***
- Думаю, поймать их не составит теперь особого труда, - Какаши говорил уже более часа, распинаясь о нюансах и мелочах дела. - Они сейчас близ острова Кио. Повсюду послышался недовольный шёпот шиноби. Поводом недовольства служило столь долгие поиски преступников, которые в итоге оказались в давно забытых землях, но, тем не менее, прямо под носом. Дело в том, что туда недавно высаживался отряд шиноби, но они ничего не обнаружили. В зале заседаний сидели старейшины стран и приличное количество шиноби, до этого момента сохранявшие тишину. У входа, чтобы не попадать под косые любопытные взгляды, сидели главы знаменитых кланов. Их обязали сюда прийти с целью помощи в поимках Шиначику и тех, кто выступает с ним заодно. - Глупости. - Возразила Хината. Её услышали немногие, но из тех немногих все были слегка удивлены той резкой манерой, не терпящей трату времени на мелочи. Рядом с ней сидели Ино и Саске. Они тоже здесь присутствовали с целью расхлёбывать всё, что наделали выходцы их дома. Чоджи опаздывал. Он наверняка помогал Шикамару на совете Каге. - Не думаю, что Какаши на самом деле считает, что всё так просто. - Попытался сгладить зарождающийся конфликт Саске и с фальшивой скукой в глазах осмотрел всех присутствующих. Хината в ответ что-то шикнула, но сделала это так, чтобы никто уже не разобрал её слов. Все заметили в Хьюга перемены. И перемены были не в лучшую сторону. После того инцидента, который закончился заключением шиноби о том, что Шиначику так или иначе виновен в смерти нескольких Хьюга, женщина редко появлялась за оградой территории собственного клана. Она дала понять, что не держит зла ни на Хокаге, ни на его семью, ни на кого бы то ещё. Однако всё это было "манерами принцессы", которая не могла поступить иначе. Хината пыталась с той самой ночи убедить себя в том, что не виновен никто, кроме неё, но человеческая натура - не робот, запрограммированный на любую программу. И слово "прощаю" не всегда несёт за собой облегчение и спад груза с плеч и камня с души. Отнюдь. Иногда после такого "прощаю" становится ещё хуже от лицемерия. Сам понимаешь, что не можешь бороться с болью, обидой, с собой. А говоришь "прощаю". Этикет - не больше. Всё чаще Хината становилась в противовес всем мерам, которые принимал совет, Каге, феодал. Всё чаще вместо улыбчивой женщины появлялась угрюмая и тоскливая глава клана, в глазах которых нет и малейшей подсказки о плодах её дум. Это списывали на усталость и потрясения, но так это было или нет - нерешённый вопрос. И ставить его ребром было, по меньшей мере, нетактично. - Хината... - Ино в замешательстве остановилась. Хьюга резко поднялась со своего места и, не дождавшись, когда Какаши закончит речь, вышла из помещения. Яманака вопрошающе посмотрела на Саске, но тот даже не обернулся от такого резкого манёвра Хинаты. - Пусть идёт. - Безразлично произнёс он, остановив своим бесстрастным голосом порыв Ино встать и уйти за главой Хьюга. - Мы нужны здесь. - Добавил он, окончательно разубедив Яманака ослушаться его слов. Да и вообще женщине не особо хотелось вступать в конфликт, пусть и негласный, с Учиха. Саске глубоко выдохнул. Голос Какаши вышел на первый план. Хината отчеканенными шагами двигалась к территории клана. Она не узнавала себя: слишком много злости, обиды и непонятной темноты скопилось в ней. Такого ещё никогда не было. Что-то внутри словно держалось на тонкой нити, готовой в раз оборваться. Душа не могла себе найти места, везде всё казалось чужим, постылым и ненавистным. "В чём дело?" - Спрашивала она себя и сразу же приходила куча догадок. Может, нужно сменить обстановку? Пожалуй, это самое глупое и несуразное, что только могло ей прийти в голову. Вне зависимости от солнца или туч этот мятеж внутри останется отстаивать своё. Может, попробовать отвлечься? Ещё смешнее... Никакими мерами это отвратное чувство не истребить. Хината постаралась идти на территории клана, не всматриваясь в лица идущих людей. Если бы она это делала, то, увидев их угрюмые физиономии, ей стало бы ещё