Обломки наших грёз

Маленькая девочка императорских кровей, во многом послушная, но высокомерная, важно шагала за своими родителями в сопровождении свиты, шиноби и обычного люда, проживающего в Скрытом Тумане. По её виду можно было сказать, что она вне всяких сомнений уверена в том, что самая главная персона — это она. И никто — ни феодал, ни тем более его жена — не может затмить её высокопоставленной персоны. Внешность малышки могла о многом сказать. Например, что в дворце феодального Лорда довольно-таки вкусная и сытная пища и что ребёнок явно себе ни в чём не отказывает. На полных щеках девочки расцветал детский, совсем свежий румянец. Большие тёмный глазки с холодным любопытством взирали на всё происходящее и никогда не высказывали ни удивления, ни крайней заинтересованности. Она лишь семенила своими маленькими шажками с поднятым вверх подбородком. Характер — тяжёлая вещь. — Здравствуйте, Даймё-сама, — поприветствовал её отца какой-то крепкий мужчина со странным то ли седым, то ли иссиня-седым цветом волос и аккуратно постриженной бородкой. — Здравствуй, Чоджиро, — по-свойски обратился к Мизукаге феодал и, улыбаясь, кивнул в знак приветствия. Поездка в Туман, предназначавшаяся для выяснения вопроса с обороноспособностью деревни, была по сути бесцельной, потому что Асахито прекрасно знал, что у Чоджиро никогда ещё промахов не было и не будет — доверие молодому Мизукаге было сродни его авторитету в глазах высшей знати не только Страны Воды, но и за её пределами. Поэтому феодал приехал со всей семьёй исключительно для походов туда-сюда по свежему воздуху, под ярким солнышком в окружении людей, которые заставляют гордится работой главы деревни. Тем более что Чоджиро никогда не оставит без приятных сюрпризов. Слово за слово уводили семью голубых кровей и Мизукаге вглубь деревни, по пути перетирая кости каждому строению стратегической важности. — Ты в последний раз говорил мне о подарке, — напомнил Асахито, приглаживая ус над верхней губой и посмеиваясь над подрастающим поколением, которое при виде таких известных лиц начинало работать, что говорится, кровь из носа. Чоджиро улыбнулся, но ехидно, несвойственно ему. — Этот подарок был подарком даже для меня, Даймё-сама. — Сказал он и мечтательно посмотрел вдаль. — Ну хотя бы намекни, а то совсем уж заинтриговал, — сказал Асахито с картинной укоризной. Оба рассмеялись. — Надеюсь, это не вишневая наливка, — с осторожностью выразил свои опасения феодал, — не то я решу, что ты хочешь посадить моё здоровье и занять моё место. — Он рассмеялся своей шутке, а Чоджиро не нашёл другого выхода, кроме как присоединиться к феодалу. — Нет, что вы… Этот «подарок» совершенно иного формата. — Интересно, интересно… Они подошли к тренировочному полю, где проходили переаттестацию некоторые чунины и даже джонины. Мизукаге остановился возле него, а следом затормозила и почётная свита. В пятидесяти метрах происходили бои; поочередно все против одного человека, которые размахивал направо-налево огромным мечом и ни капли не уставал. Вот эта «машина», без устали сразившая третьего, остановилась и, воткнув меч в землю, прокричала такую грубую речь, что феодал заметно побледнел, а его жена быстро сообразила и прикрыла уши дочери. Мизукаге виновато улыбнулся. — Знаю, что ершист, но очень интересен в плане… способностей… — тут его речь прервал новая громкая тирада: — …такое говно, как вы, не может даже стать полноценным генином! .. — Очень ершист. — Согласился Чоджиро с остолбеневшим феодалом. — У него просто акклиматизация. — Вы все — скопление прыщей на теле земли! — экзаменатор стал размахивать в ярости своим огромным мечом, отчего шиноби еле уворачивались. Надо заметить, что среди экзаменуемых были и шестнадцатилетние парни и девушки, которые с застывшим ужасом на лице ждали продолжения. — Вас всех надо выдавить, чтобы не позориться… — а дальше грубость сказанного вышла за все рамки приличия. — Не поддаётся дрессировке. — Озвучил мысли вслух Мизукаге. — Кто это, Чоджиро? Произошло минутное молчание, в ходе которого