Please Fuck My Dad

       Первое, что сделал Микки по возвращении домой — улегся спать. Прогулка до дома не была утомительной, однако секс его хорошенько потрепал, так что все, чего ему хотелось на данный момент — завернуться в одеяло и немного отдохнуть. Закрыв за собой дверь, он бросил шарф и куртку куда-то в сторону окна, снял обувь и попытался вылезти из долбанных джинсов (чтоб им пусто было), после чего, наконец, забрался под толстенное одеяло и провалился в сон.        Давненько он не чувствовал себя таким удовлетворенным. Ему нравилась каждая секунда этого состояния, и да, возможно, стоило хотя бы принять душ, однако, черт возьми, было так хорошо — и пусть весь мир подождет.        Микки давал храпака несколько часов, и лишь слегка пошевелился, когда услышал хлопок двери, однако не придал этому никакого значения и снова уснул: наверняка это был Ев.        Сын разбудил его снова, когда залез под одеяло позади него.        Раздраженный рык вырвался из горла Микки, — совсем не такой, как ночью, — но он все равно обвил рукой плечи Ева.        — Что-о-о? — протянул он гораздо длиннее, чем стоило бы.        — Прости, — сказал Ев и засопел, и именно это сопение вырвало Микки из сонного состояния, что означало — конец прекрасному сну.        Микки повернулся и открыл глаза, моргнув, увидев Ева, всеми силами пытавшегося спрятать лицо, крепко обнимая бок своего отца.        — Что? В чем дело?        — Я нарушил одно из твоих правил, — пробубнил Ев в рубашку Микки.        Это слегка запутало старшего Милковича. Не то, чтобы у него было много правил, в конце концов, он ему всецело доверял.        — Какое именно?        — Одно из «больших».        Можно было на пальцах одной руки пересчитать строгие правила Микки, однако Ев слишком умен, чтобы нарушать их. Микки тут же мысленно начал вспоминать список вещей, что он строго-настрого приказал Еву никогда и ни за что не делать.        — Секс без презиков? Слышалось мне, ты говорил, что там будут только мальчики.        Ев, наконец, взглянул на него.        — Серьезно? Ты как никто должен знать, что мальчики не всегда спят только с девочками.        — Ты не гей.        — Но могу быть би.        — Ты не би. Ты бы уже сказал мне. И ты бы не изменил Прайе.        — Верно, — признал Ев и посмотрел вниз на свои руки. — У меня не было секса. Я все еще девственник.        — Тогда наркотики. Боже, Евгений! — прошипел Микки. — Ты же умный малый! — глаза Ева начали слезиться, и Микки хотел бы пожалеть его, однако знал, что наркотики делали с людьми, особенно с зелеными отпрысками.        Он знал это — по собственному опыту, — и это последнее, чего желал для Евгения. Что еще хуже — он мог навредить себе или другим детям, — и сердце Микки забилось быстрее от этой мысли.        — Что ты принял? Кокс?        Ев в ужасе покачал головой.        — Ни… ничего такого, пап. Клянусь! Я… они пригласили меня только потому, что посчитали, что то, что я сделал с Диланом — круто, и это делает меня типа крутым и все такое, поэтому, когда они начали курить, они буквально насильно заставили меня попробовать, и мне так жаль, ведь это так ужасно, теперь я определенно знаю, что я очень люблю кислород, и ты всегда говорил, что надерешь мне зад, если я хотя бы попробую начать курить, и… почему ты смеешься?        Где-то в середине признания Ева Микки выпустил вздох облегчения, и это как-то переросло в смех, потому что, ну, он был так рад, что бунт Ева заключался лишь в чем-то таком несерьезном, как курение.        — Дерьмо, ты и правда нормальный ребенок, — сказал Микки, когда тот закончил.        Ему хотелось затискать своего пацана, как плюшевого мишку, однако он решил не делать этого: его рубашка наверняка все еще воняла спермой.        — Ты пиздёныш. Знаешь, да? Я боялся, что ты сделал что-то ужасное! Курение? Серьезно? И это все?        — Ты всегда говорил, что выпишешь мне огромных пиздюлей…        — О, пацан, я действительно наваляю тебе, а еще погуглю, как бы покруче тебя наказать, пока ты будешь чистить свои зубы. Да-да, я видел твою зубную щетку все на том же месте, ты, жопа.        — Наказать меня? Это ужасно лицемерно! Ты дымишь как паровоз все время! И какой отец не знает, как наказать ребенка?        — Я твой отец. И я должен быть лицемерным. Делай, как я говорю, а не как делаю… или что-то типа. А теперь иди, — с этими словами он выпихнул Ева из своей кровати и улыбнулся звуку, что тот издал, когда шлепнулся на пол.        Ев встал и отряхнулся, кинув еще один взгляд на отца, и вышел из комнаты. Он успел только принять сидячее положение, когда услышал стон Ева из ванной — тот, видимо, увидел гору белья, что ему надо перегладить.        