гнуснее. Войдя на порог дома, она сняла обувь в прихожей и прошла в гостиную уже более умеренным шагом. Ещё снаружи послышалось два голоса, один из которых принадлежал точно её сыну. Обладательницей второго, по оправдавшимся догадкам Хьюга, оказалась Ханаби. Хината прошла в гостиную. Сестра сразу же оглянулась на вошедшую и как-то неестественно радостно улыбнулась. Рядом у чайного столика со стеклянной поверхностью сидел четырёхлетний Удо. Он тоже радостно улыбнулся, завидев мать, и, встав на ноги, подбежал к ней и обнял. Хината присела ради такого дела и обняла сына. - Хех, Хината-чан, мы-то тебя не ждали так рано... - Криво улыбнулась Ханаби. Хината, заподозрив неладное, отодвинула сына в сторону и сразу же обратила внимание на перебинтованную ладошку мальчика. - Что это? - Женщина взяла руку Удо. - Болит? - Она осторожно подула на неё, хотя это немногим помогло. - Нет. - Не задумываясь, ответил он и застенчиво улыбнулся. - Прости, Хината, не уследила, - призналась Ханаби и виновато опустила веки. - Просто... - она зажестикулировала руками в бренных попытках что-то объяснить. Хината смотрела на эти оправдания и невольно улыбалась. Девушка с длинными тёмно-русыми волосами надула щёки и выдохнула весь воздух из лёгких. Она подняла свои глаза на сестру и тут же расплылась в улыбке, видя реакцию Хинаты. - Вы уже ели? - Глава клана подняла на руки сына, который уже увлечённо рассказывал о проведённом дне с тётей, и пошла на кухню. - Ели. - Довольно ответил Удо, опередив Ханаби. - А ну, покажи-ка ещё раз ручку, - попросила Хината. Сын протянул ладонь. Женщина осмотрела бинты и то, как хорошо была перевязана рана. Она, что-то заподозрив, посмотрела на сестру, которая сидела на кухонной тумбе и ела только что взятое яблоко. - Фто? - Спросила Ханаби, забыв проглотить. - Кто перевязывал? - А! Я попросила Сакуру-сан помочь. - Ханаби собралась снова откусить яблоко, но резко передумала, увидев вдруг появившееся замешательство на лице Хинаты, а потом - сердитость. - Я... Я что-то не так сделала, Хината... чан? - Мама! - Удо помахал перед фиалковыми глазами Хинаты своей ручкой, чтобы вывести ту из слишком глубокой задумчивости. - Нет. - Как-то резко ответила глава и изобразила на своём лице приветливость. - Ты сделала всё правильно. Ханаби всмотрелась в лицо сестры, которая поскорее отвернулась и, сказав что-то напоследок, вышла на террасу. Когда люди отвечают, пока ещё звучит вопрос, выходит неестественно и... значит, что всё в точности до наоборот. Ханаби осторожно слезла с тумбы и грустно посмотрела на фотографию, стоявшую на низком столике. Он волновалась: с Хинатой что-то происходило. Это заметили все, кто видел главу на днях. Подобные странности замечались, когда вскользь упоминался Наруто или Сакура. В крайнем случае, Шиначику, но о нём в этом доме предпочитали не говорить. Ханаби поплелась маленькими шажками к Хинате, которая безмолвно стояла на террасе. Опять о чём-то думает. - Хината-чан, - начала она, но сестра не подала признака присутствия здесь. - Что-то слу... - Нет. - На этот раз Хината даже не дала закончить сестре вопрос. Поняв это, она закусила губу и обернулась с улыбкой на лице. - Ничего не случилось. - Раз ты так говоришь... Ханаби поспешила уйти. Хината ничего не говорит, старается остаться наедине с собой, чуждается всех. Такое поведение было весьма обоснованно неделей после трагедии для Хьюга, но сегодня, спустя месяц с лишним, складывалось ощущение, что глава клана вместе с погибшими похоронила и себя.***
