Усы, лапы, хвост и посох в комплекте!

      Дождь закончился. Или по крайней мере, закончилась буря. Улицы еще перекрывала легкая дымка измороси, и земля местами блестела бегущими ручьями. Правда, небо уже понемногу светлело, а стылый ветер, вырывающий изо рта клубы пара, наконец-то стих. Поэтому, вместе с с остальными, я помогла поднять навесы, что в сложенном виде были вместо защитных ставен. Самый главный, перекрывающий дверь, пришлось поднимать вчетвером, подпирая деревянными столбами. Были раздвинуты перегородки-окна и в зал ворвался свежий запах дождя, сырого дерева и мокрой травы. И сильная прохлада. Плечи и шею подернуло мурашками от контраста с прогретым залом. Да и ногам в открытых туфлях, тоже стало холодно. И чего я не взяла с собой сапоги?       В зале же тем временем, потихоньку собирались воины, уже в броне и с оружием. Десяток малышей, разных рас и на вид от пяти до двенадцати, вымытые и одетые, находя своих, вцеплялись в них, а кого-то из детей, воины тут же сажали себе на шею. Эрай, с девочкой, не остались в стороне, готовые к выходу. Хозяйка шустро собрала монеты, выложенные на деревянную стойку, скинув их в кошель и крикнула: -Дети, выводите лошадей!       Девочки выскочили на улицу, бросаясь к конюшне и скрылись в ней. Через примерно десяток минут, за которые спустились уже практически все из тех, кто пришел до бури, девочки вышли из конюшни и тут же со свистом, раскрыли ворота настежь, выпуская оседланных лошадей.       Воины, свистом подзывали своих и усаживая в седла детей, уводили животных за собой. Эрай, крикнув, что навестит меня вечером, устроилась в на лошади сама, усадив девочку перед собой и дернула поводья. Тонконогая и изящная по сравнении с остальными, лошадь, повинуясь руке хозяйки, быстрым шагом направилась прочь от постоялого двора. Да и мне, получившей награду на амулет и отсутствие поручений, делать тут было уже нечего. Вот только я, с сумкой наперевес, стояла рядом с дверьми и не могла себя выгнать на улицу. Казалось, выйди я отсюда и что-то потеряю. Или что-то наоборот найду, только... Ощущение было неприятное, как предчувствие беды или плохих новостей. И новостей этих, я честно говоря, боялась. На моё плечо опустилась рука и голос жреца, что тогда искал меня, прозвучал прямо над ухом: -Что-то случилось?       Обернувшись, я подавила желание поближе разглядеть его глаза, настолько странный цвет у них был. Как подкрашенная вода, прозрачная и сияющая. Или мелкие лампочки, просвечивающие голубое стекло. А потом поняла, что моего ответа ждут. Пожав плечами, невольно сбрасывая руку, я призналась: -Чувство такое, словно что-то случится. Возможно плохое, но я не уверена. Может это страх идти туда, где после этой бури начнется моя жизнь? Понимание, что я больше не простой игрок, а самый настоящий житель? Не знаю. Но мне страшно. И я не хочу выходить.       Сид тихо рассмеялся, но обидно почему-то не стало, хотя наверняка в другой ситуации, я точно бы не то подумала. Придвинувшись, он выставил локоть, предлагая за него взяться и с улыбкой, сказал: -Страшно идти одному, а вот если первый шаг ты сделаешь с другом, то страх станет меньше. Ведь ты будешь знать, что рядом есть те, кто всегда подаст свою руку. Не правда ли, так спокойнее? Приглашение я приняла, осторожно взяв жреца за локоть, и глубоко вздохнув. И правда, непонятное ощущение страха, стало немного слабее. Попытавшись отстраниться, поняла, что чувство возвращается и пришлось попросить: -Проводите до дома? Там я хоть немного уверена. Жрец со всей серьезностью кивнул, накрывая мою руку свободной и вдруг совершенно по-мальчишески улыбнулся и негромко продекламировал, явно часть какой-то то ли цитаты, то ли присказки: -Просьба девы юной - закон для воина! - И гораздо тише, пробормотал в мою сторону: -А теперь показывайте, куда вести. И вид у него был такой уморительный, что короткое хихиканье сдержать не удалось. В ответ он скорчил такую обиженную рожицу, что удержаться было выше моих сил и пришлось удерживать смех, выдав его за кашель. К счастью, за рукавом туники, которым я скрыла рот, понять было трудно. И осторожно переступая лужу, потянула сида за собой.       