Усы, лапы, хвост и посох в комплекте!

Наутро после отбытия Корвина из Старого Города Оборотней. Найлин       В душе неспокойно и проснувшись, я основательно умываюсь, пытаясь привести мысли в порядок. Недолго сижу у окна, думая о своём, пользуясь тем, что небо только начинает светлеть. Сестрёнка ещё спит, вымотанная целыми сутками беготни. Не хочу её будить, поэтому осторожно заправляю постель, одеваюсь и босиком, на цыпочках, прохожу мимо её спальни к выходу, застывая неподалеку от лестницы и осматриваясь. Перестановки прошедшие во внимании лишь краем, сейчас оказались сюрпризом. Теперь каждую комнату отделяло друг от друга постоянной стеной-ширмой, а не временной. Для второй спальни собрали немногим выше моей. Ширму-шкаф, с полками на внутренней стороне. Не слишком глубокие, но красивые. Старую, что была раньше, убрали в импровизированную кладовку над кухней, где уже понемногу собирался настоящий склад.       Новая ширма была устойчивой, поэтому в качестве двери, на верхушку установили бамбуковый шест, на котором висел отрез ткани, в виде шторы, на толстых деревянных кольцах. Дверь получилась самая настоящая.       Мне же, вместе с небольшой перестановкой, чуть подвинули мою «стену», на метра полтора дальше от кровати и тоже перенесли подаренные Ин Луном шкафы. В них получилось убрать большую часть коробок и шкатулок, которыми я в процессе закупок и получения подарков, обзавелась. Все купленные, подаренные и полученные от сестры и Хао Юби предметы обихода, косметические средства и украшения, заняли все имеющиеся полки одного шкафа. Подаренные и переданные для изучения книги — все полки шкафа второго. Нижние ниши заняли сундуки с одеждой и предметами быта, вроде полотенец, запасных мочалок и одеял. Остальные вещи убрали в плетеные корзины. Стало больше места и как ни странно, уютнее. Времени это заняло ощутимо, хотя я успевала только высказывать пожелания. Делалось всё без моего присутствия, но итог мне нравился. Да, площадь для гостиной стала меньше, ведь с наружной стороны ширм тоже установили узкие и выглядящие хрупкими стеллажи, где теперь стояли мелкие вазы, лежали свитки с пожеланиями и две подаренные картины, тоже в свитках. Да, света стало меньше и теперь на столе постоянно поселился витой подсвечник. Но стало настолько уютно, что все появившиеся из-за непривычки, неудобства, перестали быть чем-то важным. Мне нравилось дома.       Штора-дверь в комнате сестренки была задернута, поэтому я осторожно спустилась вниз. И уже на лестнице, хлопнула себя по лбу, перестав красться в собственном доме. На ширмах был выжжен узор стационарного заклинания и не один. В том числе, отсекающий большую часть громкости звуков. Громкий топот воспринимался как легкий шелест, а крики и громкие разговоры, как шёпот. И срабатывали эти заклинания, когда задергивалась штора или переворачивалась специальная табличка на стене у кровати. Мне вчера как раз об этом рассказывали, когда я готовилась к приходу важных гостей. А я и не вспомнила, балда. Хоть поблагодарила за нанесение и то хорошо, а то было бы очень неловко.       На первом этаже был бардак и до самого восхода солнца я прохожу по комнатам с тряпкой, убирая пыль и последствия вчерашней спешки. А дальше, иду на кухню, мыть посуду. Пробую воду из запасов в баках с питьевой и морщусь. Только на мытьё. Вода заканчивается как раз тогда, когда я споласкиваю главную сковороду-котел и собираюсь помыть руки. Хватает их сполоснуть и промокнув кожу полотенцем, иду к крыльцу.       Коромысла и ведра лежат на прежнем месте. На плечи коромысла, под них полотенца, а на коромысла вёдра. И в путь. В ногах больше не путаюсь, а земля просохла настолько, что обувь больше не вязнет. Поэтому наполнить бочки водой удается довольно быстро. И внимания на меня почти нет — все заняты своими делами, а я более не выделяюсь. На лбу темнеет нарисованный символ ученицы, нарисованный Хао, который меня теперь и оберегает.        