Всего одно желание

Роман ди Валь, сумрачный, лежал на кровати в своей комнате, накрыв голову подушкой. Настроение было откровенно паршивым. Алиссинди, неожиданно отговорившись делами, оставила Романа одного почти на целую неделю и больше не присылала записок, вынуждая графа мучиться и решаться в направлении прогулки до её дома. Безумие - караулить девушку у ворот, но она могла выйти, и им стоило объясниться. Роман справедливо подозревал, что причиной внезапного охлаждения стал разговор в гостинице - откровенно безумный и странный. Он не понимал, что сделал не так, но Алиссинди словно наказывала его, и видит бог - Роман понятия не имел, за что впал в немилость. Без Алисси мир сделался серым и тоскливым. Не окажись рядом Сорры, развлекающего напарника всевозможными способами, он бы окончательно взвыл и наделал глупостей. А ведь год назад они с Алексисом были почти врагами - самому не верилось, что когда-то были способны ненавидеть, ругались по любому пустяку. Поистине, судьба плела свои узоры причудливыми зигзагами, и вот ещё один непонятный стежок с Алиссинди. Что взбрело девушке в голову? Она настойчиво, изо дня в день повторяла одно и то же, словно пыталась подвести Романа к неведомой мысли... какой? Она решила сменить пол? Полный абсурд, но Роману не смешно. - Опять хандрим? - Сорра вошёл в комнату и, застав Романа в столь выразительном настроении, подошёл и решительно содрал подушку с головы, – Вылезай из гнёздышка, "королёк" – я пришёл. - Отвали, - беззлобно буркнул Роман, пытаясь отобрать подушку обратно. Сорра, состроив зверское лицо, картинно примерился, изображая убийство графа, но вместо того, чтобы ударить, пульнул подушкой в направлении собственной кровати. Роман, пожав плечами, снова рухнул лицом вниз и закрыл голову ладонями: - Я не настроен на шутки. - А кто сказал, что я буду с тобой шутить? – Сорра, подхватив его без усилий, развернул к себе лицом и, болезненно надавив на пресс, сдвинул брови, - Ну? - Что, ну? - Роман попытался столкнуть его руку. - С чего такое убитое лицо? У тебя кто-то умер? - Нет. - Голубки поссорились? - Сорра выразительно приподнял бровь. - Нет. Отстань, - Роман начал злиться. - Не надейся, напарничек, - когда Сорра начинал говорить издевательским тоном, самым разумным решением было сдаться и надеяться, что ему надоест первому. - Алиссинди спросила меня, любил бы я её, если бы она была уродливой и безобразной? - Неужели ты додумался сказать ей «нет»? - Весёлое изумление, отразившееся на лице итанийца, могло бы ввести в заблуждение кого угодно. - Да нет же! – Роман, досадливо пыхтя, смотрел в сторону, - Просто она стала такие дурацкие вопросы задавать... - Например? - Сорра искренне озадачился. - Она решила, что я люблю только тело, а не душу, и стала приставать - смог бы я её любить, окажись она мужчиной? Не знаю, по мне, отдавало полным бредом. Но этот бред у нас повторяется всё чаще и чаще, я не знаю, как реагировать, и что ей сказать. По-моему, она на меня сильно обиделась. Прошла почти неделя - она ни одной записки не прислала. Может, сходить к ней? – спросил он с надеждой. - О, горе ты моё! - Сорра возвёл глаза к потолку, – Успеешь ты ещё к ней сходить. Роман, обычно в таких ситуациях девушки хотят услышать «да», - итаниец шутливо приложил ладонь к груди. - Я любил бы тебя, какой бы ты не была, ведь моя любовь к тебе крепче алмаза... Вот, как-то так. - Я не могу солгать! - Роман был в отчаянии, - Как мужчина может любить мужчину? Немыслимо. Сорра неопределённо хмыкнул: - Родись ты в Итании, королёк, - осторожно заметил он, - Подобное не казалось бы тебе грехом. У нас любовь священна. Роман так резко вскочил и вцепился в его плечи, что Сорра только рот открыл от изумления. - Роман, милый, я тебе конечно рад помочь по любым вопросам, и в том числе о мужской любви просветить, если сильно попросишь, но не надо это делать столь активно. Ты меня пугаешь. - Болван, - Роман отвесил ему затрещину, - Я просто подумал, что ты мог бы мне объяснить некоторые вещи, которые