Тринадцать жертв

Среди историй тех, кого судьба собрала в замке, неосвещённой осталась одна – история ведьмы. Что побудило её наложить проклятье? Оправданы ли её поступки? Заслуживала она прощения или порицания? Желая это понять, нужно обратиться к далёкому прошлому. К событиям, что начались до того, как тринадцать судеб оказались связаны заклятьем. Ингрид родилась во времена охоты на ведьм. Она отличалась от великой охоты, когда Валлерал пытались очистить от магов. Тогда у церкви была внушительная поддержка среди людей и официальное разрешение от короля. Но к тому времени в памяти людей сильно сгладились ужасы, что сеяли обезумевшие маги – человеческий век короток, поколения сменяются быстро, и для каждого нового рассказы о тех временах всё сильнее превращались просто в истории. Жуткие или интересные, но не способные в полной мере настроить против магов, которые становились всё слабее по мере того, как бледнела луна. Поэтому от места к месту отношение к магам менялось, и если где-то люди легко соглашались поднять вилы и факелы, то в другом месте отмахивались, говоря, что есть проблемы поважнее. Церковь не нашла поддержки у короля, но на её стороне были знатные, уважаемые семьи, чего хватало для определённой свободы действий. Церковь не могла просто истреблять ведьм, зато могла казнить тех, кто представлял опасность для людей. Надо только заставить в этом признаться, и приговор будет полностью законным. Или надо, чтобы опасность признало достаточно людей, если найдутся «доказательства», то дело сразу можно считать закрытым. Хотя отшлифовать всё признанием, несомненно, приятно. Служители Неба рыскали по стране в поисках ведьм. Кто-то попадался, потому что был недостаточно осторожен, кого-то сдавали люди, но были и те, кто находили убежище в тихих, отдалённых местах. Главное, покинуть их до того, как церковь придёт с проверкой. Были те, кто уходил в Кольнем, но ведьмы чувствовали сильную связь с родными местами, а потому не решались их покинуть. Оказывало влияние на ситуацию и то, что обычно люди не различали ведьм и женщин-магов. Церковь объясняла, что ведьмы сильнее (что чистая правда) и опаснее, но у страха глаза велики, и люди, что были настроены против ведьм, представляли их настоящими монстрами, пожирающими детей и украшающими себя костями, виноватыми во всех бедах. Ведь проклятья – это по части ведьм. Бывало, что церкви не рассказывали о ведьме, потому что принимали за обычного мага, бывало, что выдавали мага, потому что за любые необычные черты во внешности принимали за ведьму. Церкви, на самом деле, было неважно, какое магическое существо казнить, главное правильно записать. Иной раз охотникам сдавали просто тех женщин, которых недолюбливали. Иной раз охотники убивали тех, кто был близок с пойманной ведьмой, потому что о превышении полномочий никто не узнает. Затянувшееся смутное время, когда не знаешь, кто предаст, когда придётся покинуть родные места, спасаясь от охотников. Покинуть одной, чтобы не подвергать опасности близких людей, с которыми, возможно, больше не доведётся встретиться. Ингрид с везением всегда было не по пути. В том, что она ведьма, ни у кого не возникало сомнений: белая кожа, болотные волосы, жуткие глаза с красными зрачками, – слишком много странностей, чтобы перепутать с магом. Ведьмой была и мать Ингрид, и две старшие сестры. Они жили мирно, спокойно, никому не желая зла. Честно трудились, а ведьмовство использовали для приготовления целебных зелий. Только добро со временем начинают воспринимать как должное, а память о нём столь же коротка, сколь сильно желание найти виноватого. Одного неурожайного лета и одной вспышки болезни среди скота хватило, чтобы из мирных травниц ведьмы прекратились в злейших врагов. Те, кто не раз приходил за зельями, без колебаний сдали злодеек. Охотники нагрянули быстро и внезапно. Убили отца, который не хотел пускать их в дом, убили мать, которая выигрывала для дочерей