По ощущениям, время около восьми-девяти утра когда я окончательно возвращаюсь домой и иду на кухню. Спустя сутки непредвиденных обстоятельств, руки больше не дрожат при работе с уже знакомыми кухонными инструментами. Навыки, которые пока нельзя назвать даже совсем средними, со знаниями полученными за эти тринадцать дней, помогают сильно. В том числе и в готовке.       Овощи и мясо я режу заранее, а после готовлю специи пока котёл прогревается. Масло наливаю первым, бросая специи и прогревая. Следом летит нарезанный корень здешнего аналога имбиря, который даже зовется похоже. Следом — мясо. И всё это нужно быстро мешать. Стенки котла тоньше чем у привычных мне сковородок, чтобы продукты не переготовить. Поэтому всё делается быстро. Мясо, как только оно начинает румяниться сильнее, чем нужно, я заливаю водой и накрываю крышкой. Через пару минут добавляю ещё овощей и перемешав, оставляю готовиться. Минут десять у меня теперь есть. Кроме чашек и ложек, мы покупали ещё глиняные горшки-кастрюли, один из которых я разбила вызывая помощь. И который мне возместили, как ни странно. Каменный горшок-жаровня с двойным дном и отверстием для золы и воздуха, наполняется углём из печи, в которую втоплен котёл. Поверх этой жаровни я ставлю горшок для готовки и заливаю туда воду. Бросаю специи и небольшой кусок мяса. Накрываю крышкой и иду к рису. Отмеряю, отсыпаю, откладываю в сторону. Занимаюсь следующими блюдами. Замешиваю тесто и накрываю полотенцем — будут паровые пирожки. Перекладываю и переливаю получившееся мясное рагу с овощами из котла в блюдо, собираю удобным черпаком всю получившуюся подливу и поливаю мясо. Накрываю крышкой. Обливаю согревшейся водой котел, вычерпываю и дождавшись, пока испарится влага, снова заливаю немного масла. Только теперь будет порубленная куриная тушка с корнем лотоса. Который, как показала мне племянница, весьма и весьма вкусен.       Сонная и взъерошенная Ланфэн, одетая весьма легко для погоды и сквозняков на улице, заглянув на кухню и поздоровавшись, сомнамбулой уходит в сторону ванной. Через десяток минут, она возвращается с влажными кончиками волос и с сырым на груди нижним платьем. Кричу ей набросить на плечи теплый платок, что она делает, принеся с собой подставку под цветы и усевшись на неё так, чтобы видеть мои действия. Всё время готовки она молчит, только привстает моментами, чтобы лучше видеть как и что я добавляю. Последними в меню должны стать рисовые паровые пирожки с начинкой, но их готовить дольше всего. Тесто и начинка готовы, поэтому я раскатываю тесто и формирую пирожки, а после благополучно выкладываю их на большой плетеный поддон и ставлю на бамбуковые лучины, которыми перекрыла котел с середины. Заливаю воду и накрываю крышкой. И жестом зову сестрёнку за собой. От кухонного жара она уже обсохла и порозовела щеками, явно согревшись, так что помогает перенести еду на обеденный стол.       Завтракаем молча и я с удовольствием наблюдаю, как радуется сестренка от моей стряпни. Фыркает и дёргает носом от пряного мяса, дует на рисовую кашу и едва ли не залпом пьёт свою порцию супа. И довольная, ждёт пока уже я закончу есть. После, помыв посуду мы отправляемся к ней в комнату. Помогаю ей переодеться в наконец-то рассортированную по сундукам и вешалкам одежду, затягиваю широкий пояс, набрасываю на плечи сестренки одну из подаренных сестрами Ин Луна коротких, едва достигающих бёдра накидок и отпускаю гулять в сад. Она не стремится покинуть его, осваиваясь и привыкая к новому месту хотя бы в мелочах. А я сама, убираюсь на кухне после готовки, приводя её в чистый и безупречный вид. Затем, иду переодеваться и замечаю на столике у кровати, свиток из Храма и конверт. Свёрнутый особым образом, простой конверт из тонкой бумаги. Разворачиваю конверт и с замиранием