На теплоходе плыло достаточно большое количество людей. Откуда их столько на этих всеми забытых островах - неясно. Именно в таком скоплении народа неуютно чувствовал себя Шиначику. Точнее, Сонара на какой-то определённый срок. Девушка плавно и ловко, словно родилась в цирке, двигалась по деревянной поверхности фальшборта. Она балансировала вытянутыми в стороны руками и сжимала в зубах свой сенбон, который мутно поблёскивал на фоне серого утра, почти ставшее днём. Её сложно было не заметить, однако Сонара до конца надеялась, что все захотят посидеть в общей и большой каюте, лишенной порывов холодного ветра, а не включать в себя романтиков и бежать на палубу, чтобы наблюдать за ватными облаками горизонта. Попутный ветер раз за разом поднимал её алые волосы в невесомое состояние и развивал их, как какой-то флаг. Сонара замерла, не сделав так предсказуемого шага, и посмотрела на море. - Опасно вот так разгуливать, - голос шиноби вывел Сонару из задумчивости. Она резко обернулась и увидела перед собой мужчину средних лет с протектором Скрытого Тумана. - А вы пробовали? Шиноби усмехнулся, наверное, представляя себя на месте бесстрашной и ловкой незнакомки. - Нет. - Признался он. - И вам не советую. Мужчина вежливо протянул руку. Сонара, так и не двинувшись с места, смотрела на неё и долго не могла понять, по какому поводу она всё-таки протянута. - Я не кусаюсь. Девушка приняла помощь и спустилась на дощатую палубу. Шиноби посмотрел на неё взглядом, который так и говорил: "Давно пора". Сонара знала этого шиноби. Так уж вышло, что с ним довелось познакомиться ещё при посадке. Его звали Котомине, а фамилия была настолько длинная и "феодальная", что запоминать её не было смысла и шанса. Котомине был здесь с маленьким отрядом по розыску шиноби из Конохи и относился ко всем подозрительно и предельно недоверчиво. Поэтому Санара старалась не попадаться ему на глаза, однако случай сталкивал их раз за разом в самых разных местах. Вот и сейчас обычный случай снова посеял в воздухе недоверие. Ему было около тридцати пяти. Может, он был старше, может - моложе. Сонара никогда не могла определить возраст на глаз. Зато смогла угадать родину шиноби - Страна Молний. Не то чтобы она часто видела людей из этой страны, однако с парой на заседании Каге удалось встретиться. Котомире был на них похож: смуглая кожа, светлее, чем у Райкаге, и волосы бледно-русого, охристого цвета. Такой контраст ходил по судну, периодически встречаясь с сослуживцами и заодно пересекаясь с Сонарой, которая невольно в его присутствии подавляла свою неугомонную сущность и старалась быть хорошей актрисой. Однако шиноби постоянно смотрел на неё с неизменным недоверием и не мог упустить среди остальных людей копну ярко-алых волос. Сонара резко и слишком суетливо вытащила изо рта сенбон, боясь, что он может как-то выдать истинную личность. Но, пожалуй, этот импульсивный жест мог быть лучшим опознавательным знаком маскарада, нежели стальная соломинка во рту. - Не буду вас задерживать. - Откланялась Сонара и неторопливо пошла в сторону общей каюты. Неспешный шаг хотелось сменить на быстрый бег, однако приходилось мириться с взглядом агностика в спину. Она вошла в помещение, где впереди, по направлению движения, стена была сплошь сделана из стекла. Для обзора, так сказать. А перед ней, как в кинозале, располагались деревянные сидения в несколько рядов. Люди оживлённо болтали и занимались тем, чем нашли себя занять. Шису, десятилетний мальчишка в круглых очках, ютился в выданный на теплоходе плед и увлечённо читал книгу. - Он у вас такой замечательный! - С чувством умиления женщина обратилась к пришедшей Сонаре. - Такой тихий и читать любит. Мечта, а не ребёнок! - И не говорите, - охотно согласилась девушка, чем заслужила сонный и раздражённый взгляд мальчишки. - Ну как, Шису-чан, - блондина передёрнуло так, что плед неудобно спал, - скучал? - Очень. Сонара тихо засмеялась от этого "очень", которое было сказано загробным тоном, так не идущим к безобидному, чуть пухлому личику мальчика. Соседка спереди ещё раз полюбовалась на понравившегося ей Шису и отвернулась, начав разговор со своей подругой. - Скажи "ане-сан"*, - попросила Сонара, словно это была её самая заветная мечта. Шису глуповато посмотрел на ожидающую девушку и хитро улыбнулся. - Имото-чан**. - Мальчик довольно посмотрел на перекосившуюся физиономию Сонары, подбирающую нужные слова. Он поправил плед, укутавшись в него, оставляя открытым только верхнюю часть лица и одну кисть, чтобы было удобно листать книгу. - Всего. Месяц. - Напомнила