время, чтобы они могли сбежать. Увы, от чар может быть мало толку, если враг хорошо подготовлен, а становиться убийцей не хватает духу. Ведь какими бы ужасными ни описывали ведьм, они не могли бесстрастно, без колебаний лишать жизни других людей. Спаслась только Ингрид. Ей ничего не оставалось, кроме как найти новое пристанище далеко-далеко от дома, ставшего могилой не только для тех, кого она любила, но и для веры в людей. Ингрид была тогда ещё очень молода, особенно для ведьмы, всего лишь шестнадцать лет, а потому не готова к тому, что люди, которым делаешь добро, так легко предают. Пока Ингрид искала новое место для жизни, ей часто приходилось скрываться от церкви, наблюдать за тем, как ловили сестёр по магии, а потом прилюдно казнили. Костры, эшафоты, несправедливые приговоры, – всё это становилось новыми рубцами на памяти. Ингрид понимала, от такой участи спасало лишь то, что сегодня поймали не её, что пока мишенью для людского негодования стал кто-то другой. Другая. Охота на ведьм сильно повлияла на положение женщин в обществе, ведь так легко стало возвести на плаху ту, что была слишком смелой и свободолюбивой. На новом месте она снова занималась травничеством, потому как именно это умела лучше всего. Только теперь с заметным равнодушием к людям и их несчастьям. Готовила то, что у неё просили, но душевных разговоров не заводила, не интересовалась делами, стремясь помочь больше требуемого. Такой расклад всех устраивал. Ингрид продавала зелья, настойки, припарки, а её не трогали. Особо ценные снадобья она обменивала на книги по магии – на это уже посматривали косо, но против нужды не попрёшь. Просто когда такие книги приобретали люди или маги, это смотрелось не так подозрительно, как если бы за ними пришла явная ведьма. Её могли даже схватить на месте, расценив такое приобретение как угрозу для общества. Спокойная жизнь продлилась четыре года, а потом Ингрид привлекла внимание сына главы города. Вот уж неясно, чем привлекла его ведьма, однако он, возжелав взять Ингрид если не в жёны, то хотя бы в любовницы, начал очень упорно, навязчиво то ли ухаживать, то ли добиваться, то ли пугать слежкой и наглым нарушением личного пространства. Что сам парень, что его поведение Ингрид были не по душе, поэтому она на все попытки отвечала отказом. Вежливым, но холодным и однозначным. Сын главы испробовал разные способы. Пытался задобрить подарками и бессмысленной лестью. Уверял, что с ним Ингрид точно не придётся бояться охотников, что он обязательно защитит, если беда постучится в дверь. Постепенно он становился настойчивее, пытался схватить, поцеловать, хотя Ингрид всегда сталась держать дистанцию, чтобы даже юбкой мимолётом не задеть. В итоге дошло до угроз. Тот, кто клялся защитить, теперь обещал привести охотников, а потом лично поджечь костёр. Ингрид думала, что у неё ещё есть время, чтобы собраться и сбежать. Ей совесть не позволяла уйти, не исполнив последние заказы. Не столько из сочувствия к людям, сколько из чувства долга. Вопреки распространённому церковью мнению, у ведьм оно было очень сильно. Среди ночи Ингрид проснулась от запаха дыма и жара огня. Её решили казнить даже без суда – так убедительно звучали обвинения ухажёра в привороте, при помощи которого злая ведьма хотела подобраться к главе и загрести в свои руки город. Абсурдное и нелогичное обвинение, но его оказалось достаточно. Дом Ингрид был окружён. У неё было два варианта: сгореть заживо или угодить в руки палачам. Ингрид не собиралась отдавать свою жизнь ни огню, ни людям. Она забралась на крышу, рискуя задохнуться в дыму, и впервые, вложив в единственную попытку все надежды на спасение, смогла превратиться в птицу. Если бы не ночь, её бы точно пристрелили, но Ингрид смогла добраться до ближайшего леса. Не было желания давать людям третью попытку. Не было желания находиться среди них. Гораздо лучше было в лесу. Да, иногда от одиночества выть хотелось громче волков, но