человек на поле бросил свой меч в сторону, ставшей непредсказуемой для всех. — Подарок. — Коротко ответил Чоджиро. — Как вам? — Тебе честно сказать? .. — просипел феодал. Его кожа вновь приобрела нормальный цвет. — Где ты его откопал? — Он сам ко мне пришёл. — И ты его берёшь в деревню? — Асахито задумался. — Ты точно уверен, что сможешь держать его в узде? — Ну… Во всяком случае… Поверьте, он мог бы стать опорой деревни. С ним она явно станет сильней. Под вечер вся деревня стояла в непривычной сумбурной суете. Все бегали, что-то искали, изображали на лицах испуг и отчаяние. Причём так было и с видными чиновниками, и с рядовыми шиноби. Дело коснулось всех. Пропала дочь Даймё. В скрытой деревне под конвоем из телохранителей исчез именитый ребёнок, которого ищут около часа, а найти никто так и не смог. Вот уж незадача! День ведь начинался хорошо и многообещающе, а заканчивается плохо для Чоджиро: ему не хватало ещё садить репутацию деревни. В безлюдной улице нехотя передвигались два шиноби. Один без заинтересованности смотрел вперёд, мечтая, чтобы кто-нибудь нашёл ребёнка и их всех отпустили бы домой. Часть его неровно отстриженных белых волос была завязана в низких хвост, а другая пестиками болталась. За спиной покоился огромный меч. Одет в белую рубашку с закатанными рукавами, жилетку и брюки с обовью шиноби. — Суйгецу, — обратился к нему рыжеволосый друг, — проявляй активность хоть иногда. Хозуки сонно перевёл на него взгляд и посмотрел так, будто на неразумного ребёнка, сморозившего чепуху. Второго звали Джуго. Хорошо сложенный мужчина в плаще относился к делу серьёзнее, нежели Суйгецу. Он и к самой жизни относился серьёзней. Даже в чертах лица — и там виделось обдуманность, осторожность, спокойствие. Его можно сравнить со зданием, которое возводилось на века. Джуго был надёжен и верен себе, дружбе и паре завалявшихся принципов. Поскитавшись до самого вечера, Хозуки начал по-детски ныть об усталости, из-за чего оба вернулись домой. Жили они в одном доме на самой окраине деревни, где Суйгецу имел право напиться в тайне от докучливого Чоджиро. Рядом удобно расположился бар. Там-то капризный мужчина находил себе достойную компанию, чтобы обсудить политику и найти единомышленников. В общем, все условия подгоняли исключительно под Суйгецу. Джуго сродни кактусам оказался не прихотлив и был согласен с любым решением друга. Подойдя к двери, рыжий сунул ключ и открыл дверь. Уставший Суйгецу чудом протиснулся вперёд него и упал на диван в центре прихожки. Как то бывало после тяжёлых дней, Денто* остался за спиной мужчины. Он мог спать с оружием, есть, мыться, отдыхать и иногда, в часы особого одиночества, говорить. Джуго ничего нового не увидел и пошёл прямиком на кухню — должен же кто-то заботиться о том, чтобы не вымереть от голода. Пока заботливый друг варганил ужин, Суйгецу удосужился встать и пойти в спальню. Открыв дверь, он обратил внимание на открытое окно — забыл закрыть. Но каково было его удивление, когда на измятой постели лежал ребёнок… Сумбурный бар утонул в суетных разговорах обо всём. Помещение пропахло жаренным мясом, алкоголем и перегаром. Каждый второй смотрел на мир нетрезвым взглядом, пытаясь компании вбить в голову, что он знает в этой жизни толк. Звучали, впрочем, подобные заявления нередко, однако к месту, как бы напоминая, что остались ещё здесь «бывалые» живцы. Играла музыка. Приезжие исполнители развлекали шиноби после рабочей недели. Флейта и барабаны пьянили не меньше, чем искрящийся хмель или саке. Ритмичные мотивы изрядно воспламеняли слушателей и сподвигали на подвиги. А о каких подвигах может идти речь, если в баре из трезвых только официантка и ещё пару человек, чувствовавших себя предельно не к месту? Поэтому вскоре музыканты воспроизводили нечто спокойное, неагрессивное. Кто-то закурил. Теперь ещё царил и запах табака. В общем, типичная буйная забегаловка. Сюда пришли все, кто посчитал, что ему положено быть здесь: мелкие чиновники, простой люд, шиноби, коих было меньшинство. Причём почти все — мужчины. Девушкам