Тринадцать жертв

Пустота. Внутри и вокруг. Почему в такой момент рядом не было даже Мастера? Тело сотрясалось от рыданий и нервного, истеричного смеха. В груди болело и жгло от тяжкого осознания. Жутко и смешно, как много бед принёс хранитель надежды, как много жизней одной малой неосторожностью сгубила та, что старалась всегда нести свет. Просто в голове не укладывалось, в полной мере не поддавалось пониманию. – Ха… – Гленда бессильно выдохнула, закрыв руками лицо. И ведь, получается, это она привела странника в мир. Как ни посмотри, она виновата, что стала возможной встреча Ингрид и Хенбетестира, что появились хранители и проклятье. А сколько было вещей, о причастности к которым она не знает? Как много смертных приговоров подписали её перьями? Для ребёнка все эти мысли были слишком большим потрясением. Когда закончились слёзы, и голова, пусть даже болела, прояснилась, Гленда смогла встать. Удивительно легко, будто не было всей той слабости, будто она пролежала только одну ночь, но подойдя к окну Гленда заметила, что на улице всё было белым бело от снега. Она помнила начало осени, но уже наступила зима. В замке было тепло, но внутри отчего-то похолодело. Как она упустила столько времени? Что успело произойти? Одиннадцать часов Гленда помнила, будто это было прошлым вечером. Гленда растерянно осмотрела комнату и обнаружила, что возле кровати стояла зачарованная статуэтка. Однако Мастер не позволял даже находиться с той в одной комнате после того, как усилил блок на осколке после семи часов, а Гленда рассказала о неудавшейся затее. Боялся, что это может снять блок, ведь когда-то именно статуэтка спровоцировала появление воспоминаний. – И всё же она здесь… – пробормотала Гленда, осторожно касаясь «механизма», что выглядывал из разбитого яйца. – Но почему? Конечно, ответа не последовало. Гленда устало вздохнула и подошла к столу. Она чувствовала, что раз столь внезапно увидела такой странный сон, то времени у неё осталось немного. И пока то есть, она должна закончить своё дело: дописать историю тринадцатого поколения. До сих пор висел вопрос: почему и как именно они должны были снять проклятье? Ведь оно было очень сложным, искажённым. Проклятья – магия ведьм, о них почти не было книг. И как те, кто жизни не видели и тонкостей магии не знали, могли найти ответ? Это невозможно. Недостаточно быть «избранным», отмеченным каким-то предсказанием, чтобы волею чуда решить проблему, с которой не справились многие другие, обладающие похожими изначальными данными. Всё в этой истории было наперекосяк. Добрые поступки тоже могут быть ошибочными, а злодея нельзя определить, когда его нет. Нет чёрного и белого, потому что эти части пытаются смешаться. Нет справедливости, есть только ответственность за собственные поступки. Любые. Побуждения не важны, только результат. Гленда закончила писать и снова подошла к окну. От стекла тянуло холодом, а Гленду тянуло в белое от покрывающих его, насколько мог охватить взгляд, облаках небо. В жизни она всегда, даже если немного, побаивалась летать, но во сне от этого было так легко и приятно! Из-за того, как светло было на улице, на глазах снова выступили слёзы. Теперь уже они тихо скатывались по щекам, и Гленда пыталась убедить себя, что тут совсем не причём ком из страха и грусти. С руки, что лежала на подоконнике, сорвалась золотая бабочка. Гленда думала, что создавала их по подобию тех, которых видела, но похоже, что это изначально её детища. Если прислушаться к себе, то можно понять, что у души всё ещё много сил, но тело слишком слабо, чтобы ими воспользоваться. Бабочка залетела за спину, Гленда обернулась, желая узнать, на что среагировало золотое создание. Или на кого. Сзади стояла ведьма, но Гленда не знала, как на неё реагировать. Она догадывалась, что означает эта встреча с Ингрид, ведь больше хранителей не осталось. Что должен испытывать человек, стоя перед своим убийцей? Страх, панику, ненависть, если для неё найдётся место. Должен оцепенеть от ужаса или попытаться сбежать. Гленда слишком хорошо понимала, что во всём этом нет смысла. – Ты наконец проснулась, малышка, – нарушила молчание Ингрид. Она выглядела так, словно хотела подойти ближе, но не решалась. Это тоже не вписывалось в доступную для понимания картину мира. И поскольку всё уже было слишком странно и неправильно, первой подошла Гленда. Она обняла Ингрид, потому что в этот момент больше всего хотелось кого-то обнять, ощутить чужое тепло, чтобы прогнать это опустошающее