лучше так, чем очередное предательство. Ингрид нашла в лесу заброшенную, старую хижину, в которой и решила поселиться. К людям она выходила только при крайней надобности, иногда посещала слёт ведьм. Последний случался только раз в сезон, чтобы меньше привлекать внимание. Там ведьмы обсуждали, где сейчас особенно активна церковь, кого из сестёр поймали, куда бежать. Иногда упоминали замок королевы-ведьмы Изольды. Считалось, что если туда попасть, то церковь точно не доберётся, но никто так и не смог прорваться через чары, найти это место. Какую бы тихую жизнь ни вела Ингрид, среди людей живо распространялись слухи о болотной ведьме с пугающим взглядом, подкрепляемые дурной репутацией чёрного, туманного леса. Говорили, что она заплетала в косу человеческие жилы, носила ожерелье с птичьими черепами и насылала проклятье на каждого, кто слишком близко подходил. Но никто не знал, где именно жила болотная ведьма, да и среди охотников не находилось тех, кто рискнул бы войти в чёрный лес. В ближайшей к лесу деревне проживал молодой и очень любопытный целитель. Он не верил в то, что говорили о болотной ведьме, он в целом, как маг, не мог согласиться с тем, какими люди представляли ведьм. Чтобы убедиться в своей правоте, он незаметно ускользнул в лес, где обнаружил совсем не жуткую девушку, которая практиковалась в колдовстве, разводила магические растения и общалась со зверьём, не имея иных собеседников. День за днём целитель возвращался к хижине и просто тихо наблюдал со стороны, убеждаясь, что нет ни жил, ни черепов, а во взгляде лишь привычное одиночество. Однажды деревья вышвырнули целителя из укрытия. В полной растерянности он стоял перед ведьмой, которая просто хотела узнать, чем заслужила такое внимания. Магическая аура выдала присутствие целителя, так что Ингрид знала о нём с самого первого дня, но ничего не предпринимала, ожидая дальнейших действий. Однако за месяц ничего не изменилось. Целитель просто наблюдал, как ребёнок, которому было очень любопытно, чем занимались старшие, но не хотелось попасться. Ингрид не чувствовала со стороны целителя опасности, на первый взгляд он был ей даже приятен, а ещё, если честно, она устала быть одна. Хотелось с кем-то поговорить, кому-то довериться. Поделиться радостью о том, что начало получаться новое заклинание, что очень привередливое растение прижилось в столь неподходящем ему лесу. Разделить грусть о том, что на новом слёте не досчитались ещё одной сестры по магии. Целителя тянуло к Ингрид, Ингрид тянуло к целителю, словно здесь была замешана иная сила. Нечто большее, чем желание пообщаться с заинтересовавшей личностью. Той силой было давнее проклятье, которое не оставляло выбора, из-за которого ведьма и целитель полюбили друг друга. Нельзя сказать, что та любовь держалась только на магии, но смогла так быстро разрастись именно благодаря ей. Они решили поселиться по другую сторону леса, где не было слухов о болотной ведьме, где не смотрели косо на связавшегося с ней целителя, где люди не гибли на болотах, заплутав в магическом тумане. Свадьбу сыграть они не могли, обошлись клятвой, которой обменялись друг с другом при свидетельстве леса. Даже так, целитель всё равно раздобыл кольцо. Непримечательное, но ставшее для Ингрид невероятно ценным. Девять лет Ингрид провела почти так же счастливо, как те далёкие годы, когда была жива её семья. Почти, потому что пережитое так просто не забывалось, а жить приходилось скрыто и осторожно. И всё же у Ингрид был любимый муж и трое детей, в которых она души не чаяла. Новая семья, которую очень хотелось уберечь от невзгод, не дать столкнуться с охотой. Пусть лучше ребятишки проведут детство в тишине леса, чем смотрят на казни, чем боятся быть пойманными. Чтобы оставаться в курсе о перемещениях охотников, Ингрид продолжала посещать слёты. И в этом была её ошибка. Уже не узнать, кто и почему дал наводку охотникам. Просто в тот зимний день Ингрид ещё не