не рекомендовалось соваться в подобные места, исходя из здравого смысла. В последний раз такой визит закончился весьма плачевно: поди попробуй угомонить натрескавшихся буйволов. Они сейчас понимают две фразы: «что пожелаете?» и «ещё». Абсолютная дикость. За столами сидели лишь те избранные, кто успел занять лакомые места. Остальные толпились за стойками стоя. Именно толпились, ведь сегодня все как с цепи сорвались и разом ринулись в бар остудить нервишки. Из всех собравшихся пьянчуг можно было выделить одну из «элит» бара, важно разместившуюся на деревянных узких диванчиках. Особо ничем они не отличались, только их все как бы обходили стороной, несмотря на то, что обходить то было не куда. Тем не менее к ним не решались приближаться. Это был расхлябанный молодой человек лет этак тридцати пяти с белым хвостиком, в рубашке, жилетке и характерным хмельным взглядом. Он развязано улыбался и часто что-то говорил, а если не говорил, то пил столько, сколько его душечке было угодно. У его седалища стояла какая-та громадина, внешне напоминающая странный по форме меч. Иногда мимо проходящим казалось, что непонятная штуковина скалится и урчит. Поэтому ничего не знающий люд называл её «бесовской хиромантией». А владелец дьявольского отродья искоса посматривал и смеялся над всеми. Его компаньон и верный собеседник привлекал внимание только потому, что был женского пола. Трезвей первого, но в её сторону и дышать боялись, не то что попробовать подкатить излюбленным выпившим методами. Да и старовата была. Носогубные морщинки, складочки на лбу и у глаз отталкивали потенциальных любителей женской красоты. Она скучающе, словно о чём-то сожалеюще, слушала мужчину напротив и перебирала тонкими пальцами длинные рыжие волосы. Они были невероятной длины. Доставали до пола и ещё немного тянулись шлейфом. Женщина не раз думала их обстричь, но почему-то не решалась. Но последнюю все обходили не только потому что не видели в ней потенциальную пассию, а потому что до сих пор уважали в ней бывшую Мизукаге Теруми Мей. И хоть все удивлялись, что она делает здесь и с этим «белобрысым» ненормальным, однако уважали. — Достаточно. — Занудно попыталась остановить Мей и потянула шею. — Нельзя столько пить, Хозуки. Суйгецу пошёл супротив её мнению и залпом осушил приличных объёмов кружку. Женщина вздохнула: — Ты просто высокий ребёнок. — Теруми часто говорила это, но никого не волновало. — Думаешь? — он откинулся на спинку дивана, проникнувшись затхлой атмосферой притона. — Намекни Чоджиро, что меня надо было просто поставить в угол, а не держать в взаперти, — Хозуки посмотрел на запястье, однако часов там отродясь не было, — десять лет. — Опять двадцать пять… — буркнула Теруми и закатила глаза. — Сколько можно ныть? Тем нет для разговора что ли? Он посмотрел на неё задумчивым взглядом и улыбнулся. В целом, его действия можно было рассматривать как пошловатость: — Ну… — он опёрся локтями о потрёпанную столешницу, — если бы ты была примерно моего возраста, я бы много мог тебе сказать… И показать. А теперь… Резким и непредвиденным движением Мей вонзила остриё куная между средним и безымянным пальцами Хозуки. — В руках. Себя. Держи. — Процедила она. — Я же говорила, что не стоит терять грань между «пить» и «бухать». — Женщина отобрала кружку у потерявшего дар речи Хозуки и выбросила её куда-то в толпу. Оставалось гадать, попала она в кого-то или же обошлось. — Ты стал невыносимей, после… — Она замолчала и отвела взгляд. — После чего? — прицепился Хозуки, у которого настроение из беззаботности перешло в состояние алкогольной взвинченности. Мей бы предпочла свернуть тему. Она действительно видела перемены в Хозуки. Разительная разница между им сегодняшним и тем, что был в конце лета разъедала глаза. Только слепой не заметил бы, что невозможный и стервозный Хозуки стал ещё и депрессивным любителем выпить. По утрам одно накладывалось на другое, делая из Суйгецу совершенно не контролируемого человека с неуравновешенной психикой. Чоджиро был вынужден признать, что