Серый Дом

Я сижу на лестнице и реву, как дура. Не знаю, что меня так задело. Ведь наплевать на слова Баронессы, что такого, что я, по ее мнению, не должна быть вожаком стаи, где есть парни? И что я вообще не должна быть вожаком. Вернее, должна, но не должна, я не могу ее понять. Это глупо с моей стороны так расстраиваться по этому поводу. Но я продолжаю реветь и комкать в руках любимую шляпу, которая досталась мне от крестной. — Ты чего ревешь, котенок? — Кеды Тритона я узнаю из тысячи, как и его голос, и манеру разговаривать. Я хочу послать его куда подальше, чтоб не лез, куда не просили, но только шмыгаю носом и ничего не могу сказать. Он садится рядом, даже приобнимает меня. Я хочу скинуть его руку со своего плеча, но он прерывает меня вопросом: — Так расскажи, давай. Я вроде как тебя слушаю. И вместо того, чтобы выругаться, я вдруг вываливаю на него все, что наболело. И то, как мне страшно — за себя, за Принца, за свою стаю, за всех страшно. Как я боюсь еще чьей-то смерти, ведь Муза была такой хорошей. Как все это горько и противно, и жжется, и как мне кажется, что я ни с чем, совершенно ни с чем не могу справиться. Утыкаюсь в его плечо так, что уже вся майка сырая. А он молча слушает и гладит меня по голове, и больше ничего не делает. — Зря ты о себе так, котенок, — Вдруг говорит он, когда я уже с минуту только плачу и ничего не говорю. — Прекрати сравнивать себя с братом. Будь собой, в конце концов, это ведь твоя жизнь. Я начинаю сомневаться, правда ли Тритон такой ублюдок, каким его называют. На следующий день я узнаю, что Щука приказала Рыбам идти против Повелителя, официально заявив о том, что в смерти Музы виноват он. Это бьет по мне, словно обухом — ранее было сказано, что она умерла от своей болезни. Я тайком выясняю у Робин подробности случившегося: оказывается, они знают это со слов Тритона, которого чуть не задушили на лестнице. Поначалу ему не верят, но догадки подтверждает Святая. История Тритона разносится по всему Дому со скоростью самой быстрой сплетни, и, кажется, в этом принимал активное участие ни кто иной, как Проповедник. В таком случае, я даже не удивляюсь. Тритон, выходя из комнаты Рыб вместе со Святой и Проповедником, встретил по дороге Повелителя. Повелитель всегда его настораживал — хотя, это вовсе не аргумент, и в моем расследовании "Дела об убийстве Музы" не учитывается; Повелитель настораживает всех — но тогда он ничего не предпринял, не опираясь лишь на свои ощущения. Святая, сказав, что забыла что-то в комнате или вроде того, ушла обратно, но так и не вернулась. В конце концов, они пошли ее искать, и нашли там же, но при этом, в комнате были абсолютно все Рыбы, несколько пауков и мертвая Муза. Святая была очень взволнована, ни с кем не разговаривала, даже с Проповедником, и молча сидела на своей кровати. Тритону это совершенно не понравилось, и он пошел к Падальщикам разбираться. Цепочку логических выводов Тритона я хотела привести в конце этого дела, но так и не смогла ее проследить. Придя к Падальщикам, он выбил дверь в комнату ногой, не обращая внимания на запрещающую вход табличку, и заявил, будто он знает, что Повелитель убил Музу. Столь внезапная лобовая атака возымела эффект: Повелитель, по словам Тритона, опять же, признался, что он действительно ее убил, задушив подушкой, причем сделал это при свидетелях. Один из свидетелей, взятый мной и моими верными помощниками под программу защиты свидетелей, дал показания, из которых можно сказать, что сплетня Тритона по большей части верна безоговорочно. Но признание Повелителя чуть не стало роковым для самого Тритона. Тот приказал Банши вывести Тритона из комнаты и там "сделать с ним то же самое, что и с этой сукой", под тем самым ужасным словом явно подразумевая Музу. Они вышли, Тритон поначалу не верно расценил свои силы, и Банши начал достаточно умело его душить. Далее рассказ Тритона неожиданно обрывается и возобновляется лишь на том месте, когда он закинул полуживого Банши обратно в комнату Падальщиков. Отсутствующую часть рассказа я узнаю от Проповедника, которому, как оказалось, Тритон позже поведал незацензуренную историю. В детстве Тритона чуть не задушили — кто и по какой причине он не рассказывает мотивируя это тем, что воспоминания и без того не слишком приятные. Под страхом смерти он вышел из себя в тот момент, когда Банши сомкнул руки на его шее в процессе драки, и избил его до обморочного состояния, несколько раз хорошенько приложив головой об пол. Побои на теле Банши фиксируются мной сразу же после этого и заносятся в дело. Судя по их внешнему виду, эта часть истории Тритона тоже правдива. Когда я закрываю дело, выясняются подробности личной жизни пятой группы — Гейша отказывается участвовать во всем этом, а Спутница остается на стороне Повелителя. Выясняется, что именно она была вторым свидетелем, не давшим показаний. Я закрываю дело, как завершенное, и прекращаю дальнейшее расследование ввиду того, что улик хватает для того, чтобы признать Повелителя виновным. — Боишься? — Спрашивает Принц, садящийся на перила рядом со мной и достающий сигареты из кармана. — Тебе же нельзя, — Я, конечно, констатирую факт, против которого не попрешь, но он лишь отмахивается. — Немного. — А Тритон сказал, что боишься. Я смотрю на него, а в моих глазах отражаются различные сцены пыток, которым я подвергну этого засранца. Принц убеждает меня, что Тритон хотел как лучше, да и рассказал только одному человеку. Принцу, собственно. — Почему ты не захотела быть вожаком? — Вдруг спрашивает он, вводя меня в ступор. Правда, а почему я не захотела? Почему возложила это все на его плечи? Я много об этом думаю, но ответа на этот вопрос так и не нашла. Неразрешимая загадка, даже для крутого детектива в фетровой шляпе она слишком сложна. — Потому что я девочка? — Выдаю я самую глупую из возможных фраз. — Кто тебе сказал такую глупость? — Спрашивает. — Не вижу никакой девочки. Я смеюсь и пихаю его локтем в бок. Пусть курит, наша Ночь Сказок слишком близко, чтобы говорить ему что-то на эту тему.