одиночество. – Сколько прошло времени? – спросила Гленда и зажмурилась, когда её бережно и ласково обняли в ответ. Если не смотреть, то это ничем не отличалось от объятий Ирмелин. Такие же уютные, успокаивающие. А ведь Ингрид не перестала быть Ирмой, это всё была одна личность, которую знали под разными именами. Она, в отличие от Мастера, не становилась кем-то другим, теряя память и себя. Когда она была рядом как Ирмелин, не было ощущения, что доброе отношение, забота и желание со всеми поладить – фальшь. Только она часто выглядела чем-то опечаленной, но тогда казалось, что это связано с ролью жертвы, которая обязательно рано умрёт. «Но о чём она думала на самом деле? Что чувствовала, когда мы говорили о ведьме? И как можно решиться сближаться с теми, кого придётся убить?» – Три месяца. Ты не приходила в себя три месяца. Казалось, что для тебя остановилось время. – Но почему сейчас… – Удалось подловить удачный момент, – вздохнула Ингрид с таким сожалением, что непонятно становилось, для кого момент был удачным. – Я три месяца не напоминала о себе, поэтому Мастер немного расслабился. Он ушёл в город за красками, лес охватила жуткая пурга, к тому же, я уговорила Доротею задержать Мастера в городе. Дала тебе дотронуться до статуэтки, применив почти те же чары, что задействовала Хальдис. Конечно, не было никаких гарантий, что это сработает и что даже если блок ослабнет, именно в этот момент случится всплеск активности осколка, который сопровождается картинами прошлого. – Откуда тебе это известно? – У меня есть способ отследить активность осколков, потому что для меня это важно, а о снах рассказал Эгиль. Мне просто показалось, что в этот раз такое случается у всех хранителей, но раньше я с подобным не сталкивалась. «В этот раз…» – Гленда разжала объятия и подняла голову, чтобы посмотреть Ингрид в лицо. – Какова твоя цель? – Разве же это важно? – удивилась Ингрид. – Какой бы она ни была, для тебя это ничего не изменит. – Для меня ничего не менялось, даже не будь я хранителем или будь способ избавиться от проклятья, я просто хочу понять хоть что-то. Хотя бы тебя. Пожалуйста, если у нас есть на это время, расскажи правду! Ингрид отошла к кровати, села и потёрла виски, напряжённо морщась. Правду? Она сама до конца её не понимала, долгое время пыталась собрать воедино паззл. Из осколков сферы и из событий. Гленда, недолго поколебавшись, села рядом. – Ладно, думаю, у нас есть время поговорить. По сугробам он в любом случае быстро сюда не дойдёт. Но насколько ты готова мне верить? Убийце, обманщице и врагу. Ты никак не сможешь проверить мои слова, а мне ничего не будет за то, что обману ребёнка. – Я… Я готова полностью принять твою правду, – уверенно ответила Гленда после недолгого раздумья. – В конце концов, ты сама сказала, что для меня это ничего не изменит. Обманешь и обманешь. Моя совесть умрёт вместе со мной, – с улыбкой добавила она. – На самом деле, я хочу того же, чего и вы: снять проклятье. Только вы всегда искали способ сделать это, сохранив жизни, а я знала, что такое невозможно. Ваши попытки создать замену сфере… Они были интересными, но большее, что они могли сделать и сделали – пробудить память. Это… Оказалось полезно, потому что из малоактивных осколков сферу не собрать. Я пыталась. Я уже не первый раз пыталась, но по тем или иным причинам не справлялась. – Но если у нас одна цель, почему ты держалась в стороне и не говорила об этом? – А что я могла сказать? – горько усмехнулась Ингрид. – Малышка, моё время для воссоздания сферы ограничено, я не могла дать вам спокойно пожить и забрать осколки только под конец. Да и замок не дал бы. Вы ведь сами узнали, что добыть осколок можно только убив хранителя. И то же это получалось? Я должна была подойти и сказать, мол, я вам не враг, потому что хочу снять проклятье, которое сама и наложила, но для этого я должна всех убить. До встречи, ждите в гости. Звучит абсурдно. Убийца не может не быть врагом. А для вас было бы совершенно естественно мне не верить, отрицать услышанное, всё равно сопротивляться и искать другой способ, которого нет. Я просто не хотела вас путать ещё сильнее, но, кажется, даже с этим плохо справилась. – Если это так, то откуда взялась мысль о тринадцатом поколении, которое должно справиться? – О, это скорее недоразумение! – Ингрид попыталась улыбнуться, но получилось криво и кисло. – Это не было предсказанием, скорее напоминанием. Для меня. Ведьма может переродиться тринадцать раз, сохранив память, – напомнила