Шагни обратно через край

And One – Playing Dead

      Между нами всю оставшуюся дорогу до городка висело молчание. В машине было тихо, под колёсами едва слышно шумел гравий. Ваас не включал радио. Всё одно: либо бесконечная болтовня местного диктора, либо унылое вещание министерства.       Всё должно быть хорошо, мы справились, нас признают. Вот только я не чувствовала никакого спокойствия. Что-то в Ваасе было тревожным, не таким, как раньше.       Внезапно я поняла, почему в пиратских лагерях всегда играл какой-нибудь дабстеп, что-то без слов, просто давящее на мозги, заставляющее отвлечься и просто расслабиться, отключить мозг, позволить бешенным битам нести твоё сознание в любом направлении.       С Ваасом нужно было поговорить. Он опять думает что-то сам себе, и крайне неясно, что в его голове происходит. Я всегда знаю «как по жизни надо», но в теории, а как это воплотить в практику – понятия не имею.       Ваас без наркотиков, Ваас без вездесущих разноцветных пилюлек, которыми он так любит играться, пропуская меж пальцев, а потом закидывать в рот. Это уже не тот человек, который был на Рук. Но теперь ещё более опасный. Наркотики туманили его голову, он был отвлечен. Но теперь его внимание обострено до предела. Единственное, что помогает расслабится – сигареты. Не те дорогущие сигары, которые давал ему Хойт как поощрение за работу. Дешевые тонкие сигареты из мятой пачки с эмблемой короля. Ваас не слышит музыки, бьющей по мозгам, не принимает дурь, туманящую разум, и не ходит в клубы с женщинами, чтобы расслабить тело. Ваас напряжен как чересчур натянутая на колки струна, и стоит коснуться, просто чтобы услышать звук, как она лопнет.       Но он по-прежнему может убивать. Это может стать его единственной отдушиной. Власть над жизнью других. — Как ты пережила мою невероятно трагичную кончину? – внезапно поинтересовался Ваас. Решил потешить самолюбие? — Плохо, - коротко ответила я, смотря в лобовое стекло. — И правда поверила? – продолжал любопытствовать он. — Когда Джейсон вышел оттуда, весь в крови, а позади горел лагерь? Да. Поверила. — Какая ты неразговорчивая сегодня, gato, - хмыкнул он. — Мне это не нравится. Ты ж блять всегда без умолку трещала, что случилось?       Я с сомнением посмотрела на Монтенегро, думая, можно ли сказать ему что-то, и не получить в ответ лишь насмешку. — Давай, котёнок, излагай, - сказал он насмешливо.       Само собой разумеется, что я могу сейчас сказать какую-нибудь глупость, и он просто-напросто катапультирует меня из машины. Но была вероятность что он поймёт. Я не сомневалась, что спрашивает он только для того, чтобы знать, чем на меня можно давить, что использовать, чтобы подчинить себе. Но сопротивление Ваасу бесполезно. — Что-то не так, - выдохнула я. — Ты изменился. Всё не так, как было на Рук. Это сбивает меня с толку, - Ваас фыркнул. — Я могу продолжать над тобой стебаться, если хочешь. Даже ошейник найти могу, - надо же, помнит. — Только дело в том, что и ты уже не та мелочь, которую привезли на Рук покойники-родители. Как там сестра поживает? — В тюрьме. — Незавидная сестринская участь, - пожал плечами Монтенегро. — Хотя, зависит с какой точки зрения посмотреть, не так ли? – оскалился он. — Субъективное философское мнение? – с печальным вздохом предположила я. — То-очно, - протянул он, ухмыльнувшись. — А как насчет твоего вездесущего «Близкие всегда выстрелят в спину» или что-то такое? – решила спросить я, раз уж его потянуло на откровения. Ваас пожал плечами. — Ты слишком сильно боишься меня, чтобы навредить, - сказал он насмешливо. — Ты ещё скажи, что зря боюсь, - буркнула я в ответ. — Рук-Айленд не курорт был, знаешь ли. — Зато, - он поднял вверх указательный палец, — ты прошла этот ебучий остров и осталась жива. — Вот уж не твоими стараниями, - хмыкнула я. — Это ещё почему? - тут же возмутился он. — Ты вспомни, сколько раз я тебе жизнь спасал. — А ты вспомни, сколько раз именно из-за тебя я оказывалась в опасности, - ответила я. — Я об этом и говорю. Это как курс молодого бойца, - осклабился он. — Зашибись, - выдохнула я. В машине воцарилось молчание. Ваас поправил зеркало заднего вида. Разговор сам себя исчерпал, и я вновь уставилась в окно.       