Долийское целомудрие.

- Ma'arlath, da'mi*. Признание всегда у него получается сдержанным, как-то вскользь. Он уверенно ведет их по следам молодой оленихи, и даже не оборачивается, когда слова, ставшие привычными, срываются вместе с дыханием. Махариэль молча кивает в ответ. Тамлен не может видеть этого, но оба они давно научились чувствовать друг друга без долгих, внимательных взглядов. Без лишних движений губ. След обрывается у кустов. Сочные ягоды физалиса пьянят воздух своим ароматом, но Тамлен предостерегающе отводит руку, указывая вперед. - Она там. Спугнешь. Серые глаза смотрят на Махариэль серьезно, и она краснеет, уличенная в неосторожности. - Бей точно, будь решительна. И пусть твоя добыча не страдает. - Беззвучно цитирует он одно из наставлений Андруил. Затем знаком предлагает ей выстрелить первой. Ломкие ветви практически не издают ни звука, когда эльфийка медленно поднимается с колен. Рыжие волосы, обмазанные бурой травяной краской, не выдают охотницу, подветренная сторона, удачно выбранная Тамленом, уносит все посторонние запахи. Привычная сжатость движений и гладкая тетива успокаивают, дают уверенность в точности выстрела. Тамлен любит наблюдать за подругой в такие моменты. Из ведомой она, наконец, превращается в преследовательницу. Оголенный смуглый живот втягивается, и Махариэль становится совсем тонкой и гибкой, как лук. Эльфу стоит огромных усилий отвести взгляд и перестать отвлекать ее своим вниманием. Зверь переступает грациозно. В каждом движении какая-то беззащитная нежность, большие влажные глаза смотрят по сторонам неосмотрительно умиротворенно. Свет сквозь густую крону пятнает мягкую шкуру, и не любоваться оленихой просто невозможно. Махариэль прицеливается, стараясь перебить одной стрелой незащищенное горло, но… Из бархатистого сумрака леса выступает еще один олень. Самец с высокими, раскидистыми рогами. Олениха радостно несется к нему навстречу, прижимая уши, подныривает под подбородок, трется носом о темную шею. Влажная трава от их брачной пляски быстро становится утоптанной, и кажется, будто два зверя оказались в магическом кругу. Тамлен отпускает замечание, что она долго целится. Он не видит, но чувствует, что на поляне теперь два зверя. Недоумевает, почему Махариэль не может выбрать, в кого выстрелить. Он умеет ждать, но когда эльфийка медленно опускает лук, нетерпеливо встает и вскидывает свое оружие. - Нет, Тамлен! Громкого шепота достаточно, чтобы олени насторожили уши. Охотник буквально обжигает ее недовольным взглядом, но сильные пальцы уже оттянули тетиву до уха. - Нет! – Громче протестует Махариэль, и два зверя срываются с места. Напролом ныряют через заросли физалиса, уносясь прочь. Стрела с белым оперением лишь рвет ухо молодому самцу и впивается в ствол близстоящего дерева.

***

Эльфийка в последний момент отводит выстрел от спины Зеврана, отпускает его навстречу оленю. Наконечник смачно входит в глаз животного, и сердце Махариэль болезненно сжимается. Красивая голова заламывается назад от удара, копыта в холостую взрывают землю, но олень не издает ни звука, когда падает навстречу сучьям. Эльфийка, тихо ругаясь, спрыгивает с деревьев. - Вот это да. - Восторженно присвистывает Ворон, не подозревая, что сам едва не стал жертвой охоты. Хитрые золотистые радужки сверкают одобрением, и Махариэль еще острее испытывает жалость. То ли к оленю, то ли к своему нерадивому спутнику. - Не смей подходить ко мне, Зевран Араннай. - Сухо предостерегает его эльфийка, едва тот делает шаг в ее сторону. Расстояние между ними приличное, но даже так Страж чувствует себя неуютно. - А я думал, что это ребячество кончилось. - Так же сухо отзывается Ворон. Лук девушка водружает за спину. Пальцы все еще подрагивают от злости и перевозбуждения, но голова больше не шумит вкрадчивым голосом. Секунду они оба сверлят друг друга неприязненными взглядами, но Махариэль сдается первой и по дуге обходит Зеврана. Тот удовлетворенно хмыкает. - Признай, ты за мной подглядывала, а? Влажная рубашка четко обозначает торс Ворона, и вкупе с распущенными