она о том, что уже сообщала Хальдис. – Это предел. И мне просто нужно было помнить, что у меня есть только тринадцать попыток. Что я обязана справиться в тринадцатый раз, иначе всё. В следующий раз у меня уже не будет памяти, а значит, я точно ничего не смогу сделать. Даже не приду сюда. А как события будут развиваться без меня? Вряд ли лучше. – Могла ли ты освободиться раньше? – Да. Меня удерживает в замке только договор, который я могла бы разорвать ещё в первый раз, когда действия странника исказили проклятье. Могла бы. Но посмотрев на всех, кто пострадал из-за моего эгоизма, поняла, что мне же всё и исправлять. В конце концов, даже если бы я оставила подсказку, изложив в ней подробный план действий… Кто бы осмелился стать убийцей вместо меня? Мастер? Смотря на него сейчас, думаю, он бы смог… Но раньше он не был таким равнодушным. Он умел принимать смерть хранителей близко к сердцу и не смог бы убить сам. А ещё Мастера всё равно кто-то должен пробудить. По мере объяснений Ингрид Гленде всё больше становилось жалко её. Конечно, отвечать за поступки – правильно, но ведь не Ингрид была виновата в том, каким стало проклятье. То, что сделала она, должно было разрешиться давным-давно, и её можно было понять, оставь она Мастера самому разбираться со своей расколовшейся сутью. Вместо этого Ингрид искала решение и пыталась его применить, даже если это заставляло быть злом в чужих глаза. В её голосе было столько смирения и сожаления, словно она считала себя единственной виноватой во всём, когда на самом деле ведьма была лишь звеном во всей цепи событий. Гленда всхлипнула и крепко обняла Ингрид. Как жаль, что её силы тут не действовали, как жаль, что она не могла показать хоть немного света этой исстрадавшейся душе. Или могла? Если попробовать задействовать не силу хранителя, а ту, что досталась от волшебницы из прошлого. Сейчас, когда смерть сидела рядом, нет смысла себя беречь. – Ингрид, спасибо тебе. Спасибо, что одна старалась ради нас всех. Спасибо, что не сдалась. Я верю, что в этот раз ты справишься и, переродившись, будешь по-настоящему свободна. И счастлива, – сквозь слёзы пожелала Гленда, пока их мягко окутывал свет. Ингрид почувствовала, что тоже плачет. Снова. Для древней ведьмы она была слишком плаксивой, но сейчас это казалось слезами облегчения. Чувство, сродни тому, когда подходишь к родителям, совершив ужасную ошибку, но вместо наказания слышишь, что тебя всё равно любят и обязательно помогут. И с одной стороны становится тяжелее, что огорчил таких понимающих людей, но не можешь сдержать слёз, что кто-то в этом мире любит, верит в тебя вопреки всему. Девочка в её руках всегда казалась слишком слабой, чтобы просто жить в этом мире. Слишком доброй, чтобы быть настоящей. Слишком понимающей. Когда за спиной зашуршали костяные крылья, Гленда отстранилась. С улыбкой вытерла слёзы со щёк Ингрид. Наверное, уже пора. Нет смысла тянуть время, хотя на самом деле Гленда задавала вопросы не для того. Но была ещё одна вещь, которую очень хотелось узнать. – Я могу спросить ещё кое-что? – с надеждой поинтересовалась она. – Конечно, малышка, – кивнула Ингрид и на этот раз смогла улыбнуться. – Ты знаешь что-нибудь о страннике? Не о той части, когда он уже был Хенбетестиром, а о том, что было раньше. Что он пытался найти. – Немного. Я не знаю самой истории, потому что узнавала о прошлом при помощи гадания. Есть только одна колода, которая могла открыть столь смутное прошлое, но даже с её помощью не узнать всего, – покачала головой Ингрид. – В том забытом прошлом он, как и положено духу, нашёл хозяина, от чьих снов получал силы и чьё желание должен был исполнить. Хозяин умер раньше, чем дух исполнил свою часть договора. Дух отправился на поиски души хозяина. Её перерождения, конечно. Только обычно это почти невозможно. Вас так упорно сводило здесь только то, что ваши души были отмечены осколками, были частью одного целого. К чему поиски привели ты уже знаешь. – Значит, дух так и не нашёл хозяина. И не найдёт. У его пути не будет хорошего конца. – Гленда печально вздохнула, даже крылья опустились, выдавая удручённое состояние. – Не сказала бы. Да, он не смог исполнить желание, но душу нашёл. Хранительница удивлённо посмотрела на ведьму. Как же он это смог? Когда? В то время, когда ушёл в первом поколении? Или в один из тот периодов, когда ещё не начался новый круг? – Камилла. Не знаю, по какой такой иронии судьбы. Хотя я и приводила в замок жертву, я не выбирала, кто