Что скажет Сабал, «одобрив» нас как возможных кандидатов на исполнения пророчества? А Амита? Она вообще и слушать не хотела о пророчестве. — Пойдём, gato, - сказал Ваас, вываливаясь из машины прямиком в темноту. Отстегнув ремень, я молча выхожу из машины вслед за ним. До Банапура всего ничего, метров сто. Ближе не подъехать, повстанцы поперёк дороги оставили бетонные блоки, чтобы их, как в прошлый раз, не застали врасплох. Ваас идёт чуть впереди, шагов на пять меня опережает. В темноте теплым огоньком светится зажженная сигарета Вааса. Он выдыхает дым, а мой рот зажимает ладонь, я пытаюсь лягнуться, укусить, закричать, но меня утаскивают подальше от Вааса, который, не оборачиваясь идёт дальше. Не могу достать до пистолета, потому что горлом чувствую прохладное лезвие. Дерьмо-дерьмо-дерьмо.       Теплая точка зажженной сигареты постепенно исчезает в ночи. — Только пискни, и я перережу тебе глотку, - слышу я злобный, глухой шепот, раздающийся словно через маску. — Поняла?       Я киваю, лезвие убирается. Резко тянусь к пистолету, но тут же падаю на землю от удара по лицу. Голова кружится, и в глазах наверняка двоится, не будь вокруг такая темнота. Мужчина переворачивает меня на спину, связывает мои руки вместе, а затем, беря за шкирку, поднимает.       Я слышу глухой рык неподалёку. Я знаю этот рык, пробирающий до костей и словно вызывающий вибрирующий отголосок внутри. Так рычит тигр. Меня отпускают, и я опять падаю на землю, больно ударяясь подбородком. Урод, который меня похитил, не бежит, замирает на месте. Я слышу, как он снимает что-то с пояса.       Слышу, как тигр подбирается тише, по частой переступи лап, а затем – секундная тишина.       Прыжок.       Слышу, как мужик что-то произносит, на киратском, и звук, словно горсть земли упала на землю. Мягкий звук приземления. Ни рыка, ни стона – как человечьего, так и звериного. Чёрт побери, что там происходит? Слышу киратскую речь. Звучит как приказ. Я пытаюсь подняться на колени, перестав, наконец, лежать как истукан, но меня перехватывают за шкирку, завязывают повязкой рот, практически заталкивая её внутрь, и тащат по земле. Чувствую, как джинсы рвутся о мелкие камешки. И заодно вспоминаю самые заковыристые ругательства Вааса.       Меня вытаскивают на поляну, к костру. Теплый свет от огненных языков пляшет на людях, сидящих вокруг. Мужчина, который тащит меня, волоком дотаскивает ближе к костру, так, чтобы меня было видно, и оставляет, связанную, лежать на животе. Они переговариваются на своём языке, непонятном, протяжном, где каждое слово может таить в себе ужасную для меня участь.       Тот, что меня притащил берёт у мужчин рацию, и смотря на меня, ждёт ответа. Пока ничего, только шипение, пока я не слышу достаточно громкое «Приём». — Забрал. Нет. Там же. Да.       Короткие, ни о чём не говорящие фразы. Я пытаюсь шевелить руками, а заодно, понемногу отползать от костра. На руках не веревки, не наручники – пластиковые хомуты, стяжки, проще говоря. Такие не растянешь, не снимешь, пока их не разрежут. Дерьмо. Ну это единственное слово, которое так или иначе вертелось на языке.       