сердца читаю написанные строки. Заканчиваю, с трудом сдерживаясь от ругательств и справившись с собой, смиренно вздыхаю. Царапает внутри неприятным чувством. Обида. Меня так легко оставили для дела, мне неизвестного совсем. Я никогда не могла похвастаться особенно холодным и ясным разумом, поэтому позволяю себе искренне пообижаться. Минут десять. А потом, ухожу на кухню. Там, в красивую коробку складываю часть готовых рисовых пирожков и уложив оставшиеся на большое блюдо, выгребаю угли в большую жаровню и ставлю её в углу кухни. Когда сестрёнка замерзнет — здесь будет достаточно тепло, чтобы согреться после прогулки на улице. А я навещу старшую сестру.       Я всё равно ничего не смогу сделать, только посоветуюсь с Эрай. Может быть, она что-то скажет?       Реакция Эрай неожиданна. После приветствий и короткой беседы о жизни, я отдаю ей письмо, прося совета. Кошка читает его, хватается за голову и бросается к мужу, что-то негромко говоря. Тот ей подробно объясняет и она успокаивается, молчит рядом с ним несколько минут и возвращается ко мне, говоря: — У Корвина испытание на звание новой ступени. Он решил стать полностью дееспособным и получить право на женитьбу. Я понимаю о чём ты захочешь спросить. Этот мир полон традиций формировавшихся столетиями, которые соблюдал каждый член семьи. Это история, обычаи, константа мира Пань Гу. Каждый мужчина достигает определенного социального статуса, прежде чем считается полностью состоявшимся. Как воин, как мужчина, как будущий муж и отец. Это общество было изначально глубоко патриархальным, где сила семьи определялась силой и умениями её мужчин. Сейчас, с приходом сильных и независимых женщин Перерожденных, стали проще относиться к тому, что женщина возглавляет что-то кроме женского крыла семьи и домашних дел. Мужчины же, от своих традиций не отходят, чем вызывают уважение. Для них это очень важно, а мы с годами тоже проникаемся этим. Корвин отдал тебе свой подарок, принимая окончательное решение. Он пройдёт Испытание своего народа и станет половозрелым и состоявшимся мужчиной в глазах всех. Без этого, любые его действия не могут быть расценены как официальные. Разве что, Договор о намерениях может заключить и не прошедший Испытания. Просто за него никто не встанет и сможет он взять только дочь крестьянина, не имеющего магии. Такие иногда соглашаются на подобное, чтобы во внуках сила проснулась. Но тоже редко. Традиции вещь такая — обязательная. Корвин решил пройти — значит ты встретишь его спустя какое-то время. И как мне кажется, уже ты должна будешь стараться ему соответствовать. Ты-то пока цыпленок желторотый, совсем ещё. Фырчу возмущённо, но не спорю — правда неприглядна, но никак не изменишь её. Только работать над собой и учиться. Поэтому перевожу тему на предстоящее мне обучение. И пирожки, забытые вначале, ставлю на стол.       Пару часов спустя, Эрай.       Проводив уходящую через калитку сестру, кошка поёжилась и, подойдя к мужу, нырнула в объятия. Помолчала, задумчиво прислушиваясь к глухим ударам сердца Ин Луна и спросила: — Он ведь ушёл, зная, что может сгинуть, не оставив и следа? Муж согласно пробормотал что-то, вызывая у супруги страдальческий стон. Кошка покачала головой и негромко констатировала: — Нужно будет держать наготове Эссенцию Забвения. Не дам ей мучиться, если он погибнет. Ин Лун только хмыкнул, подхватывая на руки жену, и понёс обратно в покои, констатируя: — Она даст тебе по лицу, а я посмеюсь. Снежок живучий, как морайский лишай — огненным штормом не прибьёшь. — Эрай заходится хохотом и обнимает мужа, успев его только ущипнуть, прежде чем им становится уже не до этого. Пирожки они пробуют только через несколько часов. Найлин       Дома тихо — Ланфэн сидит на скамейке под вишней и читает толстый, прошитый кожаным шнуром справочник лекарственных растений. Его вместе с двумя сундуками