волосами он выглядит как герой любовного романа. Долийка фыркает, стараясь не выдать своего замешательства и точащего чувства вины за едва не случившееся убийство. До сих пор перед глазами мерещится алая пелена ярости, а скверна поет свою жуткую песню. Она все утро просидела среди крон, выжидая добычу. Охота помогала отвлечься. Не думать о липких кошмарах, которые пачкали Махариэль неприятными воспоминаниями. Конечности затекали, приходилось постоянно спускаться вниз, ушам приедался птичий клекот. Но едва среди звуков затесались шаги… Эльфийка осторожно приседает перед поверженной тушей оленя. Почти ласково гладит рога и шепчет слова Вир Адалена. Каждое предложение жаркое, искреннее, наполненное запоздалым раскаянием. Нет, не только перед лесным зверем. Зевран с любопытством наблюдает за ней. Ему кажется диким поведение долийки возле мертвого животного, и уж тем более неуместным скорбящее выражение на лице. Словно это не ей приходилось расправляться с моровыми тварями, словно бы не ее кинжалы выпотрошили всех разбойников на придорожной заставе. Откуда такая предательская мягкость? Внутри Ворона поднимается раздражение. Он, нарочно обозначая свое приближение громкими шагами, подходит к Махариэль, резко усаживается рядом. Та не двигается, продолжая сжимать кровоточащую морду оленя в ногах. - Слушай, - хочется встряхнуть ее, чтобы получить отклик, - мне уже начинают надоедать все эти игры. Если ты хочешь, чтобы я покинул отряд, стоит только сказать, Страж. Из-за тебя я уже стал посмешищем в вашем захолустном лагере. Cлова срываются другие. Совершенно не те, которые стоило бы произнести. Но кипящее недовольство своим положением дает выход, и Ворон раздувает ноздри. Трудно цедить ответные колкости, когда гном разражается хохотом, едва эльфийка начинает на тебя шипеть. Или увиливать пошлой любезностью от расспросов Лелианы про неприязнь Стража. И уж тем более, почти невозможно сдерживать желание добавить яда в похлебку Алистера. Зевран бы с удовольствием полюбовался на его перекошенное лицо. А уж Морриган за ехидство стоило бы вырвать по одному ногтю. Конец фразы звучит озлобленно и заставляет Махариэль вскинуться на Аранная. Ее пугает серьезность златовласого эльфа, которого она привыкла видеть развязным или обманчиво льстивым. Пугает собственное намерение убить его всего несколько мгновений назад. - Никто не играет с тобой.- Тихо, но сурово опровергает эльфийка. - Просто не стоило обрезать мои волосы. Долийцы приравнивают это к оскорблению. Безликое “долийцы” из собственных уст режет сильно. Лишний раз напоминает, что Махариэль из клана Сабре больше не существует. Помутневший глаз оленя отражает вмиг скривившееся лицо Стража и просвет неба. - Вот значит как. Зевран умеет слушать. Улавливать в интонации собеседника малейшие изменения, продираться сквозь искусные заслоны речи. И то, что он слышит от эльфийки, похоже на… Сожаление? Желание уладить все мирным путем? - А ты умеешь изумлять, мой милый Страж. - Слова Ворон растягивает медленно, стараясь выглядеть озадаченным. - Любая бы дама сочла за честь, догадайся ее кавалер носить у сердца прядь ее шевелюры. Но лесной эльфийке и невдомек, что так бывает, верно? Махариэль громко фыркает. Ей чуется подвох в словах убийцы, но непонятно, на что стоит обидеться. Поэтому она только качает головой: - Варварский обычай. - Угу, кто бы говорил. - Ухмыляется Ворон. От него пахнет речным илом и травой. И где-то еще, на грани восприятия Махариэль до приторности ощущает привычную пряность. - Нужно разделать оленя. - Долийка по-хозяйски оглаживает еще теплый звериный бок. - Ну, это уж без меня. - Брезгливо отодвигается Зевран, с затаенным любопытством ожидая реакции. - У меня, знаешь ли, не так много опыта по части разделки… - Тогда отойди. - Устало, но без агрессии обрывает его эльфийка. Она резко отбрасывает от себя голову оленя и достает свой охотничий нож. Деловито взрезает плотную шкуру на шее добычи, затем от паха до груди. Наблюдать за ней и жутко, и интригующе. Вся перемазанная маскирующей глиной, по локоть в