вернулась со слёта, а ищейки церкви добрались до её семьи. Внезапно зародившаяся в душе тревога, отголосок посланного мужем сигнала, заставила Ингрид поспешить домой. Не было шанса успеть, как бы она ни торопилась. Множество следов и окрашенный кровью снег не оставили сомнений о том, что случилось. Чуть в отдалении лежал труп сына, на пороге – мужа. Столь избитого, изрезанного, что лица не узнать, живого места не найти на теле. В голове не осталось мыслей, только паника, ужас и ненависть к людям. Ингрид забежала в дом и нашла новорожденную дочь. Даже она была ранена, но ещё дышала. И тут дверь захлопнулись. Охотники не ушли, просто затаились, ожидая, когда забывшая от шока об осторожности ведьма угодит в ловушку. Ингрид не помнила, как вырвалась, как отбилась. Она бежала сама не ведая куда, желая лишь одного – спастись и спасти ребёнка. Последнее, что осталось от семьи. Лес среагировал на желание, сопровождавшееся сильным магическим выбросом, и привёл Ингрид к замку. Но когда она ворвалась внутрь, от бессилия упав на колени, оказалось, что дочь уже мертва. Смотря на бездыханную малютку, Ингрид чувствовала, как её поглощают отчаяние и гнев. Она попросила у замка защиты, скрепив договор своим левым глазом. Она начала вынашивать план мести, желая отомстить охотникам за то, что они сделали с другими ведьмами и её семьёй. Если Небо так слепо к тому, что творят его служители, Ингрид готова покарать вместо него. Злая болотная ведьма? Хорошо! Пожалуйста! Вы получите то, о чём так много говорили. Вы получите ведьму, которая будет соответствовать жуткому образу, которая нашлёт те беды, за которые убили невиновных. В замке было в избытке книг о магии, поэтому Ингрид потратила много времени расширяя свои познания, оттачивая мастерство. Между тем, чем больше она узнавала, тем лучше понимала, что её сил не хватит, чтобы осуществить задуманное. Ингрид узнала о духах, которые могли исполнять желания, и о том, что один такой как раз бродит по миру. Догадываясь, что по своей воле странник в лес не придёт, Ингрид подговорила зверьё украсть то, что являлось для духа самым ценным. Конечно, этим предметом оказалась сфера. Хенбетестиру пришлось явиться в замок, но он не мог согласиться исполнить желание Ингрид в обмен на сферу. На самом деле не только потому, что считал это желание слишком жестоким – какие бы зверства ни творили охотники, он бы не решился их убить. Просто к тому моменту Хенбетестир и сам не знал, как использовать ту силу. В момент отказа вспышка гнева вытеснила из головы всё здравомыслие. Секундный порыв, момент слабости, заставивший наложить проклятье. Ингрид просто хотела, чтобы дух, пережив потерю самого ценного, хоть немного понял её и при новой встрече согласился помочь. Однако верно в своё время подумала Гленда – сфера не потерпела магического вмешательства и убила Ингрид. Но поскольку ведьма была под защитой замка, тот, заточив в подвале мёртвое тело, привязал к себе половину души, тем самым дав шанс точно сохранить память, когда вторая половина переродится. Перерождения – сложный и непредсказуемый процесс, но свободная от замка часть души Ингрид оказалась связана проклятьем со сферой, а потому переродилась в то же время, что и дух, и хранители. И жертва. Тогда Ингрид ещё не знала об этом, но в кару за содеянное ей было предрешено помочь духу с его желанием – свести с душой, которую он всё это время пытался найти. Так завертелось веретено перерождений. В первом поколении не было зова, хранителей привело в замок проклятье, а Ингрид привела духа и жертву, с которыми была близка. В новом теле было мало магии, даже с помощью духа не хватило бы сил исполнить задуманное. Поэтому Ингрид спустилась в подвал, нашла то, что осталось от тела, и сняла с него кольцо. Так появился артефакт, что забирал жизненные силы жертвы. Тогда ещё память о прошлом, о цели слишком сильно подогревала гнев, поэтому Ингрид не колебалась. Она не знала, что, лишившись