Меня пинком возвращают ближе к костру, так, что я едва не утыкаюсь в него головой, тут же отползая назад. Ребро болит, и теперь я лежу на спине, глядя в звёздное небо. Зашибись.       У меня отобрали пистолет и нож. Даже телефон забрали, пусть и не рабочий.       Спустя целую, как мне казалось, вечность, приехала машина, и меня не очень осторожно усадили на первое сидение, стянув стяжками ещё и ноги. Ну охренеть! Закричать я по-прежнему не могла, мешал чертов платок, который даже со рта стащить не получалось. Если бы не ноги, можно было бы упросить руки развязать, сказать, что натирает, придумать что-то. А потом, хорошенько врезав, просто выпрыгнуть из машины, и бежать так, словно сами динго гонятся. Но не вышло. — Приветик, - поздоровался со мной водитель. Я посмотрела на него, пытаясь вспомнить, откуда я его знаю. Темнота в этом деле мне не помогала. — Как дела, детка? А, ты не можешь говорить? Давай-ка это исправим, - он отвлёкся от дороги, стянув платок мне на шею. — Спасибо, - втираться в доверие к похитителям было моим хобби. Да и к чёрту, что я уже хочу отдать его на растерзание Ваасу, сейчас мне поможет только кошмарное лицемерие. — О, - удивился мужчина. — Единичный случай. Я думал, ты начнешь вопить, кричать и звать на помощь. Не пойми превратно, такой вариант нравится мне куда больше, - хмыкнул он. — Отлично, - пожала плечами я, делая вид, что всё хорошо. Но частое дыхание выдавало меня с головой. — Куда вы меня везёте? — Меньше знаешь крепко спишь, а это очень важно, ведь сон – залог здоровья, - мягко ответил мужчина. — С тобой хорошо обращались? — На троечку, - буркнула я. — Прости ребят Нур, они совсем не знают, как нужно вести себя, - цокнул языком он. — Настоящий джентльмен виден по тому, как он относится к женщинам, - процитировал он. У меня жутко болит голова и ребра. А ещё стянутые запястья и щиколотки.       Понятия не имею, что делать. — Знаешь, та, вторая, вряд ли бы отреагировала так мирно, - сказал мужчина добродушно. Вторая? Бхадра? — Вообще не ты нужна была королю, а она. Ну, знаешь, эта девочка богиня. Символ Кирата и всё такое. Но ты… ты тоже нам подойдешь. — Не стоило этого делать, - о да, Ваас будет в ярости. Он терпеть не может, когда кто-то берет что-то его без спросу. — Увы, пришлось. Не бойся, тебе окажут лучшую медицинскую помощь во всём Кирате, - поспешил убедить меня он. Ну, меня как бы не это волнует. Что делать то? Нанести ему «травмы, несовместимые с жизнью» я не могу. Выпрыгнуть тоже, я даже дверь не открою, а если и смогу это ничего не даст. Со связанными ногами далеко не убежишь. Так, Чарли, ты пережила Бака, и с этим справишься. В конце концов ты же Броди, чёрт побери!       Чё-ё-ёрт побери.       Меня привезли в какую-то чёртову крепость! — Давай, я помогу, - сказал мужчина, открыв дверь с моей стороны и разрезав стяжки. На миг мелькнула мысль, «А что если врезать ему с ноги, отобрать пистолет и..?» на этом мысль внезапно угасла. И что дальше? На меня сразу наведут десяток автоматов. Пришлось смиренно поблагодарить, и вылезти из машины как ни в чём не бывало. — Ноги не болят? – осведомился он с легкой улыбкой так, словно я просто долго каталась на лыжах, а не сидела связанная в машине. — Немного, - на самом деле они не болели вообще. Просто если заранее готовить их к тому, что я ни способная ни на что девчонка, слабая и бесхарактерная, то в нужный момент это может пригодится. Мужчина кивнул, и открыл высокую дверь из полированного дерева, пропуская меня вперёд. Я осторожно переступила порог, и к нам тут же подошла женщина преклонного возраста. — Вымыть, вычесать, переодеть и привести, - сказал он женщине, а затем, положив руку на моё плечо, обратился ко мне. — Ты ведь не нанесешь вреда невинной прислуге, я надеюсь?       