я не понимаю. Ты же из Итании, как и Алиссинди, и... Он замер и начал медленно багроветь, когда до него дошёл смысл слов Алексиса, - Ты... ты спал с... мужчинами? - спросил он в благоговейном ужасе. - Неожиданный поворот, да? - Алексис подмигнул и аккуратно снял его лапки со своего плеча, - Скажем так: если два человека любят, вопрос пола не принципиален. В мире немало людей, не испытывающих положенного влечения к представителям противоположного пола, и для них родиться в вашей стране – трагедия. Мы в Итании смотрим на вещи шире и проще. - А ты - Роман жутко покраснел под ироничным взглядом приятеля. - Показать? - Алексис широко ухмыльнулся и приглашающим жестом похлопал рядом с собой. Роман никак не мог понять - шутит он или, как обычно, насмехается. - Давай! - отозвался он прежде, чем сам понял, что сказал. Брови Алексиса стали напоминать красивый художественный домик. Он моргнул и внезапно покраснел – наверное, так же сильно, как Роман - разве что румянец на лице Романа никогда не был столь заметен. Роману стало весело: - А что так? - нахально спросил он, устраиваясь поудобнее и кладя ногу на ногу, - Почему бы мне и не познакомиться с некоторыми обычаями Итании, а? – он, имитируя манеру самого Алексиса, подмигнул. - А тебе не кажется, что ты сейчас получишь то, на что даже не нарываешься, - процедил Алексис сквозь зубы. Роман играл с огнём и совершенно не догадывался. - Я вообще-то пошутил, - смущенно пробормотал Роман, пытаясь переварить новость. Она как-то совершенно не вязалась с Алексисом Соррой. - Я просто не думал... Алексис, ты меня разыгрываешь? Вместо ответа Алексис просто сдёрнул его вниз. Роман чертыхнулся, больно стукнувшись затылком о спинку кровати, и вдруг осознал, что лежит наполовину придавленный к кровати слегка навалившимся на него Соррой. -Эй, ты... Ты что? - спросил он испуганно, когда пальцы Сорры уверенно взяли его за подбородок, а один из них слегка надавил на губу. Роману стало страшно, как перед прыжком в холодную воду, но в то же время, это был иной страх: захватывающий адреналином, заставивший сердце стучать в горле. Он просто не успел осознать, настолько быстро случился переход от одного к другому. - Тш-ш-ш, - шепнул Сорра ласково, успокаивая напряжение, - Будем считать, ты напросился на показательную демонстрацию, - даже в такой момент он как обычно не смог удержаться от ехидного смешка. - Не вздумай, - Роман попытался оттолкнуть его, но попытка оказалась слишком вялой и оставленной без внимания. - Укусишь - зубы повыбиваю - мрачно пообещал Сорра и, придвинувшись ближе, осторожно провёл языком вдоль чужих губ. Роман потрясённо таращил глаза, не успевая осознавать происходящее. Сорра прервался прежде, чем Роман вообще сообразил, что его только что поцеловал напарник, у него даже реакция запоздала - настолько не вязалось. Сорра отстранился, ухмыльнулся в своей обычной издевательской манере, подтверждая, что он бессовестно постебался над ди Валем. - Ну что, с тебя хватит, или ты хочешь дать Алиссинди честный ответ? -Э-э-э - Роман промычал нечто невнятное. Сквозь тонкую рубашку Алексис ощутил, как бешено колотится чужое сердце и накрыл ладонью, успокаивая. - Боишься? - подначил он, прикрывая глаза, позволив разглядеть насмешку вызова. Кишка тонка - сказал его взгляд. - Вот ещё, - буркнул Роман, злясь на то, что Сорра выставил его идиотом, - Я бы сказал, что ты меня не впечатлил, – он постарался фыркнуть как можно пренебрежительнее, вернув насмешку в итанийской манере, - Хотя для неопытности это простительно. Целоваться ты не умеешь! - вынес граф безжалостный вердикт. Здесь должны были звучать фанфары, а трубы праздновать победу ромейнца над итанийцем... - В кого ты у меня такой дурашка? – усмехнувшись необыкновенной, непохожей на него нежностью шепнул Алексис и накрыл его рот своим, целиком, целуя глубоко и на этот раз по-настоящему. Роман хотел засмеяться и сказать что-то едкое, но губы Алексиса опередили, неожиданно опалив кипятком плавящей ласки, вбирая в себя сорвавшийся