В этот раз победа была за Микки.        Микки почесал живот, прежде чем, наконец, встать с кровати. Он напялил домашние штаны, поменял рубашку и направился в кабинет, по пути заглянув в ванную, чтобы убедиться, что Ев чистил зубы. Мальчишка неловко стоял между кучей перестиранного белья и раковиной, как будто нельзя было отодвинуть одежду, однако зеленая щетка была в его рту, и это все, что Микки было нужно на данный момент.        Компьютер слегка покряхтел и включился. Микки тяжело вздохнул — совсем не хотелось сейчас заниматься работой, однако он был уверен, что ему пришло около десятка писем.        И все же боль в его заднице, когда он садился, была потрясающей. Микки знал, что она будет болеть наутро, и не был разочарован. Ему нравилось послесексовое состояние его тела.        Микки слышал шум воды из ванной, а затем стук, когда Ев снова упал, и не смог не улыбнуться. Его сын выглядел расстроенным, когда закончил со своими делами и встал возле двери в кабинет.        — Еще не придумал, как наказать меня?        Микки нашел свои очки на столе, надел их и открыл браузер, когда компьютер стал работать нормально.        — Можешь начать с глажки и складывания вещей.        — Не думал, что наказание будет заключаться в том, чтобы быть твоим рабом, — пробурчал Ев. — И разве ты не должен сказать, на сколько я наказан или типа того? Примерно неделя?        — А значит мне, как твоему родителю, нужно делать всю уборку по дому? Не в этой жизни! — сказал Микки и прошелся по статье, что нашел. — Этот чувак называет своих наказанных детей «заключенными». Иди, складывай вещи, каторжник! — он указал на стену, что разделяла его кабинет от ванной, и Ев закатил глаза, но послушался.        Микки щелкнул еще на добрый десяток вкладок, прежде чем начал думать, что делать с Евом.        Но до того, как он решил озвучить перечень его обязанностей как «заключенного», Ев снова появился в проеме, улыбаясь, как котяра, получивший сметану, и держа что-то за спиной.        — Что?        Ев протянул руку, и Микки чуть не умер от осознания, что его сын держит в руках те самые джинсы, что он надевал прошлой ночью.        Они были вывернуты и явно поношены, и он знал, что оставил их около кровати так, что любой мог увидеть.        — Блять…        — Так ты просто примерял их или ходил куда-нибудь? — спросил Ев, сияя. — Я думаю, что второе, если учесть, что твоя куртка на кухне.        — Неси сюда свой телефон и ноутбук, — сказал ему Микки, игнорируя тему с джинсами.        — Па-ап, — протянул Ев. — Прошлая ночь. Скинни-джинсы. Тебя нагнули?        Если честно, Микки не особо любил врать, но говорить правду — не вариант. Он не мог рисковать.        — Нет. Давай сюда телефон и ноутбук, — он вытянул свою руку, смотря на Ева с ожиданием.        — Мне нужен компьютер для школы. Ты гулял вчера вечером?        — Ев, — Микки попытался вложить в свой тон как можно больше строгости. Он нечасто включал «строгого папочку», но когда это все же случалось, Ев понимал, что дело серьезное.        Подросток закатил глаза и вылетел из комнаты в свою спальню, ведя себя как несносный мальчишка; Микки снял очки и устало провел рукой по волосам, и затем вниз, по лицу, чувствуя всю тяжесть бытия родителем. Хранить что-то втайне от Ева не было так тяжело с тех пор, как тот узнал правду о своем зачатии.        Ев снова зашел в комнату, такой же злой, как и до этого, и бросил телефон на стол, держа ноутбук под мышкой.        — Никаких социальных сетей на протяжении недели. Пользуешься ноутбуком только для домашней работы, и делать ее будешь только здесь, в моем присутствии, чтобы я видел, что ты не на Фейсбуке, или Твиттере, или Тамблере, или Бог знает где еще, — он очистил немного места на столе, чтобы Ев мог положить туда свой ноутбук.        — Это просто смешно! — прорычал Ев и встал на колени, чтобы подсоединить зарядку от ноутбука к розетке на стене. — Неделя за одну сигарету?        — Думаю, одной недели наказания достаточно, чтобы ты перестал зарабатывать себе рак.        — Ханжа! — самое ужасное, что от этого разговора самому Микки захотелось покурить.        Ев встал с пола.        — Зря я вообще тебе сказал.        Микки откинулся на своем стуле и посмотрел на сына.        — Зачем тогда ты мне рассказал?        Ев вышел из комнаты, чтобы взять стул из гостиной.        — Я чувствовал себя виноватым. Реально виноватым. Ты бесишь! — Он с грохотом поставил стул позади своего отца. — Я иду делать себе завтрак, и не надейся, что я налью тебе кофе!        