отрывисто Сонара разницу в возрасте, но Шису уже был вновь погружен в сюжет джирайевского гения. По глазам мальчика можно было догадаться о том, что за пледом скрылась довольная ухмылка, однако для Сонары лучше было вообще не знать о её существовании. Девушка скучающе посмотрела в окно, но это не убавило скуки. Она, почувствовав на подсознательном уровне взгляд, посмотрела на парня, который увлечённо её рассматривал, чуть повернувшись назад. Сонара сначала притворно увлеклась пейзажем слева, но потом, убедившись в том, что она так же находится под наблюдением, посмотрела глаза в глаза этому невоспитанному наглецу. Чуть погодя девушка удивлённо раскрыла рот, признав в невоспитанном наглеце Вакару. И всё-таки брови, точнее отсутствие в них избыточности, превратили его в совершенно другого человека. Родная мать не узнает, не то что какой-то там лучший друг! И всё же Сонара недовольно поморщилась и отвела взгляд. Она сказала, что ей не нравится Вакару без его толщенных густых полосок над глазами - значит, не нравится. И нечего здесь обсуждать! Рядом с Вакару сидело мировое зло в глазах Сонары - принцесса - в образе некого Иназари, который что-то обсуждал с её лучшим другом. "Вакару серьёзно всё равно? Или он настолько... Бесхребетный?" - Размышляла девушка и смотрела на предмет размышлений, который периодически улыбался и что-то рассказывал. Сама Сонара уже давно вынашивает план возмездия: ещё с тех пор, как коснулась своих волос и поняла, что их практически нет. Оставалось найти нужный момент, но она сомневалась, что такой перепадёт ей в сложившейся ситуации. Шису задремал к часам четырём. Такой исход был ясен с того момента, когда ещё утром Учиха показалась на глаза. Помятая - мягко сказано. В общем, никто не сомневался, что она постарается улучить себе часик-два на сон. Сонара осторожно вытащила из рук Шису книгу, очки и положила их рядом с мальчиком, который даже не проснулся от этого шевеления. Она вновь посмотрела на Вакару и его собеседника. "Ведут себя, как... голубки", - насупилась Сонара. Ни Вакару, ни Иназари не оборачивались назад, только что-то с интересом обсуждали. Пожалуй, они найдут общий язык. Пожалуй, из них бы получилась хорошая пара. Но Шиначику бы эта пара крайне не понравилась: он уже лишился волос, бровей лучшего друга и может лишиться самого лучшего друга. И всё это дело рук одного и того же человека. Иназари задумался, и на секунду от них обоих не доносилось ни звука. Он протянул руку Вакару, который её пожал и что-что напоследок сказал. Сонара не могла понять, что они делают, но их действия крайне её интересовали. Вопрос разрешился, когда они прервали рукопожатие, разделив свои ладони третьей рукой. "Стоп. Они спорят? О чём?" - Что-то подсказывало Сонаре, что поводом для спора была она сама. От этого интерес разгорелся ещё больше, однако тушить его не было никаких возможностей.***
Свод почти чёрной земли замыкался на высоте пяти метров, оставляя дыру в роли окна в настоящий мир. Пасмурная погода вверху делала освещение внизу таким же слабым, а лучи света – расфокусированными. Стояла немая тишина, от которой возникал противный писк в ушах, но его приходилось игнорировать. Нишики стоял, подняв голову наверх, к "окну". Весь в бинтах, он выглядел ещё более нездоровым, чем раньше, и казалось, вот-вот и парень может сделать последний в своей жизни вдох. А его это не волновало. Так или иначе, он продолжал, как ни в чём не бывало, стоять и заворожённо смотреть в единственный просвет в подземелье. Сзади послышались шаги. Их звук был настолько громким, что не заметить его было достаточно сложно. Нишики понял, что с ним решили разделить одинокое молчание, однако не повернулся и ничего не сказал. Он даже знал со стопроцентной уверенностью, кто за его спиной. Мало того, парень догадывался о тематике предстоящего разговора. - Почему ты меня никогда не слушаешь? - Спросила Юкими со слепой надеждой на то, что Нишики во что-нибудь поставит её слова. Он грустно улыбнулся – угадал. - Зачем? – Без единой эмоции спросил