в сип воздух, и сердце Романа перестало биться. Перед ним оказалась Алиссинди. До щемящей боли знакомый, страстный, но удивительно нежный поцелуй, преисполненный любви и горьковатой сладости... Он знал его вкус. Роман поплыл, теряя ощущение реальности, пространства и времени. Возлюбленная была рядом с ним - он осознал её присутствие, запах и, возможно, поэтому оказался не в состоянии оттолкнуть Алексиса, растерялся перед ошеломительным напором упоительной ласки. Алексис пил его губы, дразнил губами и языком, не пропуская уголка и не оставляя краешка пространства, как любила делать Алиссинди. Заставил раскрыться себе навстречу, расписывая узорами и скользя кончиком ласки, растирая наслаждение точечными касаниями, и перепробовав миллиметрами страсти, ворвался, сминая рот сокрушительным стремительным ураганом, откровенно трахая языком. Нет, Алиссинди не делала такого. Или делала? Кто он? Что это? Как такое возможно? Роман не замечал, что стонет и извивается в ответ на уверенные, пробующие тело прикосновения, подаётся навстречу ладони, знакомо накрывшей напряжение в паху. Что Сорра делает с ним? Это... - Люблю тебя! - прошептал Алексис, рассыпаясь всполохом огненных поцелуев, – Ромэ... - он застонал, наваливаясь на Романа, впиваясь в шею, терзая языком ухо – всё, что любила делать Алиссинди... но никогда он не ведал подобной сладости, оглушившей, отключившей разум. Он не понимал, что происходит. Итаниец выдернул рубашку из штанов, скользя ладонью по обнажённому животу, умело подцепил пояс, слегка приспуская вниз, дав простор чутким пальцам... - Люблю тебя, ромэ, цветочек мой... – Сорра, осознав, что Роман не отталкивает, но сладкой, желанной и горячей глиной плавится в его руках, чуть с ума не сошёл от счастья, - Ромэ! Фатальная ошибка. Дальнейшее стало похоже на внезапный сквозняк. Казалось, воздух в комнате оледенел, превратившись в хрупкое морозное стекло - тонкая холодная преграда отчуждения, в долю секунды сотканная страхом, непониманием и... внезапным прозрением. Роман оттолкнул Алексиса. Сильно, почти рывком. От недавней вялости не осталось и следа. Он смотрел на него с ужасом и содроганием - не меньшим, чем смотрел на себя, собственный стоящий член. Роману стало мерзко, противно, грязно... он словно погружался в омерзительную грязь, язвительные шепотки, звучащие из темноты. Захотелось закрыться, спрятаться... он не знал от кого - от Сорры или от себя, но сознание раскалённым гвоздём раскалывала одна единственная мысль. - Что? - спросил он, трогая губы пальцами, отдёрнул, глядя на свои руки, словно на них образовались невидимые пятна, способные дать ответ. - Что ты сейчас сказал, Алексис? - следующий взгляд предназначался Сорре – взгляд, рвущий наизнанку, потому что в нём была... беспросветная чернота. Видит бог, Сорра многое бы отдал, чтобы вернуть свои слова назад, чтобы никогда не услышать тяжёлого упавшего камнем вопроса. - Повтори. ЧТО ТЫ СЕЙЧАС СКАЗАЛ, Сорра! Как ты НАЗВАЛ меня? Артани, сглотнув, приводил себя в порядок - бледный ровно полотно, побелевший, почти синий, с поджавшимися в острый клюв губами, далёкий... бесконечно далёкий. Щиты громоздились один на другой - бесчисленное множество щитов, пока секунды неумолимо стукались, а мозг Сорры метался в судорожной панике, пытаясь изобрести вескую причину, оправдание, новую убедительную ложь. «Солги мне», - настойчиво просили глаза графа. Приказывали, требовали: «Солги, я приму ложь», - разрезали на ломтики. Пока глаза итанийца, словно у побитой собаки, смотрели жалобно умоляя: «Роман, ты же сам дал мне ответ! - прокричал раненный взгляд, – Ты же сам сказал мне, Роман!» Да какого, чёрта? - Я... сказал... - медленно чеканя слова, Сорра поднялся с пола и выпрямился, - Я сказал, что люблю тебя, Ромэ. И готов повторить снова. Я люблю тебя и буду тебя любить. Во веки веков! На Романа было жалко смотреть: лицо, поза, облик выражали отчаяние и в то же время запоздалое смутное прозрение; понимание, что это не может быть случайностью. «Но это