Микки смотрел, как тот уходит, и ждал взрыва. Он съел последние хлопья в пятницу утром, когда Ев ушел в школу, и они еще не купили новые.        — ПАП!!!        Это заставило Микки улыбнуться. Ев действительно был самым любимым человеком в его жизни, а доставать его было одним из любимых занятий Микки.        — Когда ты успел съесть все «Frosted Flakes»? — спросил Ев, снова появившись в дверном проеме и тряся пустой коробкой, которую Микки положил в шкаф только чтобы немного подгадить.        — В пятницу, — он встал со стула и направился на кухню.        Микки проверил наличие кофе в кофеварке, прежде чем включить ее.        — Ты бы даже не заметил, если бы снова взял тост, как вчера.        Он притворился, что не заметил взгляда Ева, когда потянулся к своей куртке за пачкой сигарет. Его джинсы лежали поверх всех вещей — там, где Ев их и оставил, и опустил голову вниз, избегая взгляда сына. Он подождал, пока выйдет на балкон, и лишь потом зажег сигарету. Было все еще холодно, и он пожалел, что не накинул куртку, когда еще был внутри, однако он нуждался в никотине и спокойствии, и это ему могла дать только утренняя сигаретка.        В конце концов, Ев присоединился к нему, хрустя тостом, закутанный в куртку отца, которая была для него явно велика. Это напомнило Микки о том дне, когда Еву было шесть, и они поехали рыбачить с Игги. Ев тогда поскользнулся на мокрых камнях, несмотря на все меры предосторожности Микки, и в итоге оказался задницей в воде, а ведь была поздняя осень, и Микки закрутил его в свою куртку, чтобы тому было тепло, но в итоге сам оказался тем, кто заработал себе простуду на целую неделю.        — Так что на самом деле случилось прошлым вечером?        — Я примерил их. Решил возродить старые-добрые деньки и все такое, — он презрительно усмехнулся. — Мне, это, поговорить с родителями пацана о сигаретах?        — Господи, ни за что! — голос Ева прозвучал так, будто он готов был умереть лишь от одной идеи. — Нет. Не-а. В этом нет абсолютно никакой необходимости.        — А где они были прошлой ночью?        Ев застонал и облокотился на перила балкона.        — Неподалеку, думаю? То есть, его родители были где-то дома, пока мы были на заднем дворе. Но тебе и правда не нужно разговаривать с ними насчет… да хоть чего. Только не ты.        Вся эта штука с болтовней Ева заключалась в том, что Микки научился различать, когда его нужно слушать, а когда нет. Нет, он слушал, что говорил его сын… хотя, погодите, вообще-то нет, он не слушал всю его болтовню. Когда тот начинал быстро говорить, то это в основном означало, что информация не очень-то и важная, так что можно не вслушиваться в каждое сказанное слово. Микки довольно рано понял, что в основном Ев говорил о тех вещах, в которых сам Микки вообще не разбирался, так что самым безопасным вариантом было просто кивать головой до тех пор, пока он не услышит изменения в тоне Ева.        И Микки знал, что сын рассказал ему не все.        — Что еще ты делал?        — Я и так наказан, — прохныкал Ев, однако все же решил ответить своему отцу. — После того, как они поняли, что не такой уж я сорвиголова, они спросили, какого тогда черта я кинул в Дилана столом, на что я ответил, что я реально против гомофобии, и из этого заявления они решили, якобы я один из геев, а все геи придурки, и потом они начали обзывать Прайю моей бородой, и это скорее было что-то вроде защиты ее чести и наших отношений…        — Ты, блять, сдал меня, — заключил Микки с тяжелым вздохом. — И теперь я безответственный одинокий гей папаша с татухами FUCK U-UP. Департамент по делам семьи и детей точно тебя заберет.        — Не заберет, — Ев закончил со своим тостом и посильнее закутался в куртку. — То есть, да, была парочка неловких вопросов, и теперь, вероятно, его супер-религиозным предкам совсем не по душе тот факт, что ребенок гея находился под их крышей. Однако распитие алкоголя и курение несовершеннолетних — это для них, вероятно, норма. Но ты хороший отец, пап. Ни у кого не будет ничего на тебя, чтобы меня забрать.        — Чую я, что к понедельнику все в школе уже будут знать.        Ев пожал плечами, или, по крайней мере, Микки так показалось. Он не мог сказать наверняка.        — Не хочу прозвучать говнюком или еще чего, но уж пусть лучше все знают, что ты гей, чем думают, что Прайа просто прикрытие для меня. И они все почему-то страшно заинтересованы в том, переспишь ли ты все-таки с мистером Галлагером или нет.        Микки сделал последнюю затяжку, после чего зашел домой, чтобы погреться горячим кофе.        И это лишь еще одна причина, почему он должен держать свою связь с Йеном в секрете.

