Выкуп

Чернота отпускала его по капле. Когда казалось, что он вот-вот вынырнет на поверхность из этой липкой темноты, она утаскивала его обратно, терзала, крутила… Когда сознание вернулось, на смену липкой темноте пришла красная пульсирующая боль. Болело все… все горело. Иногда, как глоток прохладного облегчения, на лоб ложилась чья-то холодная рука. Он, выдираясь из кровавой пелены, смог определить только то, что лежит. Это было единственное, что он о себе знал. Остальное было черно. Ни прошлого, ни настоящего, он даже имени своего не знал. Потом вернулось зрение. Поднять веки было мучительно больно. Тусклый свет, наполнявший комнату, резал глаза. Рядом кто-то сидел. Неподвижно, словно мраморная статуя, не моргая и почти не дыша. — Очнулся? — голос прозвучавший рядом не вызвал ни каких эмоций, как и воспоминаний. ОН промолчал, тяжело обведя глазами помещение, в котором находился. Маленькая комната, без окон, тускло светит лампа, кровать, где он лежит, рядом кресло, в котором сидит незнакомец. Ясности это не внесло, как и памяти не вернуло. Больно, непонятно и страшно. ОН застонал, и тут же, прохладная ладонь заботливо легла на его лоб. Эту руку он помнил, она была в просветах между тьмой, именно за прохладу этой ладони он цеплялся, соскальзывая в темноту. — Как ты себя чувствуешь? — теперь этот голос был связан с прохладной заботливой ладонью. ОН проглотил ком в горле и, не узнавая своего, голоса ответил: — Вероятно, бывало и лучше, не помню… — облизнув пересохшие губы и с трудом, превозмогая боль, ОН повернул голову к сидящему рядом человеку, — ничего не помню, кто ты? И кто… я? Тонкие, красивые брови на чужом лице удивленно взметнулись вверх, губы чуть дрогнули, зрачки в светлых, прохладных глазах расширились — незнакомец раздумывал, что ответить, но потом спросил: — Совсем ничего не помнишь? ОН покачал головой, за пределами этой маленькой комнаты была тьма, ни прошлого, ни будущего. Только здесь и сейчас и этот чужой… (а чужой ли?) человек. Да он его не знает, но прохладная ладонь на лбу успокаивала и была почти нежна. Ничего… — Отдыхай, ты перенес смерть, мы победили ее, это все, что ты должен сейчас знать, — тонкие губы улыбнулись, глаза остались серьезными. ОН видел это. — Кто ты? — Меня зовут Хан. — Ха-а-ан… — ОН попробовал на языке чужое имя, и ему понравилось, как оно звучит. Хан, при этом, не спускал с него глаз, настороженно ожидая реакции, — ты Хан, а я? Это было важно. Ему нужен был хоть какой-то маяк, чтобы зацепиться в этом мире полном красной мучительной боли. Нужно было вспомнить. — Джон, — почти без заминки, и как-то слишком поспешно ответил Хан, — тебя зовут Джон. А теперь отдыхай, все остальное потом. Человек по имени Джон устало закрыл глаза. Боль во всем теле никуда не делась, слабость и муть затуманивали разум, но теперь он знал, что не один, что рядом кто-то есть и знал свое имя. Оно не звучало знакомо, не трогало ничего в душе, но другого у него не было. Хан задумчиво вглядывался в прикрывшего глаза доктора. МакКой выжил. Кровь сверхчеловека сделала свое дело. Тело доктора отчаянно боролось со смертью в течении нескольких недель. Это было… Хан, мог бы назвать эту борьбу мужественной, ожесточенной. Доктор справился. Его тело приняло помощь чужой крови, впитало ее, прониклось ею. Когда Леонард пришел в себя, проявился побочный эффект. Что это было — полная модификация личности или временная потеря памяти, пока сказать было невозможно, но в любом случае, Хана это обрадовало. Да, Сингх потерял свой экипаж, да, он не уничтожил «Энтерпрайз» во главе с его ненастоящим капитаном, пляшущим под дудку Спока, но зато он забрал у них МакКоя, забрал у Кирка его ручного, преданного доктора. Все получилось даже лучше, чем Хан мог ожидать. У него в руках оказался не жаждущий вернуться на свой корабль и готовый ради этого на все доктор, а человек с чистой памятью: без прошлого, без привязанностей, без обязательств и ненормальной любви к своему капитану. Ненормальность была в безответности. Сингх этого не понимал. Он вообще мало что понимал в чувствах — у него их не было, Хан был задуман машиной, которая лишена эмоций и наполнена до краев свирепостью. Но его создатели заложили в нем способность к обучению. Он учился всему, к чему появлялся интерес, в этом был основной талант сверхчеловека. Будучи пленником на «Энтерпрайз», Хан подметил те мимолетные признаки привязанности, которые доктор скрыто проявлял к Кирку. Любовь — химический дефект, присущий почти всем существам. Это закон природы. Доктор исключением не был. Мальчишка, подчиненный внутренней силе вулканца, совершенно не замечал привязанности доктора, считая ее чем-то само собой разумеющейся, как воздух, которым этот недоносок дышал. Кретин. Именно это нелепое безответное чувство, толкнуло доктора обменять свою жизнь на неприкосновенность своего капитана. Хан это знал. Но все это было до того, как доктор вернулся из царства мертвых. Теперь, МакКой был чистой страницей, и Хан волен написать на ней все, что посчитает нужным. Память может вернуться, со временем но даже это изменит того что уже произошло — по венам доктора бежала кровь Хана, почти вся, человеческой крови в докторе осталось не более пяти процентов. Тот, кто до смерти был доктором МакКоем, уже никогда не станет прежним, так что и имя старое ему больше не к чему. Да, Хан потерял своих людей, но обрел нового. И он сделает все, чтобы доктор, остался с ним по доброй воле. Даже если память вернется и МакКой, когда-нибудь, вспомнит свое имя.