должно быть случайностью. Это...» - Ты ведь оговорился? - спросил Роман почти шёпотом, - Ну скажи, Сорра, ты же вот так пошутил, как обычно, да? - последние слова он почти простонал: жалобно, трогательно, умоляя не зачитывать приговор, -Сорра? - Так было бы здорово... - внезапно отозвался Сорра, поднимая глаза и рассматривая лепнину на потолке. - Так было бы здорово, если бы я сейчас сказал, что это шутка. Правда же, Ромэ? - в его голосе родилось рыдание, а в глазах блеснули слёзы, - А если я скажу, что это не шутка? - он пронзил Романа взглядом, сломал его дрогнувшей линией рта, - Если не шутка... ЧТО ТОГДА? Он наступал на Романа, заставляя пятиться к стене и обмирать от каждого медленного и в то же время неумолимого шага: - Ты сказал, что тебе всё равно, как выглядит Алиссинди. Ты сказал, что готов принять её в любом обличье. Старой, больной, уродливой, даже если она окажется мужчиной... Мы можем сказать любые слова, надеясь, что нам никогда не придётся нести ответ за них. Но что ты станешь делать, если Алиссинди окажется мной? Что тогда, Роман? Бежать было некуда. Лопатки Романа упёрлись в стену, а с другой стороны к нему приблизился Сорра, коснулся лица, перехватил пытающиеся оттолкнуть руки: - Я не старый. Не уродливый, - прошептал он с горечью. Его глаза превратились в озёра, полные сдерживаемой солёной воды, - Но я твой лучший друг. Кажется, ты так сказал? Роман молчал, хватая воздух ртом, напоминая выброшенную на берег задыхающуюся рыбу. Артани хотелось, чтобы Сорра замолчал. Перестал говорить все эти ужасные вещи, которые не могут быть правдой... - Это какая-то шутка, - пробормотал он хрипло. Он избегал смотреть на Сорру. Сейчас больше всего на свете ему нужно было остаться одному и подумать. Он сам не знал, о чём. Но это было важно: побыть одному и понять смысл всех этих сумасшедших, жутких слов, - Мне надо подумать, - он рвался из рук Сорры, пытаясь его оттолкнуть от себя. Плечи дрожали. Схожая дрожь сотрясала Сорру. - Если ты сейчас уйдёшь, - прошептал Алексис мёртвым, ничего не выражающим голосом, - Если ты сейчас уйдёшь - я умру. - Я не могу понять! - Роман закрыл глаза, не замечая, что по его лицу текут слёзы. - Я не могу понять, Сорра!!! - наконец закричал он, с силой ударяя итанийца в грудь и словно прорывая плотину эмоций и слов, - С такими вещами не шутят. Не шутят!!! Ты, чёртов ублюдок. Не смей! Не смей паскудить её имя. Мразь! Ненавижу тебя!!! Сильный удар заставил его умолкнуть. Сорра ударил по лицу, а затем, схватив за плечи, с силой встряхнул и приложил спиной об стену, вышибая остатки воздуха: - Ты?!! - он почти взвыл, а затем расхохотался свирепо, - Так ты думаешь, я шучу? Боги... Скажи мне, Роман, как я могу шутить... с этим? - его лицо поплыло, меняясь, одновременно словно потекло, искажаясь и уменьшаясь, тело. Роман хотел ударить в ответ, но не смог - рука задрожала. А затем сильные ладони Сорры, удерживающие за предплечья, разжались, и девушка - возлюбленная, которую он знал тысячу лет и любил каждым биением своего сердца, каждой нотой вдоха - отступила назад, плача не переставая, позволив Роману увидеть себя. Искажение реальности. Алиссинди. Любимая, единственная Алиссинди жуткой насмешкой, в великоватой одежде Сорры, стояла перед ним и смотрела, протягивая любящие руки: - Роман. - позвала девушка чужим, незнакомым голосом. Голосом Сорры, - Роман, прости меня. Я действительно тебя люблю. Не знаю, как так получилось, почему зашло настолько далеко. Клянусь тебе, я никогда не хотел обманывать тебя, не желал, ненавидел своё обличье, но для меня оно стало единственным способом быть рядом с тобой, коснуться тебя... – Алисси, подтверждая собственные слова, протянула к нему пальцы. – Роман, прошу тебя, Роман... Рыдание, мольба, почти крик: - Ромэ, прошу тебя!!! Ноги отказались держать. Роман съехал по стене, не в силах сохранять более вертикальное положение. Стены комнаты поплыли перед глазами, но он усилием воли сосредоточился, не позволил себе уплыть в объятия морока. - Алиссинди, - позвал