парень, не оборачиваясь на женщину. – Слушать тебя – значит трястись над собственной жизнью. Это мелочно. Юкими лечила его достаточно долго, но рана не заживала из-за своей серьёзности и масштабности. Даже до сих пор на бинтах видна кровь. Нишики нельзя вставать и, тем более, расхаживать везде и всюду, однако на эти запреты парню было одинаково всё равно, как и на остальные. - Ты перестал ценить себя. Ты перестал ценить всё, кроме решений Совета. - Недовольно проворчала Юкими и со злостью сжала кулаки. - Они делают из тебя... - Кого? - Нишики повернулся и взглянул Юкими в глаза. Каждый раз, когда он не отводил своего взгляда в сторону, а смотрел напрямую, не лукавя, женщине становилось тошно от холодности и бесчувственности его глаз. В них лживый блеск. В них заглушённый крик, подавляемый его собственной волей. Он умеет забывать о голоде, жажде, физической боли. Благодаря этому Нишики научился обманывать самого себя, убеждая, что всё, происходящее с ним, так же неизбежно, как рождение, смерть, взросление. Так же неотвратимо, как осенью опадают листья. Только его жизнь напоминала нескончаемую осень: с каждым днём он презирал часть себя и учился жить без неё. Так пропали смех, улыбки, радость. За ними исчезли милосердие, сочувствие и доброта. Вместо них в недетском взгляде поселилась строгая расчётливость, избирательность и судья, который вправе решать, кто должен жить, а кто умрёт. Ему не было интересно мнение женщины, он спрашивал так... для галочки и показного желания казаться заинтересованным разговором. - Прихвостня. Без своего мнения, без своей воли. Загипнотизировали идеей об абстрактном счастье и благополучии. - Сказала нерешительно она и посмотрела на недвинувшегося Нишики. - Разве таким ты был? Она словно говорила с землёй, надеясь, что Нишики как-то отреагирует. Но достучаться до его ума было сложно, а подчас вовсе невозможно. Ей пора бы давно перестать. - Такой я есть. - Не правда. - Юкими, будь я другим - умер бы ещё десять лет назад. Неужели непонятно, что характер - это приспособление к окружающей действительности? Я родился там, где хоронят мёртвых. Я родился, чтобы выживать, а не жить. Он отвернулся. У Юкими начинали наворачиваться слёзы обиды и разочарования. Нишики изменился. Стал полной противоположностью себе четыре года назад. А женщина никак не могла привыкнуть к этому, хотела помочь, но понимала, что её не услышит никто, поэтому, мучимая совестью, она бездействовала. - Ты не прав. – Не оставляла своих попыток Юкими. – Можно ведь... жить, как жило много людей до нас. - Сама в это веришь? - Усмешка слетела с губ Нишики. - Только мёртвые рыбы плывут по течению. - Ты живая? - Да. - Поэтому помогаешь умереть другим? Женщина пристально посмотрела на макушку Нишики и терпеливо ждала ответ. - Я уже говорил тебе, - голос вдруг дрогнул, и его обладатель, заметив это, остановился и, только собравшись, продолжил. - Это был наш выбор. Меюми сама захотела пойти с нами и быть вместо химе. Она хотела этого ради клана. "- Умри! - Озлобленный голос не дрогнул, а кунай с размаху вонзился прямо в грудь", - прозвучал в памяти обрубок памяти того вечера. Когда давно задуманный план начал своё осуществление при содействии Шиначику. Нишики помнил, как смотрел на мир глазами выходца Конохи. Он смотрел на безумие с неторопливым биением сердца, без волнения, без колебаний. Мало кто тогда увидел улыбку на губах "принцессы". Она была испугана. Смотрела в голубые глаза Узумаки и видела в них как всегда безэмоционального Нишики. Последний помнит, как она храбрилась и, уняв лишь в тот вечер свою обычно непрекращаемую болтовню, ждала с волнением и трепетом того момента, когда она, наконец, сможет чем-то помочь... внести свою лепту... Даже с такими жертвами. - Она твоя... - Молчи. - Перебил Нишики, не желая слышать то слово, которое собиралась сказать Юкими. Меюми не была такой, как он. Разница на лицо. Но несмотря на это девочка ни на шаг не отходила от Нишики. Все в подземелье знали, что где бы ни был Нишики – там будет и Меюми. И