крови, но с умильно сосредоточенным выражением, Махариэль сильно смахивает на гарлока. Запах свежей крови пробуждает в Зевране сильное возбуждение. Смотреть на долийку становится просто невыносимым занятием. - Так ты носишь ее на груди? - Что? – Вопрос беззастенчиво врывается в приятные фантазии, и Ворон подается вперед. - Ношу что? - Прядь. Ты назвал меня дамой. Сказал, что кавалеры носят волосы у сердца. - Терпеливо поясняет Махариэль. Сейчас она как раз приступила к внутренностям оленя, выбрасывая их наружу. - Кхм, ну, с дамой я немного погорячился, - поправляется Зевран, - но да, ношу. Врать он может без зазрения совести. - Покажи. Махариэль кажется это странным. То, как Зевран пытается завоевать ее расположение, и сколь быстро он выпадает из крайности в крайность. Он не дает сосредоточиться. Когда убийца рядом, все слова Винн о самоотречении и привязанности разят лживой болтовней. Память подло выуживает на поверхность его горячие сухие ладони, острый язык, вкрадчивый голос. Все инстинкты предостерегают: Ворон опасен. Нет в нем надежности, какую мог дать Тамлен. Но долийка путается и вязнет в лестных словах. - Так ты покажешь или нет? Что-то в заминке эльфа кажется ей подозрительным, поэтому она усиливает напор обещанием: - Возможно, я даже прощу тебя, если все окажется так, как ты мне представил. Невероятно сложно не выйти из такого противостояния победителем. Страж даже сама не замечает, сколько томности в ее последних словах. И как кокетливо полуопущены ресницы. - Если ты сама снимешь с меня одежду - сможешь убедиться. Махариэль изумленно вздергивает бровями. Секунду смотрит на Аранная, ожидая еще одной шутки, но тот стоит серьезный как никогда. Над оленем уже начинают виться мошки, запах от внутренностей с непривычки прошибет слезу у любого. - Ну хорошо. - Цедит эльфийка.- Иди сюда, Ворон. - Сама подойди. - Отбривает тот, стараясь не расхохотаться. Махариэль задыхается от возмущения, но все же подскакивает к Зеврану. - Нож! Попрошу положить его на землю.- Требует эльф, и когда Страж послушно его убирает, одаривает ее благосклонной улыбкой. Грязные пальцы тянут шнуровку на рубашке. Каждое движение суетливое, эльфийку трясет. От злости, а может от предвкушения. Нахальный убийца даже не думает ей помогать. - Ха, еще немного. Совсем чуть- чуть. - Подзадоривает он девушку, стараясь и самому не раззадориться. Ткань до сих пор влажная и стягивается неохотно. Рубашка трещит, Махариэль отбрасывает на полшага в сторону, но ничто не способно омрачить ее победного удовлетворения. Загорелая грудь Ворона пуста, и эльфийка больно тычет в нее пальцем. - Ты обманул меня! - И что с того? Ладони накрывают лицо Стража. Заключают в жесткие тиски, которые резко притягивают. Махариэль впивается убийце в плечи, но как-то неловко по ним скользит, лишь оставляя кровавые полосы. Лицо Зеврана близко, и глаза как расплавленное золото смотрят властно, не дают воли воспротивиться. - Н-нет… Выкрик проглатывается Вороном, который осторожно прикусывает губы. Затем грубо целует и снова прихватывает зубами. Это кажется безумной пляской, в которой Махариэль вертится и пытается вести, но спотыкается и получает удары. Ее ногти тщетно скребут Ворону шею, но тот только иногда морщится, продолжая играть с припухшими губами. Махариэль жарко, душно, колени слабеют. Руки обнимают Зеврана, находя в нем опору, но зубы эльфийка упорно не разжимает. Чужой влажный язык омерзительно тычется, но не получает ответа и тогда переходит на уши. Долийка уже не хрипит – едва слышно стонет, когда дыхание Ворона щекочет нежную мочку. - Мой бедный, усталый Страж. - Откуда-то издалека доносится его голос. Руки убийцы оглаживают эльфийке грудь и в ее сознании отождествляются со словами. Будто это они скользят по вспотевшей коже и заставляют вздрагивать. Жар становится невыносимым. В животе Махариэль словно сворачиваются жгуты, и она вскрикивает, пытаясь оттолкнуть Зеврана. - Порождения тьмы!Они... Где-то рядом! Доводящий до исступления напев вторгается в сознание. Она снова испытывает чужое желание убивать.