Play with fire

«Тяжело теперь будет возвращаться в Тевинтер», - слова колотятся в голове отбойным молотком. Снова и снова, давят, не отпускают. Почти больно. – «А с тобой расставаться – и того тяжелее. Хоть бросай Империю на произвол судьбы». - Так не уходи. Оставайся здесь, - хочет ответить Лавеллан, но замирает и молчит, натягивает хрупкую улыбку, все так же щурит глаза, старается смотреть уверенно в любимое лицо. Не сдается. «Но таковая моя доля. Еще немного здесь побуду – и отправлюсь», - воспоминания сами отвечают ему, вонзаются куда-то под ребра не хуже острых кинжал. Прямо как у Коула, только ранят глубже, калечат сердце. - В Тевинтере ведь нет меня. Разве этого мало? – эгоистично хочет напомнить Лавеллан, но все молчит, отворачивается и кивает сам себе. Когда ты Инквизитор, то привыкаешь к власти и к собственной безграничной жадности, к постоянному комфорту. Не нужны массажи или очищенный виноград, ежесекундное исполнение любых приказов. Просто быть рядом. Постоянно. Так мало… И непосильно много. Лавеллан знает, поэтому не может попросить остаться. Убедить, что в Тевинтере одному слишком опасно. Он просто улыбается. Улыбка – как самая противная привычка. По иронии, Вестник перенял ее как раз у Дориана. Дориан, блистательный и обожаемый. Дориан Павус, не магистр из Тевинтера. «Не» подчеркнуть. Лучше два раза. Дориан… Аматус, подсказывает подсознание, скорее потешается над болью, а потом толкает склизкой рукой в окончательную пучину. - Позволь поехать с тобой, - Лавеллан так этого и не сказал вслух, не решился повторить, смог только смаковать в голове, сладко растягивая гласные, видя, как Дориан задумчиво перебирает нужные ему в поездке книги, как смущенно кривит губы в искренней улыбке, когда Инквизитор ловит его за сбором других вещей. Пытается все утаить, ранить не сейчас, но позже. Вестник делает вид, что ничего не видел. Бросает пустой взгляд куда-то в сторону и ухмыляется самому себе, такому жалкому в этой неоконченной истории любви. Возможно из нее и правда выйдет пафосная трагедия, о которой так мечтал Павус. Эти глупые шуточки заставляют нервно посмеиваться, сглатывать ком в горле, чаще выходить на свежий воздух, чтобы утонуть в солнце. Среди стен неуютно, в постели тоже. Темно и страшно, как когда-то в детстве: тени кажутся живыми, лижут ледяными языками пятки, кусают запястье и утягивают за собой в бездну одиночества. - Ты слишком сентиментален, аматус, - в очередной раз упрекнет Инквизитора Дориан, когда тот попытается раскрыть свое сердце. - Это ты сделал меня таким, - холодно признается Лавеллан и отвернется, глядя своим страхам в лицо. Лавеллан эгоист до мозга гостей. Избалованный ребенок, теряющий любимую игрушку. Искренне любящий глупец. Иногда в мыслях обещает себе все бросить. Иногда в мыслях представляет счастливый конец. Иногда не в мыслях он выходит на свой балкон и думает. Один. И где-то далеко внизу, в тени цветущего древа сидит Коул, что щурит глаза от пятнышек солнечного света на своем лице. Он все бьет ногой по каменной стене, подпевает глухому ритму. - Больше не горит, не обжигает, не дает играть. Потом будет тяжелее уйти. Пусть эти слова будут ложью, - неспешно шепчет он, разглядывая бледные руки, которые наконец могли чувствовать тепло. Мальчишка замолкает, сидит несколько минут в тишине и смотрит куда-то наверх, все-таки добавляя: - Ma'arlath, vhenan.