***

       Это было чуть позже этим же утром, когда Микки принял душ и решил еще немного поиздеваться над Евом.        — Бери пакеты, — сказал он, вставая с дивана, когда закончил смотреть с Евом фильм.        Мальчик моргнул на это и развернулся, чтобы проверить настенные часы, когда понял, что его телефон вне досягаемости.        — А? Сейчас же, типа, полдень. Мы никогда не ходим так рано за покупками.        Микки даже мог услышать, как сердце Ева разбивается на кусочки от одной идеи о том, чтобы пойти так рано.        На самом деле у них был четкий план, как они должны ходить за покупками, и он заключался в мини-свидании Ева и Прайи. Так как у Милковичей не было машины, то до супермаркета они ходили пешком, и так уж получалось, что каждый раз они проходили мимо дома Прайи.        Она высовывалась из окна, и влюбленные могли немного пообщаться, и так они делали каждое воскресение, ровно в три часа, когда Микки с Евом и ходили в супермаркет.        — Бери пакеты, — повторил Микки, и было даже немного, совсем капельку больно смотреть, как душа Ева буквально плакала от осознания, что он не сможет увидеть свою девушку этим днем. Но Микки должен твердо не изменять своему решению, чтобы наказать Евгения.        «Хватайся за яйца и мужайся», — как он сам себе говорил.        Конечно, легче сказать, чем сделать, особенно когда твой ребенок никогда раньше не косячил и сейчас смотрел на тебя своими голубыми печальными глазюками, буквально умоляя не делать этого.        — Я сказал — никакого общения, а твои хихи-хаха с Прайей — это определенно общение. А теперь иди.        Ев специально громко шаркал ногами по полу, пока плелся в ванную, чтобы взять многоразовые, экологически чистые пакеты из шкафа. А Микки же направился в спальню, чтобы захватить кошелек, ключи и телефон.        — Можно хотя бы позвонить Прайе и сказать, что мы сегодня не увидимся?        — Не-а.        Всю дорогу до супермаркета Ев молчал, не считая тихого хныканья, когда они проходили мимо ухоженного домика, коим являлся дом Прайи.        — Не-ет, — повторил Микки, когда Ев притормозил.        — Ты придурок.        — Заметь, ведь это ты — тот, кто нарушил правила и рассказал секрет, который даже и твоим-то не был. Снова.        Ев зло пнул жестянку под ногами, и та с противным звуком покатилась по дороге.        Возможно, он был бы еще больше похож на взбунтовавшегося, злого подростка, если бы не куча зеленых пакетиков, что он держал под мышкой, пока шел и дулся.        Микки выкурил лишь одну сигаретку, когда они, наконец, дошли до супермаркета. Ев взял тележку и кинул пакеты туда, и они оба направились по уже годами заученному маршруту — хлеб, масло, молоко, сок.        — В этот раз Lucky Charms? — спросил Микки, уже протягивая руку к коробке.        — Нет. Я решил, что зефир — не совсем еда для завтрака, — Ев пожал плечами, и Микки оставалось лишь гадать, решил ли пацан так лишь потому, что был зол на него и знал, что Микки на самом деле любил зефир.        Ев опять взял Frosted Flakes и кинул коробку в тележку.        Чем дальше они проходили в супермаркет, тем быстрее рассеивалась злость Ева на отца.        Прежний Ев вернулся к Микки в тот момент, когда до них донесся противный визг и крик малыша, которому от силы было года три.        — Мне так жаль, что я когда-то был таким же визгливым ребенком, — вздохнул он и выругался, когда чуть-чуть не вписался в поворот и угодил тележкой в полку с продуктами. — Черт.        — Ты все еще ребенок, идиот. И если ты думаешь, что я бы мирился с таким твоим поведением — значит, ты не так уж хорошо меня знаешь.        Внимание Ева быстро улетучилось, и по его лицу Микки мог понять, что он даже не расслышал второе предложение.        — Мистер Галлагер?        Микки тут же вытянулся в струнку и стал медленно поворачиваться, в то время как в его животе запорхали эти долбанные насекомые-или-как-их-там, и действительно, недалеко от них стояло 183-сантиметровое рыжеволосое веснушчатое божество.        Йен выглядел так же очумело, как Микки себя чувствовал.        — Что ж, это… ээ… действительно впечатляет, как ты усовершенствовал навыки, — сказал он, и Ев покачал головой.        — Это не я, — возразил он. — Я не планировал такого, но буду пользоваться случаем. Хей, получается, мы живем неподалеку друг от друга, да? Потому что мы пешком сюда пришли.        Последнее, что хотел Микки — узнать, что они шопятся в одном супермаркете. Серьезно, тогда избегать того, что должно было быть лишь на одну ночь, станет куда сложнее.        И, конечно же, Ев тотчас схватил хлопья из тележки.        — Думаю, я все же возьму Lucky Charms. А вы пока… поболтайте, или еще чего-нибудь, пока я пойду, поменяю.        И Микки точно знал, что будет дальше.        Ев не разочаровал. Его взгляд тут же метнулся к волосам Микки, и он лишь немного скривился, однако решил, что лучше оставить их вдвоем, чем заниматься волосами отца.        — Он вернется с той же самой коробкой, — вздохнул Микки и потер лоб.        — Значит, когда ты сказал, что вы живете близко, ты не врал, — сказал Йен, и Микки чуть было не вздохнул снова. — Почему мы раньше никогда не натыкались друг на друга?        — Обычно мы шопимся после полудня. Чтобы Ев и Прайа могли делать эту свою фигню в стиле «Ромео и Джульетты», но сейчас он наказан, так что мы рано.        Йен выглядел гораздо более повседневно, чем Микки его когда-либо видел. Он сменил свой набожный учительский вид, но и вещичек в облипочку, какие были на нем в ту ночь в клубе, тоже не наблюдалось. На нем была простая пара джинсов и теплый пиджак, практически такой же, как и на Микки, застегнутый на все пуговицы из-за суровой зимней погоды.        А еще он… ну, светился. Такой, знаете, блеск после хорошего секса, какого у тебя давно не было, и Микки правда не знал, действительно ли такая фигня существует, или это все проделки его больного воображения. Хотя, Микки и сам чувствовал, будто светился. Он все еще чувствовал удовлетворенность и приятную боль в теле.        — Это из-за того происшествия со столом?        — Нет, из-за него он был приглашен на вечеринку к каким-то долбанам, где его заставили попробовать сигаретку, и на которой Ев чуть было не проболтался, что пытается нас свести.        — Оу, — заняло некоторое время, прежде чем до Йена окончательно дошло. — Оу! Это не очень здорово.        — Ага.        Йен глубоко выдохнул.        — Что ж, моя задница всегда находила приключения. Кстати, о задницах. Как твоя поживает?        Микки против воли закатил глаза, отворачиваясь от учителя, что вдруг стал заигрывать с ним. На его губах играла улыбка, и Микки вспоминал, как эти самые губы прекрасно смотрелись на его члене или когда целовали его шею.        — Моя задница в порядке.        Ухмылка Йена стала еще шире.        — Рад слышать.        — Боже, это просто ужасно и шаблонно. Разве не я должен направо и налево сыпать дурацкими шуточками?        Йен легко усмехнулся.        — Если все твои шутки именно такие, то тебе еще надо многому учиться, — он оглянулся вокруг них, зная, что Ев может вернуться в любую секунду. — Так… Ев не знает?        — Нет, — подтвердил Микки.        — Значит, если в будущем он спросит меня, пересплю ли я с тобой…        — Ты будешь продолжать говорить «нет». Серьезно, это не его дело, с кем ты будешь и не будешь спать, — Микки тут же закрыл рот, когда увидел, как возвращается Ев, естественно, с той же самой коробкой хлопьев. — Думал, он будет бродить дольше.        Йен обернулся посмотреть, как Ев к ним приближался.        — Да уж, он совсем в этом плох.        — У них… эм, не было тех хлопьев, что я хотел, — ужасно соврал Ев и кинул Frosted Flakes обратно в тележку.        Что ж, Микки был рад, что сын возвратился так быстро, ибо если бы он пробыл наедине с Йеном еще хоть секунду, то случилось бы что-нибудь очень плохое. Очень. Плохое.        — Нифига ж себе!        Оба — Микки и Йен — повернулись, когда Ев достал из корзины Йена коробку. Все трое тут же покрылись краской, когда поняли, что было у пацана в руках.        — Я думал, только у порно-звезд достаточно большие достоинства для Магнума!        