наоборот, если слышали звонкий девичий смех, то не сомневались, что она не одна. Девочка приходила к нему во снах не раз, после своей скоропостижной гибели. То лёжа на полу башни в Конохе, то в подземелье. Меюми однажды спросила, что будет чувствовать Нишики, когда её не станет. Он молчал: не знал, что нужно сказать. Теперь, ощущая скребущееся одиночество, Нишики раз за разом спрашивал себя: «Почему я ничего не чувствую?» Да, не оставляла мысль о пищащей тишине, о смехе, по которому он порой скучал, о её выходках, объятиях... Она редко его обнимала, только когда выдавалась возможность. Но не было сожаления, уколов совести или грусти. Нишики не чувствовал утраты. Только остро давала о себе знать резко ускользнувшая из жизни привычка. - Нишики, послушай меня. Совет строит своё благополучие на чужих костях. Сколько уже погибло? Скрытый Лист, Камень, теперь ещё Песок. Кроме того ещё четыре жизни сломаны благодаря твоим стараниям. Ни Шиначику, ни те, кого Совет опять же решил использовать, не виноваты. Они оказались случайными звеньями на пути к "счастью". Нашему "счастью". Мы поступаем эгоистично... - Эгоистично, - с нарастающей злостью повторил Нишики, - даже если это так, то они достойны такого обращения с нашей стороны. Юкими, - парень обернулся с глазами, полными раздражения, непонимания и гнева. - Они плевали всю мою жизнь и всю твою жизнь на всех нас! Они построили свой мир, в котором нет места нам. Они счастливы и довольны, поэтому им некогда услышать тех, кто молча погибает под пластами земли. Почему одни получают всё, а другие солнце видят дважды в год с риском умереть?! А? Люди, которых раньше ты вела, хотят жить, как все! Смотри правде в глаза! Наш эгоизм взаимен. Нишики напрягся и резко выдохнул оставшийся воздух, за тем последовал резкий вдох. Точка поставлена. Юкими больше не могла сказать и слово. Тишина заново начала сверлить уши своим безмолвием. Оно прервалось только когда Нишики, собравшись сделать шаг вперёд, оступился и упал на землю. Женщина без промедлений подлетела на всех парах к нему, уложив голову парня себе на колени. Он больше не мог стоять: боль пронзала суставы, заставляя их предательски подкоситься. Да и чакра почти закончилась. Дыхание Нишики мгновенно сбилось. Женщина сосредоточила в правой руке чакру и, образовав вокруг ладони изумрудное свечение, стала лечить открывшуюся рану. - Мелочно, говоришь? – Спросила она, положив левую ладонь на макушку парня. – Если ты не заботишься о самом себе, позволь это делать мне. Нишики понуро ухмыльнулся. Злость, охватившая его совсем недавно, начинала рассасываться то ли от внезапной усталости, то ли от самозабвенного всепрощения Юкими. Сколько бы он ей не наговорил, она будет с ним до конца. Будет навязчиво помогать ему, лечить, бороться за его права, пусть Нишики это совсем не нужно. Женщина осторожно наклонилась, приближая своё лицо к лицу парня, и поцеловала того в лоб. - Что... Что ты делаешь? – Оторопело спросил Нишики. Он приподнял голову вверх, чтобы увидеть Юкими. - Лечу тебя. - С головой пока всё в порядке. Юкими сделала нарочитое выражение задумчивости и улыбнулась. - Зато сердце окаменело. Нишики вздохнул и отрешённо посмотрел куда-то вперёд. Женщина продолжала лечение. Возможно, сейчас парень первый раз задумался о её словах. Первый и последний. Он терпеливо ждал, когда сможет встать и уйти, и в это время в голову лезли мысли разного рода. Нишики вспомнил Меюми. Она похожа на Юкими. Парень смотрел в окно, открывающее вид в поднебесную. «Почувствую ли я что-то, если она умрёт?» - Спросил у себя Нишики и снова посмотрел на женщину. Или она тоже его привычка, без которой жизнь не перевернётся с ног на голову? - О чём задумался? – Перебил ход мыслей голос Юкими. Он не спешил ответить. - Ни о чём. На свой вопрос он тоже не торопился отвечать. Знал, что разочаруется. Это плохая эмоция, считал Нишики, пора бы от неё тоже избавляться. Все эмоции плохи. Пожалуй, их все нужно изжить. *Ане-сан - обращение к старшей сестре. **Имото-чан - обращение к младшей сестре.