Play with fire

- Мне идет? – кидает через плечо Лавеллан, в очередной раз поправляя ворот новой темной куртки и смотрит в полный рост зеркало. Сам забыл, почему стал так привередлив к одеждам. Изменяет своим привычным вкусам, забывает про светлые тона Орлея и короткие рукава, правда покрой все то же – строгий, аскетичный, как подмечает Павус, без лишних деталей. Дориан вальяжно возлегает в инквизиторской постели, как в своей собственной, ведь почти привык, дочитывает еще одну довольно интересную книжечку из библиотеки. Впрочем, ненадолго поднимает голову и внимательно оглядывает Лавеллана, приподняв брови. - Что-то новенькое, - все-таки безразлично отвечает Дориан и возвращает свое внимание к книге, перелистывая страницу. Хочет подразнить, завлечь, разозлить. – Не припомню, чтобы тебя раньше интересовало мое мнение. - А прямо ответить ты, как всегда, не можешь? – Лавеллан закатывает глаза и оборачивается. Эльф любит прямоту, лишенную всяких танцующих недомолвок, обжигающих своей двусмысленностью. Нравится, когда бьют в лоб, вышибают дух из тела, проносят по крови капельки адреналина, пусть и сам елозит не хуже змеи среди листвы лжи. Тут же отворачивается, не желая ловить на себе еще один тот самый ироничный взгляд, который должен ему все объяснить без слов. Эти игры в немые вопросы, озорливые взгляды – их хватает в постели наравне со смущающими восклицаниями тевинтерца. - Слишком скучно, не находишь? – смеется Дориан и облизывает губы, вновь рассматривая тело Инквизитора, который уже смирился с поражением. Павус неожиданно для себя подмечает знакомый ему фасон ткани, настолько, что темные брови тут же взлетают вверх, выдавая его наигранное изумление, но губы почему-то дрожат в удовлетворенной улыбке. Почти возбужденной, какой-то собственнической. Лавеллан старательно скрывает, что наблюдает за ним в зеркале. Не реагирует, когда Дориан поднимается с постели, бережно откладывая потрепанный томик в сторону и идет к нему. Тонкое покрывало, что оплетает его ноги, нарочно неторопливо струится по телу, изумительно достоверно повторяя каждый изгиб крепких бедер, греховных ягодиц и… Инквизитор отводит взгляд, стараясь спокойно разглядывать самого себя, такого румяного и неожиданно беспокойного. - Нравятся мне эти тевинтерские шелка на тебе, аматус, - с смешком в голосе шепчет Дориан на ухо Лавеллана, а затем кладет руки на узкую талию, расстегивая толстый поясок. - Но куда интереснее снимать их с тебя. Лавеллан все смотрит в отражение, наблюдает, как руки Дориана сжимают грудь, разводят в стороны края не застегнутой куртки и ныряют под тонкую рубаху. Это тело они успели изучить вдоль и поперек, но все находили новые, скрытые ранее сюрпризы, что тихими стонами отдаются в ушах… М, одна эта мысль заводит горячее северное сердце. - Удивительный, - еще тише, скорее самому себе шепчет Павус и смеется. Дориан подается вперед и обхватывает острый подбородок Лавеллана, чтобы тот выгнулся навстречу зеркалу и коснулся губами прохладной, отполированный поверхности, целуя собственное отражение. Есть в этом греховном жесте нарциссизма что-то грязное, запретное, но все желанное, ломающее еще больше преград в душе Инквизитора, забывающем любую скромность так же легко, как когда-то забыл Павус. Раньше Лавеллан не задумывался о том, как дико смотрится со стороны. Голый, вспотевший и грубо прижатый к новому инструменту в их богатой любовной игре. Зверь, познавший куда более сильный голод.