Дорогу прошли молча, разве что иногда обсуждали, как перешагнуть ту или иную небольшую реку, в которые сливались куча ручьев. А после, меня вдруг ошпарило ощущением, что я опаздываю к себе домой. И стало болеть в боку. Крикнув жрецу, что дома что-то случилось, я бросилась к уже показавшемуся забору и торопливо начертав в воздухе знак открытия, пролетела калитку, двери дома и замерла посреди гостиной, заметив непорядок. На полу в сторону кухни, шла уже высохшая дорожка кровяных капель, а на стенке шкафа, что делил комнату, темнел смазанный отпечаток ладони. Осторожно прокравшись на кухню, я оглядываясь, увидела на полу одеяло, в темных пятнах, засохшие тряпки в крови, лежащие рядом и пустые тарелки на столе. Так же осторожно выйдя я зацепилась взглядом за постороннего в тени у окна. Бросилась прочь я еще до того, как поняла, что у жреца были доспехи с синими узорами. У этого броня была матово темной.       Добежать я не успела - ноги отчего-то резко подогнулись и на меня навалилось тяжелое тело. И почему-то замерло. Голоса не было и ноги не чувствовались, а руки понемногу начали холодеть. По боку потекло что-то горячее и мысли вышибло. Нащупав под собой тяжелый предмет, я на последних силах швырнула его в полки и сбила горшок для риса, который не успела заполнить. Как чувствовала. Горшок покачнулся и с грохотом разбился, а в глазах потемнело. Хоть бы кто-то услышал...       Корвин проводил взглядом бросившуюся Найлин и призвав вестника, коротко сообщил: -В доме Перерожденной Найлин враг. Прошу помощи. Вестник растроился и вылетел в трех разных направлениях. К Старейшине, Эрай и его товарищу, Ин Луну. А сам жрец, произнеся стандартную фразу для прохода в дом, без желания принести вред, бросился в дом, услышав звук разбитого предмета. Там он на рефлексе бросив в навалившегося на лисицу врага, сонный круг, осторожно перевернул его, освобождая девушку и скрипя зубами взял себя в руки. Весь живот девушки был залит кровью, а платье разрезано в трех местах. Осторожно осмотрев её, сид выдохнул - ничего страшнее синяка, только одежда пострадала. Повезло... Зато вот напавший... Поняв кто это, сид тут же поправился - девушке повезло только потому, что тот, кто напал удержал оружие в последний момент. Напавший был из водного народа, а на лице его светлым пятном выделялся родовой знак. Тренированный убийца старше сотни лет. Реши он убить и девушку ничего бы не спасло. И раны, которые сид нашел, помехой бы не были. Во дворе прозвучала короткая поговорка клятвы невредительства и в дом ворвался десяток воинов, во главе с Ин Луном и Эрай. Те, шустро растащили болезненно застонавшего убийцу и зооморфийку, проверили и выдохнули. А Ин Лун, со смешком, констатировал, глядя на спящую под магией моря девушку: -Любая Перерожденная - прощай спокойствие. Лечи чешуйчатого, Корвин, он устранил своего при покушении на Старейшину. Охрана метку набросила - мы подтвердили. Как очнется - его будет ждать Совет. Остальное - наше дело.       