Йен среагировал так быстро, что никто из них ничего не понял — он быстро вырвал коробку из рук мальчика и закинул ее обратно в корзину.        — Блять, — ругнулся Йен сразу после этого. — Ев…        — Это только что случилось. Боже мой, — быстро тараторил Ев и перевел взгляд на своего учителя. — Мне так жаль. Боже мой! То есть, мне абсолютно все равно, какого размера ваш… — он остановился, глядя на пах Йена. — Нет. Не-а. Не-ет. Мы больше никогда об этом не заговорим.        — Никогда, — быстро пообещал Микки. — Особенно не в школе и не с твоими дружками.        — Потому что я точно лишусь работы, если кто-то узнает, что один из моих учеников в курсе, какими презервативами я пользуюсь, — строго добавил Йен. — Или, в данном случае, какого они размера. Никто не должен этого знать, особенно те, кто учится в школе.        — Намек понят. Мой рот навеки закрыт, даже если я жутко хочу узнать, поможет ли это моему плану.        — Продолжай в том же духе, пацан, и будешь наказан до конца жизни, — прошипел Микки, и, определенно, так строго он с ним еще никогда не разговаривал.        — Пап… — в мальчике стало просыпаться чувство стыда.        — Нет, все в порядке, — нехотя сказал Йен. Он положил свою руку на ладонь Микки и слегка сжал ее, и даже если Милкович и не хотел этого, воспоминания прошлой ночи все же всплыли в его сознании. — В принципе, его любопытство — одна из причин, почему Ев — отличный студент.        Микки даже захотелось ему врезать, настолько Йен был тактичен.        — И все равно это было по-свински. Клянусь Богом, если мы придем домой, и ты начнешь расспрашивать меня об этом, я отправлю тебя к матери на две недели.        Евгений застыл. Он как-то раз был в Калифорнии со своей мамой, и это была самая херовая неделя в его жизни. Его отчим был полным придурком, который лапал Светлану прямо при мальчике, а еще они курили прямо в доме. Ев не был уверен, из-за чего хотел застрелиться больше.        — Понял.        — Это уже лучше, чем видеть, как твой отчим «понимает» твою маму на кухне, — проворчал Микки, и услышал искорку понимания в усмешке Йена, и полное непонимание со стороны Ева.        Нечасто Микки вообще говорил что-то, что было неизвестно его сыну, и было даже в какой-то степени приятно понимать, что в этот раз Ев ничего не понял.        — Что-то я не догоняю.        — Вот и хорошо, — Микки посмотрел на Йена. — Приятно почувствовать себя, наконец, умнее, чем пацан, который считает себя чертовым гением.        — Мой старший брат именно такой, — признался Йен, смотря, как Микки хватает коробку хлопьев из тележки.        — Отнеси их обратно. В этот раз берем Lucky Charms.        Ев решил не спорить в этот раз — не тогда, когда перед лицом маячила «привлекательная» идея воссоединения с матерью. Он взял коробку из рук отца и с тяжелым вздохом поплелся в нужный отдел.        — Я серьезно, — сказал Микки, смотря на Йена, когда Ев ушел. — Прости. Не знаю, почему он так себя ведет. Обычно он нормальный пацан.        — Хорошие дети быстро устают и начинают искать что-нибудь интересное. К сожалению для нас, они не всегда выбирают в качестве отвлечения то, что пришлось бы нам по вкусу.        — И часто ты видишь подобное у своих студентов?        — Постоянно, — Йен пожал плечами. — Многие из них сворачивают не на ту дорожку. И, знаешь, не то чтобы это было связано с прошлой ночью, но я надеюсь, что Ев не свернет на плохую дорогу.        Микки хмыкнул.        — Пускай лучше сначала разберется со всем своим дерьмом. Я не собираюсь мириться с тем, что он сует свой чертов длинный нос не в свои дела и выбалтывает чужие секреты. Он нас всех в гроб сведет, если не будет осторожен.        — Говоря об осторожности, — Йен ухмыльнулся и достал презервативы из корзины. — Вот это поможет плану твоего сына свести нас? — он шагнул ближе к Микки, и даже осмелился взять его за ремень джинсов, когда кинул коробку обратно в корзину.        — Сделаешь меня своей принцесской — и ты труп, — Микки, однако, даже и не думал отступить назад.        — Но?..        — Отъебись, — это было сказано с улыбкой, и на какой-то момент их взгляды встретились, когда Милкович поднял голову, чтобы посмотреть на высокого учителя.        Это был отличный момент — даже романтический, можно сказать, или сексуальный, если бы они не стояли посреди супермаркета и не пытались скрыть свои грязные делишки, что они вытворяли прошлой ночью.        Микки облизнул губы.        — Но да, придурок, твой огроменный хер впечатляющ, доволен? А теперь отъебись, пока мой сын нас не поймал.        Йен сделал шаг назад, но все еще разглядывал Микки с головы до пят.        — Ты уверен, что Ев ничего не знает? Ты весь… светишься, ну, знаешь, эта штука после секса.        Микки все еще не был уверен, реальна ли эта самая «штука», или нет.        — Разве тебе не нужно пойти, яблочек накупить?        Йен притворно оскорбился.        — Мои студенты должны приносить мне яблоки.        — Я передам Еву, что ты попрощался.        Он получил последнюю улыбку.       — Ты знаешь, где меня найти.        Йен зашел за угол как раз в тот момент, когда подошел Ев с коробкой Lucky Charms.        — Куда пошел мистер Галлагер?        — По своим делам. Что хочешь на вечер?        Было облегчением снова увидеть сына прежним, когда тот ответил: «Пиццу!»        Они только начали набирать в пакет необходимые продукты на неделю, когда женщина поставила свою коляску прямо перед ними, чтобы набрать немного фруктов. Радостная девочка в коляске, которая наверняка только-только научилась сидеть и говорить свои первые слова, махала всем прохожим, обнажая улыбку во все свои три зуба.        — Привет! — практически пропищала она Еву, и сердце мальчика растаяло от того, какой очаровательной была эта малышка.        — Какая она милашка! Считай, что я забираю свои слова назад. Я рад, что когда-то был ребенком. Они такие очаровательные! Привет! — быстро протараторил он, поворачиваясь спиной к отцу, чтобы поболтать с малышом.        Ее мама тут же улыбнулась.        — Кажется, кто-то уже готов быть старшим братом, — сказала она, и Микки хмыкнул, пока клал цветную капусту в пакет (серьезно, он в жизни не ел столько овощей, сколько начал с появлением Ева).        — Лучше уж братом, чем папашей, — Микки потрепал Ева по волосам и двинулся в сторону морковки.        — Ее зовут Сесилия, — продолжила мать тем временем, и это предложение было адресовано уже Микки, и оба Милковича тут же поняли, что происходит.        Одинокая мамочка, флиртующая с одиноким папашей — это то, что происходило с Микки минимум раз в месяц.        — А я Кэти.        — Так хочется иметь маленькую сестренку! Было бы здорово, а? То есть, она была бы моей сводной сестрой, потому что очень сомневаюсь, что мои родители заведут еще одного ребенка, но все равно, было бы очень круто! — продолжил Ев, махая Сесилии, когда та снова начала улыбаться ему. — Приветики! Я — Еви, — Сесилия продолжала что-то бормотать, сося свои пальцы.        Кэти вытерла подбородок дочки маленьким полотенцем, что вытащила из сумки.        — Простите, она такая грязнуля. У нее режутся зубы. Один должен скоро вырасти, задний зубик; она вся слюнявая, словно сенбернар.        — В Еве было больше слюней, чем крови, когда у него резались зубы, — сказал Микки, добавляя горох к продуктам и подталкивая сына к полкам. — Иди, возьми немного картошки, Еви.        Кэти причесывалась рядом с Микки, пока тот пытался решить, брать цуккини или нет.        Боже, знал бы Ев, что Микки больше возится с цуккини, чем с женщиной, заигрывающей с ним, он бы живот надорвал от смеха.        — Может, знаешь, выпьем кофейку как-нибудь? — попыталась Кэти, и Микки поднял взгляд, чтобы посмотреть на Ева, который тщательно проверял каждую картофелину.        — Дамочка, я не… — Микки остановился, когда заметил Йена. — Я не ищу новую маму или маленькую сестренку для моего пацана, — он привык вежливо отшивать женщин, но, увидев Йена, он почему-то повел себя не так уж по-джентльменски. — Меня устраивает моя маленькая семья.        Он решил все же не брать цуккини, толкая тележку в сторону фруктов, пока Кэти не успела разобраться, в чем дело.

