In a hundred lifetimes

Ав­тор: SilentStars Ссыл­ка на ори­ги­нал: http://whofic.com/ Рейтинг: PG-13

* * *

      Когда мерцающая Богиня распахивает запертую дверь и приседает рядом, он сворачивается в клубок и так сжимает голову коленями, что дыхание становится хриплым и прерывистым. Одного мимолетного взгляда, брошенного вверх, прежде чем уткнуться обратно в коленные чашечки, более чем достаточно для того, чтобы подтвердить догадку.       — Доктор, — доносится легкий, неуловимый голос. А все, что он может – слабо улыбаться в колючие шерстяные складки своей изорванной робы.       Она приходит часто.       Она – угасающий луч мнимой надежды, прорезающей всемогущую тьму.       До боли нежные пальцы бережно убирают с его запыленного лба отросшие седые пряди, и он бездумно подается навстречу руке. Пусть она только иллюзия, плод истощенного тела и ума, но это первое прикосновение за многие месяцы.       Галлифрей исчез. Снова. Но в этот раз ему, по крайней мере, не нужно было принимать решений. Перед тем как приговорить его к заключению строгого режима на одной из забытых богом планет, они еще не решались нажать кнопку самоуничтожения… Но однажды их надрывающиеся крики вдруг смолкли в его уме. Снова. Он хорошо запомнил, когда это произошло – когда он слизывал конденсат с подоконника, дабы не регенерировать от обезвоживания. И цепь. Хорошо запомнилась черная цепь, которой он был прикован к белой стене.       Всюду, всюду белые стены.       Но Тайм Лорды наверняка найдут способ вернуться.       — Твои глаза никогда не меняются, верно? Можно сколько угодно экспериментировать с цветом, формой и разрезом, но в них всегда ты. Измученный и в то же время гонящийся за слабой искрой надежды, — тихо произносит видение, а он только глубже зарывает лицо в колени.       Ласковые пальцы призрака скользят по высохшему запястью и кандалы с отвратительным скрежетом обрушиваются на пол камеры. Он закрывает голову руками и падает вслед за своими оковами так быстро, что острые колени больно впиваются в грудь.       — Доктор, нам нужно идти. Можешь подняться? – голос его любимой беды тих, почти шепот. И дыхание греет впалую щеку.       Он скручивает свое тело сильнее, отчаянно жмурит веки и пытается не слушать. Доктор знает, что все это – лишь плод его фантазии.       — Ты пробыл здесь слишком долго, — бормочет она, опускаясь на колени.       Его бросает то в жар, то в холод, когда она гладит его по руке и кожа искрится под прикосновениями ее пальцев. Выгнать ее из черной дыры между сердцами – выше сил Доктора.       — Я не галлюцинация, — успокаивает она, — и мы обязательно выберемся отсюда.       Его Сирена льет подобные сладчайшие медовые речи каждый раз.       — Я не смогу тебя нести. Доктор, умоляю, встань. Или хотя бы взгляни на меня.       Он не дает себе труда пошевелиться.       — Чем мне доказать, что я реальна?       Его веки напряженно подергиваются — так плотно сжаты, — но он не сдается.       Она берет его за руку и прикладывает ладонь к своей щеке. Он думает, что должно быть выглядит полным идиотом: старик, протягивающий дрожащие пальцы в пустоту, только оттого, что его беззащитный ум постоянно рождает одно и то же видение.       Он открывает глаза.       — Но ты… — его голос, давным-давно неиспользованный, слишком скрипучий и сухой из-за обезвоживания, быстро погасает, не в силах породить ни звука. Широко распахнутые глаза сверлят неверием ее лицо.       — Мой Доктор потерял дар речи?       — Ты, — только и успевает выдохнуть он, прежде чем его сковывает приступ удушливого кашля.       — Конечно я, — подтверждает она, вынимая из складок плаща флягу. — Только один глоток, ладно? Если выпьешь больше, будет очень плохо.       Он не сводит взгляда с ее округлившегося живота, показывающегося под одеянием.       Через силу выдавив печальную улыбку, она вытаскивает пробку и, запрокинув его голову, прикладывает горлышко к сухим губам Доктора. Прохладная вода ласкает горло, и тело, несмотря на истощенность, поглощает влагу с беспримерной жадностью. И губы инстинктивно тянутся к фляге, когда она отводит руку.       — В следующий раз попьем, когда выберемся отсюда, хорошо? Мой… ты отвлекаешь охрану на лестнице, так что у нас есть только пара минут. Наша ТАРДИС стоит вниз по коридору. Мы должны идти сейчас, прошу тебя.       — Я спас их, — слышит он, как слова сами срываются с губ, — но…       — Знаю, - шепчет она, и карие глаза заволакивает слезами. Видеть их — худшая пытка и, в сущности, единственная пытка во вселенной, продирающая иссохшее тело насквозь. Куда там его неумелым тюремщикам.       Слезы не переставая струятся по ее плотно сжатым губам, когда он, кряхтя, пытается превозмочь атрофию мышц и предчувствие скорой погибели.       — Положись на меня, хорошо?       — Всегда, — выдыхает он скрипуче и, оторвав наконец взгляд от ее живота, ощущает как пол под ногами выписывает самые невообразимые узоры.       Медленное шествие по белому (совсем как в его кошмарах) коридору, во время которого он цепляется костлявыми пальцами за ее плечи и талию, превращается в воспоминание со стремительностью, едва ли сочетающейся со скоростью их передвижения. Двери ТАРДИС, синей, прекрасной и всегда надежной, подобны крыльям, распахнутым навстречу их ковыляющему силуэту. Возле консоли, угрюмо сложив руки на груди, их уже поджидает хмурый двойник Доктора в синем костюме.       Роуз тащит его к обтрепанному старому капитанскому креслу, и оно жалобно поскрипывает даже под его, смешным для взрослого человека, весом. Улыбаясь своей невозможной улыбкой, она нашаривает до сих пор не использованные ни разу ремни безопасности.       — У меня еще не совсем хорошо получаются посадки, — извиняется Роуз, — потряхивает.       — Так веселее всего, — одобряет он, едва прослеживая из-под закрытых век за ее ускользающей ладонью и словно не своими пальцами, пытающимися эту ладонь удержать. – Роуз и Аркитиор*. Мое начало – мой конец.       — Это совсем не конец, — тихо и слишком грустно произносит она, поглаживая его руку. – Поверь, тебе еще столько всего предстоит: столько дорог пробежать, столько знакомств, столько расставаний. Столько ладоней, которые нужно будет держать.       — Да?       Доктору тошно и тяжело от того, что о его будущем она говорит в единственном числе. «Тебе», а не «нам» сжимает его горло судорогой.       — Да, — заверяет Роуз, и он чувствует, как ее слезы разбиваются о его руку.       Его веки не выдерживают собственного веса и закрываются. Зачем ты пришла, Роуз? Не затем ли ты обрела плоть и кровь, чтобы поманить надеждой и отнять ее у умирающего? Доктор последний раз проваливается в черноту и падает до тех пор, пока всемогущую тьму горизонта не прорезает бледный луч света.