Сид коротко кивнул и проводив взглядом расслабившихся товарищей, примчавшихся следом, вместе с покачавшей головой Эрай, помог сдвинуть лавки и уложить на них амфибию. Усыпив его лечебной формой молитвы, сид с кошкой освободили беднягу от доспехов и Корвин занялся своим долгом. Спасением всех и вся. Эрай вскипятила воду, сид вымыл руки и под свой мерный речитатив, полез руками в рану. Спустя второй десяток минут, на полотенце скопились все найденные в теле осколки металла, в чашу был собран яд, гуляющий по крови, а рана затянулась тонкой кожицей. Сид вытер лоб, покрывшися испариной, благодарно кивнул подавшей чай кошке и промочил горло. После, пересел к спящей лисе и долго распутывал чары, наброшенные полубеспамятным асассином. Наконец, Найлин открыла глаза. Оглядевшись, она поднялась и ощупав живот, выдохнула: -Показалось. -И тут же спросила: -Все хорошо? Я помню, как бросала что-то в горшок на полке. Отозвалась Эрай, не слишком скрывая язвительность: -Просто великолепно. У тебя дома переждал бурю раненый асассин народа моря. И когда ты пришла, он тебя просто усыпил, хотя вполне мог убить. Правда я до сих пор не могу понять, как он смог пробраться в дом. Ты же его закрывала? Лиса спустила ноги на пол, облокачиваясь на спинку лавки и кивнув, потерла руку: -Как ты меня учила. Видимо сил не хватило или еще чего. Или буря эта, что-то нарушила. Я же не знаю ничего, понять бы не смогла. Сид же, примерно уже представляющий, что случилось, поделился подозрениями с Эрай: -Или кто-то, намудрив с Шепотом, нарушил зарождающуюся связь хозяйка-дом и этого хватило. Асассин был слишком слаб и потрепан, для простой раны. А вот буря, как раз могла ослабить его столь сильно. Особенно если он застал её первые часы на улице. С раной ведь на постоялый двор не пойдешь - сразу вестника отправят, проверять что и как. Если он нашел дом, который не ударил его предупреждением, то мог взломать и войти. Раз хозяйка рядом, то магия не стала обезвреживать нарушителя, просто заперев его внутри и ожидая решения. Вот и дождались.       Лиса лишь усмехнулась и поднялась, под свой громкий ойк, прижимая к телу падающие одежды. Прикрыв глаза, мужчина подумал о том, что шнурок штанов был точно перерезан, а тунику и нижнюю рубашку разрезало на животе и возможно дорвало при переноске на лавку. Интересно, а белье тоже? О Великий Пань Гу, о чем он только думает...       Эрай же, в этот момент отметив как старательно зажмурился жрец, хмыкнула. Честный. Перевела взгляд на оставшуюся лишь в белье сестру, снова на сида и поправилась - мужчина. Тот отвернувшись, приоткрыл один глаз и тут же закрыл. Учитывая развитое боковое зрение сидов, не безуспешно. Лиса быстро подняла отвалившийся подол туники и повязала на бедрах, поднимая с пола брюки и невозмутимо отправилась наверх, переодеваться.       Найлин, поднимаясь по лестнице, старательно удерживала себя от желания громко высказать миру все, что она о нем думает. Вторая за неделю одежка изляпана кровью, порвана тоже вторая. Она потеряла штаны прямо перед Эрай и сидом, и её чуть не убили в собственном доме. Да еще и разбила горшок, купленный на собственные деньги. Последнее - добило. В глазах защипало и только начавшая полоскать в тазу для умывания тряпку, девушка, всхлипнув, опустилась на пол, и прижав к груди колени, тихо заплакала. От жалости к себе, иррациональной обиды и остро почувствовавшегося именно сейчас, одиночества. Размазывая по лицу слезы и шмыгая потекшим носом, девушка представила себя со стороны - лохматую, в разодранной одежде и высохшей крови. Стало стыдно, за свою слабость и от того еще горше. Ведь кто бы что ни говорил, а она здесь на самом деле одна и требовать будут с неё. Из-за силы, крови или каких-то тайн, которые пустяк для неё, но клад для местных. И сказать некому, что она всего этого не хотела. Появилась - случайно и очень хочет просто хотя бы увидеть маму. Поплакать и признаться, что очень её любит. Поклясться, что больше никогда