учебных трактатов передала Старшая Ученица аптекаря, для меня. Эрай, посоветовала переписать все, за время обучения ремеслу, чтобы всегда были под рукой. Аптекарь в договоре собирался научить ещё общению старшим стилем, для официальной переписки и каллиграфии. Так что с этим (хотя бы тут) — проблем можно было не ждать. Но переписывать предстоит очень много, всё же печатная мастерская есть только в Городе Истоков и стоят книги по паре сотен золотых каждая. И те, трактаты от самых известных учёных, мастеров-ремесленников и мастеров слова. Развлекательной литературы как явления здесь почти не было. Развлекались тем, что периодически обсуждали появление новой поэмы, стихотворения, музыкального произведения или картины. Для этого существовали целые залы, где по вечерам собирались молодые соискатели. Они декламировали стихи и поэмы заученные наизусть, обсуждали любые злободневные темы, вплоть до политики и философии, или узнавали последние новости друг от друга. Были залы смешанные, а были отдельные для мужчин и женщин. Эти залы даже в оформлении помещений были настолько разными, что можно было сразу сказать, кому зал предназначен. У мужчин была выделена центральная зона, напоминающая арену, выступающая над полом почти на полметра и отсутствовали места для сидения. У женщин — зона была у стены, превращённая скорее в сцену, а в зале царствовали куча лавочек, пушистых ковров, подушек для сидения и нескольких столиков со стульями. Мужская зона была в припылённо-рыжих, серых и синих тонах, а женская в мягких золотисто-коричнево-розовых. Общая зала — совмещала оба направления бежево-голубым оформлением и тёмной мебелью. И все помещения дышали какой-то своеобразной свежестью, чем-то напоминающей запах после грозы. И чувством возвышенной мудрости, которое мягко окутывало плечи. Атмосфера была непередаваемая даже несмотря на полностью пустые залы, а ведь она просто прошла их все, пока ждала прихода посланницы от Аптекаря. И до сих пор под впечатлением. Старшая ученица, по-доброму посмеявшись, обещала привести её на молодёжные ежедекадные обсуждения, через несколько дней. А пока передала два сундука со странного формата и вида книгами и свитками.       Привычных книг, в свободном доступе не было, а ведь обходились и без них. Все и всегда находили себе занятие, почти никогда не сидя без дела. Всё решал личный интерес, врождённое любопытство и привычка самосовершенствоваться, совершенно обычная для этого мира. И отсутствие огромного массива информации из таких воров времени как социальные сети, телевизор и игры. Одиночество в толпе, так часто изводящее дома, никого почти не трогало здесь. Их, свалившихся в эту кроличью нору, тоже. Но не хватало нового, любых новостей, знаний, чего-то, чем можно занять голову и руки. Привычка поглощать множество разных фактов, сплетен, любопытных способов облегчить жизнь, сказалась. Время без неё тянулось просто невероятно медленно. Дёргали нервы беспокойство и нервозность. И чтобы себя занять, я сняла замки с сундуков переданных от Аптекаря. И младшая сестра, тоже страдающая от безделья, забралась в переданное мне информационное наследство.       Десятки свитков толщиной с человеческую шею, из тонкого, но плотного шёлка с остовами из красивого камня, свитки толщиной в руку из плотной бумаги с защитными тканевыми чехлами — первая часть сундука. Прямоугольные блоки из бумаги сложенной гармошкой, с твердой обложкой обтянутой шёлком — вторая часть сундука. И последняя часть — книги в мягкой обложке прошитые кожаными нитями. И поверх всего этого богатства лежал странно плотный свиток, исписанный с лицевой стороны странными письменами. По записке приложенной к нему стало ясно — это тренировочный свиток, для отработки почерка, на будущее. И перечень книг, которые нужно было прочитать и заучить в первую очередь. Заучить! Ох и сложно же мне тут будет!