ситуация, которую он бы недавно назвал нормальной, вышла из-под его контроля. В целях профилактики непредвиденных случаев Хозуки был отстранён от миссий, что дало ему почву для запойного досуга в баре. — Сам знаешь. — Как же всё заколебало! — на выдохе выругался он. — Если бы десять лет назад, я не был таким идиотом… то теперь бы не просиживал время в этом гадюшнике. Не был сторожевым псом придурка-Чоджиро… если бы тогда я только знал, что посадят на короткий поводок… то… Как же я ненавижу эту гнилостную деревню! Суйгецу поднялся и сказал это несколько громче, чем хотел. Музыка стихла. Люди попятившись слушали пьяные проклятия и ругань мужчины. — Суйгецу… — хотела вмешаться Мей, но Хозуки разнесло. К этому моменту ему в голову ударило всё, что было выпито. — Что тебе дала эта деревня? Посмотри на себя, — он пренебрежительно посмотрел на женщину, которую если не уважал, то не ненавидел. — Я не хочу в своей старости повторить твой путь. Я не хочу быть таким же неудачником, который ничего не добился! Твою ж..! Да я вас всех здесь люто ненавижу! — он одной рукой с лёгкостью закинул громадный меч за спину, качнулся и обратился ко всем: — Господи, с кем я связался? Что за стадо?! — мужчина начал медленно продвигаться к выходу. Постпененно его гневный монолог стал снижать обороты, переходя на бормотанье. Выйдя на улицу, Суйгецу глубоко вдохнул и выдохнул. Он бы ещё пил и пил, если бы у него были деньги, раз, и если бы над душой никто не докучал, два. Позади остался разноголосый хор не пойми чего и флейты. Там же остался и тухлый запах адской смеси перегара, сигар, мяса и пота. Суйгецу задумался и не мог понять, чем его так манит эта дыра? Почему он прожигает, вернее, пропивает, своё драгоценное время там? Почему после каждого вечера там приходит не облегчение, а ещё большее раздражение, а по утрам и депрессивные наклонности к самоубийству. И всё-таки, как по расписанию, он приходил туда, где перебивалось «всё стадо этого притона». Под притоном он понимал деревню. Хозуки прилагал усилия, чтобы стоять на ногах. Всё выпитое химической смесью прореагировало и было готово дать результат. Он отшатнулся, вдруг потеряв равновесие, встал ровно, а потом вновь, как всё повернулось с ног на голову, покачнулся. Сделал шаг. Не рухнул, ни вывихнул лодыжку — можно и идти. Мей вышла из притона, накинув на себя лёгкую кофту. Совсем не по погоде. Она остановилась, посмотрела на небо, похожее на чёрную бездну, поёжилась от холода и взглянула на пар, шедший изо рта. Клубок пара был похож на клубок мыслей. В голове Теруми их сидело достаточно, чтобы обеспечить годными идеями всю страну, однако та решила окончательно поддаться старческой меланхолии и не показывать ни одно из своих достоинств. — Всё бурчишь… — Она нагнала Суйгецу. — Совсем неуправляемый. Бедный Чоджиро… Парень молодой, а на его совести ты и деревня. Хозуки только хотел что-то возразить, как правая нога пошла не вперёд, а куда-то наискось, поперёк траектории левой. Он замахал руками, но ничего не помогло; Хозуки с воплем ненависти ко всему повалился на сырую землю, приняв самое неудобное положение боком. Самехада взъерошилась от неудобств. Мей зацокала, а руку помощи не торопилась подавать. — Мадмуз… муд… мадмуж… твою ж! — Язык мужчины заплетался ещё пуще ног. Он не стал пробовать договорить, а сразу протянул грязную руку, при этом с прищуром посмотрев на Мей. Не столько было в уставших глазах презрения, сколько сочувствия. Мей жалела Хозуки с тех памятных времён, как взбалмошного парнишку загнали в стены Тумана. Жизнь стала интересней, шумней, но и хлопотней. Суйгецу не создан для жизни, посвящённой службе кому-то. Одно дело тягаться по миру за Саске по собственной воле и совсем иное загнанно выполнять приказы Чоджиро. Хотя Мизукаге тоже в нелёгком положении и его Мей тоже искренне жалела. Ужасно много проблем от этого Хозуки! Теруми перестала понимать, зачем это нынешнему главе деревни. Поставленных целей он не добился, а Суйгецу словно переживает вновь переходный возраст. Теруми протянула свою руку и