не будет ругаться и спорить из-за глупостей и собственного гонора. Только бы оказаться дома. Пусть это и малодушно, слабость и позор для взрослого человека. Но как же сейчас хотелось прижаться к рукам матери и рассказать обо всем, попросить совета, выслушать когда-то надоевшие нотации, получить полотенцем в назидание. Только мамы нет рядом и уже не будет. Она там, где осталась любимая кухня, с четырьмя кружками у мойки, расписанных именами членов семьи. Там, где в большой коробке спит старенькая, ручная и добродушная кошка Масяня, а в клетке бесится попугай по имени Чупа Чупс. Где у окна сидит бабушка и под светом старенькой лампы, огороженной на подоконнике картонкой, неторопливо вяжет очередное непонятного назначения создание. Там, где спорит сестренка, натыкающаяся во время разговоров по телефону, на все двери и косяки в доме. А на полках книги, пылятся от того, что нет времени их перебрать и прочесть снова. Там дятел сосед, судя по количеству просверленных дырок в стене, страдает косоглазием. А соседка - хронической стервозностью. Постоянно мокнет потолок из-за соседки сверху. И хронический бардак по всей квартире из-за огромного количества вещей, которые уже старые, но которые жалко выбросить.       Вспомнив последнее, Найлин улыбнулась. Вытерев слезы, она поднялась и отжав тряпку в тазу, старательно стерла кровь с кожи. После, промыла тряпку, поливая её из кувшина и вытерла лицо, высморкавшись и скидывая одежду. Переоделась, продев в штаны, чудом не задетые кровью, новый шнурок, надела новую нижнюю рубашку, после, подумав, натянула юбку до пола, затянув широкий пояс на груди и продев руки в тонкие лямки как у сарафана. А сверху, добавила верхнюю тунику-халат, подвязав её поясом уже под грудью. Распустила и расчесала волосы, переплетя их в косу и собрав грязные вещи с тазом наперевес, спустилась вниз. По чересчур безмятежным взглядам поняла, что её задержка не осталась незамеченной, но спокойно ушла на кухню, а после в купальню, где и занялась стиркой. Ей не мешали, видимо дав время придти в себя. И сейчас, девушка была этому благодарна. Потому как её не трогали пока она отстирывала кровь, к счастью не успевшую окончательно засохнуть, развешивала драные вещи на веревках на улице, а после, вернулась на кухню и занялась готовкой. Разве что Эрай, молча занялась овощами и помогла разжечь печь, накачав камни маной. В процессе успокоившись окончательно, девушка под молчаливые взгляды двух пар глаз, расставила на столе часть приготовленного, пока только рис и посыпанные солью овощи, и подошла к сидящим в гостиной. Дружно помолчали. Сид из-за наблюдения за состоянием лисы, кошка - не желая разговаривать вовсе. А Найлин - говорить не было сил. Спустя какое-то время, девушка ушла на кухню и вскоре по залу поплыл густой аромат хорошо прожареного мяса. Пригласив гостей за стол и сходив за запасным одеялом для бедного асассина, лиса присоединилась к трапезе. Во время короткого выбора того, кто останется дежурить у постели сина, Найлин только кивала на любые предложения, даже не прислушиваясь. Все равно решат без неё , а спорить - выше сил. В итоге вызвался жрец. Уже полностью начхавшая на происходящее и желающая одного - завалиться спать, лиса, помыла посуду, слила очищенную воду за окно и выделила сиду одеяло и подушку. И ушла к себе. Молча. После чего, перед сном зачем-то раздвинула вторую ширму, отделяя гостиную от второй спальни и наконец, переодевшись, завалилась спать. А утром, вспомнив мамины слова, пробурчала: -"Хватит нервничать, а то опять заболеешь!" - подавив желание долго ругаться, Лиса скептически потрогала свой лоб и констатировала: -И чего я её не слушаю? У великой неудачницы, началась простуда.