он жалобно, - Алиссинди, это же не может быть правдой. Скажи мне, любимая, этого не может быть... - Ромэ, цветочек мой... - Сорра рыдал, не скрываясь. Он встал на колени, и теперь Роман ясно и отчётливо видел чужие черты, навязчиво проступающие сквозь облик любимой Алиссинди, - Роман, - простонал он. - Я прошу тебя. Делай что хочешь, но не бросай меня. Не уходи! Не отталкивай! Я буду кем угодно для тебя. Пожелаешь - буду женщиной, только НЕ СМОТРИ НА МЕНЯ ТАК! Он почти закричал и закрыл лицо руками. Раскачиваясь из стороны в сторону: - Не смотри... ромэ... мы же клятву давали... мы клялись... - прошептал он, обрываясь... Взгляд Романа выражал ужас. Он смотрел на Сорру, умоляющего его в облике Алиссинди, он смотрел на свою возлюбленную, а видел на её месте змею. Мысли: отвратительные, ужасные - обрушились на него разом, переворачивая мир с ног на голову. Всё, что он любил. Всё, во что он верил. Оказалось... Шуткой? Игрой? Предательством? - За что?.. - прохрипел он, заставляя ком в горле исчезнуть, заставляя язык начать двигаться и говорить. Говорить хоть что-нибудь, иначе он сойдёт с ума. Он уже сходил с ума - в мерзких шепотках, звучащих в сознании, в отвратительном, подступающем со всех сторон хихиканье, - За что ты так ненавидишь меня, Сорра? - Роман!!! - Алиссинди? Сорра? Бросилась к нему и была остановлена властным движением руки. - Не приближайся! - прорычал Роман. - Не смей прикасаться ко мне... я... Он не договорил, потому что Алиссинди прыгнула на него, обхватывая за шею, заваливая на пол. Он хотел ударить, и не смог. Алиссинди перехватила его запястье, а второй рукой вцепилась в волосы, вынуждая подчиниться. Просто невероятно, как в таком хрупком теле оказалось столько сил. Девушка навалилась на него, целуя, почти кусая в губы. - Прошу тебя, чёрт побери! - стонала она. – Роман, я люблю тебя. Ты не можешь отказаться. Ты клялся мне! - зарычал Сорра, - Ты мне сигной клялся, ублюдок! Не смей от меня отворачиваться! Роман пытался оттолкнуть, и не мог. Сознание словно раздвоилось на две части. Одна часть вопила, что происходящее - ложь, вторая, принадлежащая телу, отказывалась принимать подобную правду. Но разве может быть иначе? Сорра на его глазах провёл метаморфозу и сейчас не любимая девушка неумолимо терзает его губы, а человек, который не имел права больше быть. - Хватит! - Роману удалось освободиться, - Прекрати это. Меня... меня тошнит от тебя!!! - заорал он, отбрасывая девушку назад. Алексис пытался ухватить его за край одежды, но после этих слов отшатнулся назад. - Ты лгал мне... Всё это время насмехался надо мной! - Роман вскочил на ноги, - Никогда больше... Слышишь... А затем. Затем Роман побелел, как простыня, согнулся в поясе... Он успел добежать до уборной... и его начало рвать. Если бы Алексис желал получить ответ, то сейчас реакция ди Валя была более чем убедительной. Он сидел на полу, скорчившись и закрыв лицо руками. Он больше не был Алиссинди. Зачем ему этот облик? Роман отверг его. Даже если бы он не отверг Алиссинди... - Так противно лгать, - пробормотал Алексис, глядя на свои широкие ладони. - А не лгать невозможно. Вот... мне казалось... что ты, Роман, весь мой мир... а получается... Получается, что я ошибся. В самом начале принял иллюзию за правду. Так кто кого обманул? Во веки веков... - передразнил он сам себя и с силой ударил кулаком, разламывая тумбочку. Роман не слышал его слов и грохота. Артани мучительно выворачивало наизнанку и, слыша звуки, которые были красноречивее всяких слов, Алиссин тяжело поднялся на ноги: - Я проиграл, - прошептал и улыбнулся беспомощной растерянной улыбкой. А затем, шатаясь, вышел из комнаты Романа, совершенно потрясённый и раздавленный случившимся, уничтоженный морально, но не готовый осознать... Роман предал любовь. Роман отказался от него. Все его слова, клятвы, признания, обещания - всё оказалось ложью, в эпицентре которой задыхался разъедаемый мучительным ядом осознания Алиссин. Он не хотел верить. Нет, он не хотел верить...