помогла подняться мужчине. — Сколько. Мне… осталось? — медленно, членораздельно спросил Суйгецу и потёр глаза. Его клонило в сон с самого утра. Вопрос охватывал много возможных ответов, но женщина правильно поняла, о чём толкует он. — Одиннадцать. — Ох, — выдохнул мужчина, выпустив столп пара. Ему стало плохо от такой цифры, ноги подкосились, вероятность падения стала близкой реальности, но Теруми успела схватить его за руку и оттянуть к себе. Каждый день здесь для Суйгецу — это пытка. Пытка временем, по логике вещей, самая бесчеловечная, доступная извергам или деспотам. Ничто так не ранит, как понимание того, что живёшь без смысла, без цели, прожигая лучшие годы жизни в месте, в котором не хочешь быть. Не всем птицам сложно в клетке. Для тех, кто в ней родился, такое жильё кажется райским, а для вчера летавших по лесу, прутья сковывают даже лёгкие так, что вдох получается ограниченным, длинным, тянучим. Такой же и выдох. И так вся жизнь: тянется, ползёт в серости, а конца не видно и не видно… Иногда думается: сколько пройдено? Скоро конец. А дышится всё так же медленно, всё так же бесконечны дни. И так проходят годы, а за ними — десятилетия. Время становится бременем. Оборачиваясь, остаётся лишь поражаться, сколько его потрачено в никуда, без цели, без пользы, а ведь за десять лет, что Хозуки провёл здесь, он мог исполнить мечту и жить полной и насыщенной жизнью. Мужчина успел смириться, что ко времени, когда будут развязаны руки, ему будет уже сорок с лишним. Почти пятьдесят. Такой расклад и заставлял спиваться в баре, вымещая злость на народе и всём, что попадётся под руку. — Я сказать тебе хотела, что, — женщина с тревогой посмотрела на реакцию Хозуки. Он оставался раздражённым не более и не менее того, что было чуть раньше. — Нет… ничего. Дойдёшь сам? Он кивнул, потупив вымученный взгляд в землю. Невероятное сожаление, умноженное на всё выпитое, вновь и вновь напоминало, кем он стал… настоящий заложник, ждущий, пока секунда выльется в минуту, а та уже и сократит одиннадцать лет каторги. Расшатываясь, как на палубе в шторм, он шёл в то место, где обычно спал. То место, которое никогда для него не станет домом. Полуночный стук в дверь насторожил обоих. Кто может прийти в половину второго? Обычно никто. Джуго и Суйгецу перегляделись, отодвинув чай в сторону, и вновь перевели подогретый интересом взгляд в прихожую. Стук повторился. — Иди открой, — будто напомнил обязанности Суйгецу Джуго и взял в руки чашку. — Согласись, если и приходят, то к тебе. Я не хочу выслушиваться нотации. — Почему же сразу нотации? — попытался отстоять состоятельность собственной личности Хозуки, вставая из-за стола. — Иногда благодарность. — Это когда же? Хозуки плавно завернул за угол и подошёл к двери. И всё же было интересно. Мужчина уже строил догадки и даже ставил ставки сам с собой же, рассчитывая в уме вероятность прихода прихвостня Чоджиро. Единственное, что напрягало — это то, что они виделись полчаса назад. Суйгецу и Джуго только пришли из затяжной разведывательной миссии на острове и теперь наслаждались заслуженным отдыхом. Ссутулившись, он стоял, лениво и сонно опершись о стену плечом, растягивая время таким образом, чтобы непрошеный гость шёл восвояси, но настойчивый стук усилился и походил теперь на безотлагательное требование пропустить. — Открывай. — Донёсся голос Джуго из кухни. — Пей. — Ответил на «отвали» мужчина и повернул ключ, открывая дверь. Ночь ворвалась в тёплый дом свежестью и тишиной спящей деревни. Только где-то мелодично, на распев завывала птица под сенью раскинувшегося насыщено-голубого цвета неба. Звёзды рассыпались по своду. Их равномерное сияние вкупе с круглой серебристой луной отдавало таким светом, что казалось где-то рядом стоит фонарь, освещающий аккуратно уложенную плиткой улицу. Чёткие тени ложились на поверхность, погружая пространство в абсолютную темноту. Эта ночь была особенной. Мужчина вначале опешил, когда его взгляд не набрёл ни на кого в проходе. Романтика ночи, конечно, взяла своё и на секунду его глаза