кольца, жертва сразу умрёт. Думала, просто ослабнет. Но смерть всё равно восприняла спокойно, в отличие от пробуждения духа. Это в планы не входило. Изначально всё должно было сложиться иначе. В момент смерти оболочки, дух должен был стать собой, а сфера – восстановиться. Дух вернулся раньше времени, его сущность оставалась расколотой, а стремление отправиться на поиски того, о чём он сам не знал, оказалось всех предостережений, которые Ингрид посылала через хранителей. Дух странствовал долго, в том числе и между мирами, что исказило чары. Ведь чем они сильнее, теп непредсказуемее и опаснее вмешательство иной магии. Умерли хранители, умер дух. Ингрид могла только смириться с тем, что всё пошло не так. Она решила дождаться следующего перерождения и посмотреть, что именно случилось с проклятьем. Только вот сил, полученных от жертвы, осталось совсем немного, поэтому Ингрид отдала замку и это тело, отпустив половину души в новую жизнь. Во втором поколении Ингрид ещё тешила надежду провернуть всё так, как было задумано, но теперь силы проклятья не хватало, чтобы собрать в замке всех действующих лиц. Апатия оказалась слишком сильной, поэтому хранитель мёртвого осколка не дошёл. Из-за этого вымер целый город. Ингрид поняла, что и в этот раз ничего не получится, поэтому придумала зов, чтобы на третьем круге все хранители точно дошли до замка. Правда поддерживать зов она должна была своими силами, чем впоследствии губила близких. В этот раз дух не уходил, хотя это ничего бы не изменило. Тем не менее, он был вынужден пережить хранителей. Со временем их всех убил замок, Ингрид была ни при чём, но кого ещё делать виноватым, если хозяйка места – она? Ингрид тоже понимала свою причастность, ведь это её проклятье собрало всех в замке. Переродившись в третий раз, Ингрид поняла, что уже не хочет мести. Церковь, конечно, всё ещё мешала жить магам, ведьмам, но охотников почти не осталось. Не хотелось мстить, не хотелось снова убивать близкого человека, чтобы получить силы. Собраться в замке всё равно пришлось. Ингрид была бы рада не приводить жертву, та увязалась сама, не слушая возражений. Была надежда, что обойдётся, что жертва просто проведёт время в странной компании, не более. Была. Ингрид видела, что осколки захватывали хранителей. Чтобы не случилось новой трагедии, требовалось снова убить жертву и пробудить духа. Это убийство далось куда тяжелее прошлых. Поняв, что не хочет проворачивать такое раз за разом, осознавая, что даже с помощью замка она не сможет сохранять память дольше тринадцати перерождений, Ингрид решила, что должна снять проклятье. Но как? Всё указывало на то, что чары изменились слишком сильно, чтобы сработало старое условие их снятия. И если к искажению магии причастны другие миры, велика вероятность, что ответ придётся искать там. Ингрид путешествовать между мирами не умела, поэтому пришлось искать способ этому научиться. В процессе поисков она узнала об особой колоде карт, которая позволяла создавать мосты между мирами. Только времени раздобыть колоду не осталось. Мастер этого поколения оказался слаб и умер раньше хранителей. Чтобы усмирить осколки, Ингрид пришлось добить тех, до кого ещё не добрался замок. В четвёртом поколении Ингрид хотела как можно скорее начать поиски, но для этого нужно было убить жертву. Без убийства в любом случае не обойтись, ведь хранителям нужен Мастер. Вот только хранитель правды раскрыл её, пока она ещё пребывала в роли второй жертвы. Защищаясь, Ингрид убила нескольких хранителей и в спешке покинула замок. Она смогла найти колоду, но это заняло так много времени, что пришлось «уснуть» сразу после возвращения в замок. На пятом круге Ингрид поняла, что ей не хватит сил жертвы, чтобы обойти посещённые Мастером миры, каждый из которых мог повлиять на структуру проклятья. Поэтому пришлось погубить часть хранителей, вытянув силы из них. Куда отправиться Ингрид определяла при помощи гадания на той самой