***

       Пришло утро, и Ев бегал по кухне, матерясь как сапожник. Так как он был наказан, его телефон был у Микки, и он не услышал будильника, вследствие чего благополучно проспал.        Мальчик был все еще немного влажным после принятого наспех душа, и он скакал по всей квартире, собирая сумку, и кинул лишь быстрое «пока!», вместо обычного «спасибо» за положенный отцом в сумку обед.        Йен ожидал увидеть Ева на следующий день, прямо как тогда, когда он явился в его кабинет, заявляя об ориентации своего отца.        — Я не буду спать с твоим папой, — вздохнул Йен, следуя указаниям Микки.        Кто он такой, чтобы решать, что должен знать его сын, а что — нет.        Йен лишь надеялся, что это не займет много времени, но, судя по пакету в руках мальчика, он собирался остаться здесь на ланч.        — Нам нужно поговорить, — медленно сказал Ев, закрывая двери за собой. — Реально поговорить.        Йен не был уверен, означало ли это, что Микки все же рассказал мальчику то, чего обещал не говорить, но все равно указал на противоположный стул. Ев нерешительно сел, выглядя таким запутавшимся, каким Йен его еще никогда не видел.        — В чем дело?        — Джош… Джош Кларк… он поцеловал меня.        Это не то, что ожидал Йен.        — Хорошо?..        — Не хорошо, — поспорил Ев, оборонительно поднимая руки. — Уж точно не хорошо.        — Почему тебя это так беспокоит?        — Потому что из-за него я изменил Прайе, — мальчик был очень огорчен. — Мне плевать, что он чувак. Мне действительно все равно. Но я изменил Прайе, поцеловав его, и…        — Ты хотел его поцеловать?        — …нет.        — Она узнала об этом?        — Что? Нет! Я еще не сказал ей.        — И это он поцеловал тебя, а не наоборот?        — Конечно! Я бы никогда не поцеловал кого-то, кроме Прайи. Не по собственной воле.        — Думаю, ты не ответил на поцелуй, верно? И сразу же отстранился? — Ев начал так активно кивать, что у Йена заболела голова. Совсем немного. Он вздохнул. — Представь — вот ты едешь. Ты едешь по правилам, и вдруг кто-то подрезает тебя. Разве в этой ситуации ты — плохой парень? И страховая компания будет злиться на тебя?        Ев был удивлен вопросом.        — Нет, полагаю…        — Технически, ты попал в аварию, но тебя нельзя за это винить. Вот и тут так же — тебя поцеловали. Заметь, не ты поцеловал, а тебя поцеловали, так что в этом нет твоей вины, — объяснил Йен и наблюдал, как Ев поглощает эту информацию, как прилежный студент, коим он всегда являлся. — Не хочу нанести урон твоему эго, но все же — ты знаешь, почему он это сделал?        — Потому что он знает о моем отце, — мягко сказал Ев. — Он сказал, что я-то уж точно должен задуматься о своей бисексуальности. Ведь я подвергнут смене ориентации больше, чем любой другой натурал, хотя, ясен пень, это работает совсем не так.        — И что ты ему сказал?        — Что я натурал, и встречаюсь с тем, кто мне реально нравится, и что я не хочу разрушать это или снова его целовать, — он загибал пальцы, перечисляя, — и что если он хочет с кем-то поговорить, то лучше ему пойти к вам, но он, кажется, вбил себе в голову, что я его би-рыцарь-в-сияющих-доспехах, хотя на деле это совсем не так. Он с вами еще не говорил?        Йен покачал головой.        — Нет. Я попытался подловить его после уроков, но, кажется, он не горит желанием общаться со мной.        — Что ж, лучше бы вам сделать это, — это больше прозвучало, как приказ, и Ев откинулся на стул на мгновение, кусая нижнюю губу и пытаясь успокоиться. — Я никому не сказал про презервативы. Папа реально зол на меня, и вся эта фигня с наказанием — полный отстой. Я чуть было не опоздал сегодня, потому что он забрал мой телефон.        Йен вздохнул и посмотрел на свои часы.        — Ев, а разве ты не должен сейчас быть на ланче? С Прайей?        Надежда на то, что Ев все же даст ему время пообедать в одиночестве, улетучилась, когда мальчик открыл свой темный пакет, однако Йен лишь усмехнулся, когда тот кинул ему красное яблоко.