устремились в высь, но, вспомнив о госте, он оглянулся вправо и влево. Никого не было. По чистой случайности Хозуки посмотрел вниз. Что-то, как магнит, притягивало туда его внимание. Перед ним стояла девочка. Обычная девочка с бледным в свете ночи лицом и контрастными тенями, скрывшими глаза. На её плечах держался дорожный плащ, а за спиной — сумка. Видимо, добиралась сюда откуда-то. Между тем, мужчина обратил внимание, что ребёнок показался ему знакомым. Например, кудрявые тёмные волосы, заплетённые две косы, пухлые щёки и аристократично-прямой нос. Она выглядела на лет десять, однако Суйгецу никогда на хвастался умением определять на глаз возраст. Не раз попадал на этом впросак, поэтому не спешил делать выводы. В связи с этим ему вдруг стало невесело: в голове промелькнула траурная мысль будущего диалога, меньше всего в котором он хотел услышать «привет, папа». Что угодно, только не это. На лице мужчины промелькнула неизбежность. — Здравствуйте, Хозуки-сан, — вежливо поприветствовала она его в два ночи. В это время уже без разницы, с тактом разговаривают или нет. Воспитанная. Мужчина нахмурился. Пухлые щёки, курчавость, вежливость, голос. В воображаемой картотеке из людей он не помнил настолько молодых женщин, которые ещё совсем девочки. Он долго не мог сообразить, что ответить. — Да… — наконец выговорил он и посмотрел тщательно в лицо, что в принципе не дало результата. — П-привет. — Мужчина аж выпрямил спину от такого внезапного визита. — А ты кто? — Меня зовут Киранеки. — Повтори. — Киранеки. Секунда-две — и мужчина всё понял. — Нет! — вдруг сказал он и посмотрел на девочку, но из-за ночи опять ничего не увидел. Тогда Суйгецу взял её за плечо, поставил прямо под люстрой в прихожей и посмотрел на лицо принцессы. — Чёрт! — выругался он. — Джуго, мы влипли. За считанные минуты, как и ожидалось, в двери уже ломились шиноби Тумана. Они забежали без разрешения в кухню, где по-прежнему гоняли чаи хозяева с невозмутимыми лицами. — Чё надо? — хамовато, явно недружелюбно и недоброжелательно спросил Суйгецу. — Где принцесса? — Какая принцесса? — вопросом на вопрос ответил Хозуки, выгнув правую бровь дугой. — Или вы думаете, что у меня здесь притон, где основной контингент — это принцессы? Джуго посмотрел на товарища удивлённым взглядом: Суйгецу обычно умными словами не бросался хотя бы потому, что не знал умных слов. А тут одно «контингент» слух резало. Командир отряда молча кивнул остальным, которые по команде устремились обыскивать жильё, однако перед первым же ищейкой в стену впился нож, которым Суйгецу пять минут назад резал хлеб. Шиноби окаменели от бессловесной и в то же время доступной для понимания угрозы. — У меня есть ещё три ножа, а на столе — две ложки, которыми я с радостью вам выковыряю глаза для профилактики. — Все вместе сглотнули. Слухи о жестокости и извращённости в плане пыток Хозуки настигли всех. — Суйгецу! — неодобрительно пресёк угрозы товарища Джуго, что возымело эффект. — Так кто пропал? Скрипя зубами и выходя из себя, командир посмотрел на довольного Суйгецу. — Дворец феодала недавно обнаружил пропажу принцессы. По словам очевидцев, она направилась в Туман, а её лошадь была обнаружена в вашем районе. — Отрапортовал служивый и добавил: — Нам приказано обыскать ваш дом. — Почему наш? — развил тему Суйгецу. Командир задумался. — Нам нет смысла укрывать ребёнка. Я второго не потяну. Суйгецу обернулся на друга с каплей возмущения. Рыжий пожал плечами. — В общем, — решил подытожить Хозуки, — разрешение есть на проникновение в дом? — Есть. — Уверенно ответил командир. — Я его не вижу. — Что? — То. Будет письменное разрешение — разрешу войти целыми и невредимыми. Нет разрешения… ну если вам так не дорога жизнь, то милости прошу. — Суйгецу обхватил рукой ложку и хищно посмотрел в глаза одному слабонервному типу, у которого скатилась по лицу капелька пота. Командир покраснел от злости. Возможно, это был первый в истории случай, когда Суйгецу был бесспорно прав и никто не мог ему перечить. Законы писаны для всех, как говорится. А