Я помотала головой. Руки-руки-руки, давай, освободи их. Я переступила с ноги на ногу, косым взглядом осматривая помещение. Мда, у каждой двери по мужчине с оружием, в одежде армии короля. Дела так себе. — Вот и славно. Веди себя хорошо, ладно? – он разрезал стяжки на руках. Я опять кивнула. — Вот молодец. Ну иди-иди, встретимся на ужине.       Что? Ужине? Меня сюда что, местную кухню пригласили попробовать? Что за тупость.       Я пошла за женщиной вверх по лестнице. Помещение богато украшено, много ручной работы, деревянные резные перила, красные ковры с золотой вышивкой и картины на стенах. Людей в коридоре было мало, я видела двух молчаливых девушек, которые усердно вытирали вазоны с цветами и протирали подоконники, и, конечно, вездесущих охранников, не сводящих с меня пристального взгляда. Одному, не удержавшись, показала язык. Тот словно поперхнулся, дрогнув, но тут же вновь принял позу «недвижимая скала». Проводница остановилась, открывая комнату. Я зашла вслед за ней. Новое помещение делилось на две небольшие комнаты, спальня и ванная. Она указала на ванную. — Спасибо, там уж я сама справлюсь, - сказала я. Осталось лишь снять обувь, запихнув туда носки, и прошествовать в ванную. У подножия душевой, рядом с махровым ковриком, стояли милые тапки, такие, знаете, плюшевые монстры ярко белого цвета.       На полках куча баночек, гелей, шампуней. Их было такое пугающее множество, что глаза разбегались. Я выбрала наугад, больше руководствуясь запахом, но отделить отдельные ароматы в таком количестве просто не было возможно.       Под душем простояла уж точно больше получаса, чувствовать воду, горячую, которую можно регулировать по мановению руки, было божественно. Последний раз купалась в Банапуре, в местной душевой, где вода греется, непосредственно, солнечным светом, находясь в баках. Так себе удовольствие, но иного выхода нет и выбирать не приходится.       Мою одежду кто-то забрал, взамен оставив другую, чистую и… местную. Что за обрядные вещички, меня на подношение богу избрали, или как? Ладно. Была ли одежда мне великовата или так и задумывалось – не знаю. Она тоже была украшена вышивкой, сочетая в себе разные цвета. Красные штаны… они что, шелковые? Господи, помилуй. И длинная рубашка темного цвета, сплошь утканная золотистыми восточными узорами. Укутавшись в мягкое полотенце, я выглянула из ванной, осматривая комнату беглым взглядом. Моей одежды нигде не было. Придётся надеть это.       В комнате не было ничего такого, стол со стулом, окно, выходящее на двор (окруженный высоким каменным забором) и кучей солдат, то есть, совсем не вариант для побега, кровать да ковер. Ну и конечно книги, цветочные горшки и какой-то шкаф, открывать который мне не хотелось. Мне бы, конечно, хотелось, выйти в коридор, и как в каком-то боевике раздать всем по самое не хочу, но я-то знаю, что мой предел мечтаний это хотя бы о порог не споткнуться, при выходе. Вскоре в дверь постучались, и вновь вошла та женщина, поманив меня рукой, и сказав что-то на киратском. Я встала с кровати, и поспешила за ней. Волосы были ещё влажными, и неприятно холодили шею. Я посмотрела на солдата, которому в прошлый раз показала язык. В этот раз, сюрприз ждал меня. Он, по-быстрому окинув коридор взглядом, показал мне язык, и, как ни в чём ни бывало, застыл. Сдерживая смех, я закашлялась, закрывая рот рукой, и поспешила нагнать женщину.       Вскоре она привела меня к ещё одной комнате, с огромной двустворчатой дверью из красного дерева. У кого-то яркая любовь к излишеству. Она подтолкнула меня вперёд, и я открыла дверь, вступая в небольшой зал. — Рад вновь увидеть тебя, Чарли Броди, - отсалютовал бокалом вина Пэйган Мин.