ей будет. И это была та самая душа, которую искал странник. Наверное, будь у него сфера, он бы её узнал, но так вышло, что даже я о таком странном стечении обстоятельств узнала при помощи всё той же колоды. – Она пожелала встретиться снова, – прошептала Гленда, вспоминая последние слова Камиллы. – Сможет ли он наконец исполнить желание, если вернёт сферу и всё поймёт? – Этого я знать не могу. Я восстановлю сферу, но как это отразится на Мастере, как он поступит дальше… Я не знаю и никак не могу на это повлиять. Он мог потерять веру в цель… – И смириться с тем, что просто исчезнет, – добавила Гленда, снова вспомнив разговор. Повлиять на исчезновение она не могла, но вот попытаться вернуть веру – конечно. Если сейчас она вложит в колдовство все оставшиеся силы, то даже исполнит желание своего прошлого. Тогда её смерть принесла только смуту и хаос, сломала не одну судьбу, а сейчас появился шанс такой ценой подарить надежду. – Ингрид, убей меня в тот момент, когда поймёшь, что это предел, – предупредила Гленда, вставая с кровати. Она соскочила с кровати и осмотрелась, решая, где сосредоточить силу. На что Мастер точно обратит внимание по возвращении? В комнате не было ничего примечательного, особенно для кого-то столь равнодушного. Записи? Скорее всего, до них не будет дела. Посчитает, что не найдёт там ничего нового. Статуэтка! Та не справилась с задачей заменить сферу, но Мастера к ней всё равно тянуло. И в неё уже была вложена близкая ему магия. Гленда с особой осторожностью обхватила яйцо обеими руками. Эта статуэтка с детства помимо любопытства вызывала одни вопросы. Почему яйцо разбито? Что значил выглядывающий из него механизм? Если замысел автора не в том, чтобы заставить других ломать головы, самостоятельно придумывая всему смысл, то лучше не надеяться правильно его постичь. Для Гленды это было просто милое сердцу напоминание о доме. Костяные крылья расправились. Их объял свет, сформировавший золотое оперение. Такое яркое, что следящей за происходящим Ингрид пришлось прикрыть глаза рукой. Крылья дёрнулись несколько раз, и перья начали опадать, тут же превращаясь в золотых бабочек. Они садились на статуэтку и таяли, отдавая той свой свет. Отдавая все надежды на счастье для других, которые хранила Гленда. Она вспомнила о брате, об Освалле, который всегда был рядом, который пришёл в замок просто потому, что не мог отпустить сестру одну. Как они вместе гуляли, уходили на луг, где водились золотые бабочки. Как он читал ей сказки на ночь, как беспокоился и ночами не спал, когда она болела. Гленда вспомнила Эрланна. Он так и остался загадкой. Кто-то, кто так недолго просуществовал между жизнью в виде человека и жизнью в виде Мастера. Но вдруг именно он и был настоящим? Тем «я», которое желал вернуть дух? Ведь именно Эрланн так сильно привязался к жертве, что раз за разом не мог вынести её потерю. Именно Эрланн сопереживал хранителям и не жалел скудных сил, чтобы помочь, при этом боясь ограничить слишком сильно. «Эрл, пожалуйста, возвращайся», – подумала Гленда и закрыла глаза, которые из зелёных стали золотыми. Ингрид встала и тихо подошла к Гленде. Пора. Левую руку она положила под статуэтку, чтобы та не упала, правой провела по щеке. Большим пальцем стёрла след от высохших слёз. Так странно было видеть, что, придавшись воспоминаниям, Гленда улыбалась даже в такой момент. – Прощай, малышка. Кровь белой волшебницы оказалась такой же красной, как и у всех. Свет, наполнявший комнату, исчез, оставив о себе лишь слабое напоминание, излучаемое статуэткой. Ингрид поставила яйцо на стол и прижала к груди осколок. Последний. Двенадцать ударов часов казались невозможно долгими. Звучали как приговор и как освобождение. Двенадцать часов… Наконец, стрелки сделали полный оборот. Значит ли это, что для душ настанет новый день? Настанет по-настоящему новая жизнь. Это только предстояло узнать. Силы, которыми поделилась Гленда, правда вернули надежду. А то, как близок, как достижим был конец и собственное освобождение, заставило поспешить в часовую башню. Ещё одно прошлое, ещё один ритуал и всё закончится. Ингрид почувствовала, что открылась входная дверь. Значит, Мастер уже вернулся и скоро узнает о том, что не стало последнего хранителя. Стоило потом сказать спасибо Доротее за то, что выиграла столько времени, которого хватило и на разговор, и на чары. Но сначала – дело. Нельзя выдыхать раньше времени, нельзя допустить, чтобы не только её усилия, но и все жертвы оказались напрасны.