шиноби ещё были возмущены тем, что им тыкнул в это преступник. Кому рассказать — не поверят. Они развернулись и ушли. Джуго и Суйгецу продолжили пить чай. — Меня интересует только одно, — начал Джуго, сверля взглядом окно, откуда были видны удаляющиеся шиноби, — откуда ты знаешь слово «контингент»? — Они встретились взглядами. — Нет, просто мог бы сказать что-то другое или вообще не говорить. Суйгецу хитро ухмыльнулся. — Не всё так просто, рыжий, и не все так просты. — Они снова посмотрели друг на друга и издали вместе смешок, означающий успешный исход аферы. — Выходи! — крикнул Суйгецу. Из узкого длинного коридора, соединяющего входную дверь и остальную часть дома, с арочным проходом на кухню вышла девочка, опасливо, боязливо, но вместе с тем и восхищённо глазея на метко воткнутый в стену нож. Такого применения ножа ей не доводилось видеть. — Садись, — предложил Джуго, и она села. — Чай будешь? — Не-а. — Тогда о главном, — серьёзно начал Хозуки и достал из-под стола свиток. — Откуда он у тебя? Собственно говоря, этот свиток был проходным билетом в дом для принцессы и стоп-сигналом для разыскивающих её шиноби. Ничем особенным он не отличался: белый, закрученный, с печатью. Как и все в мире свитки. — Я видела, как вы выходили из резиденции Мизукаге и обронили его. Суйгецу сконфузился. — Только не говори, что… — Джуго не закончил фразу, потому что по взгляду друга понял, что всё так, как он и думал. — Ты должен был отдать свитки Чоджиро! — Девяносто процентов от их количества я отдал. — Постарался реабилитироваться мужчина. — А один — это просто заслуженная награда, — он истерически хихикнул и поёжился. Рыжий цокнул и потёр виски. — Снова ты на те же грабли… Что будет, если Чоджиро узнает? — Не узнает, — с энтузиазмом начал Суйгецу, обернувшись к принцессе. — Ты же ничего не скажешь? Киранеки задумчиво посмотрела по сторонам. На детском личике заиграла взрослая ухмылочка, не предвещавшая для Хозуки желательного ответа. — Конечно, расскажу. — Мелодично ответила она. Суйгецу побледнел, а Джуго просто закрыл глаза ладонью. — Тогда я расскажу, что ты здесь, — попытался обхитрить Хозуки. — Тогда я расскажу о свитке. Стратегия мужчины исчерпала себя. Он и раньше недолюбливал детей, а теперь вообще их видеть не мог. По его лицу скатилась капелька пота, блеснувшая от света лампы. Пальцы крепко, до дрожи сжали чашку. Хотел что-то ответить, но нечего. Он посерьёзнел, принял грозный вид. — Что хочешь, пузырь? Девочку колкости о внешности не тронули. — Станьте моим учителем. — Чё? — Учителем, — для убедительности или же от инициативности она поднялась и опёрлась руками о стол. Джуго от услышанного убрал руку от лица и внимательно за всем следил. — Я видела вас четыре года назад в деревне. И примерно тогда решила стать шиноби. В чёрных глазах с отблеском бирюзы горело подлинное рвение к искусству ниндзя. На щеках появился румянец, словно она рассказывала о своей заветной мечте. Девочка в одиночку преодолела путь от столицы до деревни ради одной цели, ради своей мечты, о которой она сейчас взахлёб говорила. Суйгецу половину информации не услышал. Он на время оглох от настолько громкого слова «учитель», применимого к нему. Как ни стыдно было ему признать, он растерял всю уверенность и хвалёную непробиваемость. А девочка всё что-то говорила и говорила, через каждое предложение повторяя «учитель». Киранеки перестала говорить и ожидающе смотрела на Суйгецу. Тот сбил с глаз пелену и осознанно смотрел на неё с приоткрытым ртом. Девочка нервничала, тишина в ушах была раздражающей и невозможной. — Чё? — наконец сказал он. Суйгецу задумывался иногда, как он оказался в этом месте и где был пять секунд назад. Когда он пришёл домой, на ощупь включил везде на своём пути свет, кроме спальни, снял меч и плюхнулся в постель. Сон не требовалось звать дважды. Суйгецу сразу же оказался в полудрёме, а потом и окончательно заснул. В ночи скрипнула входная дверь. Послышались шаги сначала одного человека, а потом их стало больше… *Денто - он же Кубикирибочо, меч Забузы.