумываясь во все события дня. – Что дальше-то? - В общем, ничего. Завтра к полудню прибывает наш теплоход, на котором мы плывём к Оде. Будем там примерно к вечеру. Мы ещё подумаем, что делать с Вакару. Вопросы есть? – Все промолчали, а Шиначику зевнул. – Вот и чудно. Завтра просыпаемся рано, так что расходимся. - Наконец-то! – Обрадовался Шиначику и, опираясь рукой о стену, поднялся на ноги. - За неделю не выспался? – Съязвила принцесса, следя за движениями Узумаки. - Ой, всё. – Послышалось уже за дверью. Универсальный ответ, на который уже не находилось сил и слов. Свет гас постепенно во всех окнах дома, пока двухэтажная постройка не растворилась в темноте. Ветер поднимался, раскачивая полуголые кроны деревьев. Среди сырых стволов стоял человек со скрытым под капюшоном лицом. В его руках поблёскивал оранжевый пепел сигареты, испускавшей дым. Человек смотрел в почти чёрные окна дома и над чем-то думал, периодически прислоняя к губам сигарету, делая затяжку и выпуская серый дым, мимолётно исчезавший на ветру. Он стоял тихо, не издавая совершенно никаких звуков. Такие люди вызывают недоверие и страх: о чём они думают? Чего ждут? На чьей стороне? Они никогда не откроют свою сущность. Поэтому они и наводят страх. *КПК - карманный персональный компьютер. **Тетрада (Кровавая Луна) - серия полных лунных затмений, при которых Луна становится красной. Явление связывают со значительными переменами в мире. Для особо любознательных следующая тетрада прогнозируется в 2034 году.