колоде. Тогда же ей удалось приоткрыть завесу тайны над тем прошлым духа, которое он сам забыл. Любопытства ради Ингрид решила узнать, какую душу пытался найти дух. Оказалось, что это была жертва. Собрать все необходимые сведения удалось только во время шестого поколения. Ингрид узнала, что единственный способ собрать сферу – достать осколки до того, как хранители умрут, потому что после этого они исчезали, отправляясь на новый круг перерождения. Такое можно провернуть только если самолично вырвать осколок из сердца. И будто ей было мало ужаса от осознания грядущих убийств! Оказалось, что если не собрать все осколки в течение десяти лет, уже добытые всё равно исчезнут. Оставалось только смириться и сделать всё, чтобы исправить последствия непростительного решения, принятого в приступе гнева. Во время седьмого поколения Ингрид начала претворять план в жизнь. Она хотела дать хранителям как можно больше времени, но замок не терпел живых и чем дольше в нём жили, тем опаснее становится, а у Ингрид не было ни сил, ни знаний, чтобы это исправить. Первого хранителя она убила, когда в последний момент вырвала из ловушки замка. Теперь нельзя было тянуть время, но всё рухнуло в момент, когда хранитель детскости совершил самоубийство, не выдержав смертей товарищей. Осколок был упущен, на этот раз тоже ничего не удалось исправить. Восьмой круг. Игнорируя предупреждения, жертва сняла кольцо и умерла раньше времени. Тех сил, что накопил артефакт, не хватило, чтобы завершить дело, а брать силы от хранителей Ингрид больше не могла. Она уснула, не успев собрать три осколка. В девятом поколении замок, что защищал Ингрид и позволял ей точно не потерять память, сам же и нарушил планы. Мастер ещё умел сочувствовать хранителям, поэтому старался не подавлять осколки слишком сильно. Из-за этого хранитель лжи заблудился в собственных иллюзиях и умер в ловушке, а Ингрид не успела ничего предпринять, потому что была истощена после ритуала с другими осколками. И снова любые старания стали бесполезными. В том же поколении, гадая, Боргхилль составила предсказание, которое было выжжено на дощечке. Ингрид ещё не имела представления, как применить полученные знания, поэтому сделала так, чтобы предсказание напомнило о себе тогда, когда наступит время для его осуществления. Во время десятого поколения Мастер слишком сильно подавил осколки. Ингрид почуяла неладное ещё в тот момент, когда часы, что вели губительный счёт, не засчитали убийство. Ингрид собрала все осколки, но стрелки не сделали полный оборот. При попытке воссоздать сферу оказалось, что нынешние осколки для этого не годятся. Одиннадцатое поколение. Отчаявшись, хранительница сострадания сбежала в лес. Она игнорировала тот зов, что через сутки возвращал хранителей в замок. Её частично захватил осколок, усилив трусость, заглушив остатки здравомыслия. Хранительница пыталась сбежать от волков, а в итоге утонула в озере, когда из-за ледяной воды тело перестало слушаться. В двенадцатом поколении Ингрид влюбилась в хранителя страха, а перерождавшаяся половина души выросла слишком мягкосердечной. Ингрид никак не решалась убить возлюбленного, из-за чего прошли отмеренные десять лет. Она упустила собранные осколки и поняла, что следующий шанс станет последним. И вот она переродилась как Ирмелин. В три года она потеряла левый глаз, поняв в тот момент, что ребёнок, которого теперь носит мать, станет новой жертвой. Чтобы на дочь не косились, родители отвели Ирму к ведьме, которая создала муляж глаза, со стороны неотличимый от настоящего. Он мог двигаться, мог покраснеть от слёз, реагировал на свет, но всё же не видел, так что слева у Ирмелин всегда была слепая зона, о которой, конечно, знала Камилла и которая стала для неё подсказкой. Даже зная, что приготовило будущее, Ирмелин очень хотела стать хорошей старшей сестрой. Хотела забыть на время, что она ведьма, убийца и просто насладиться семейной жизнью, о которой очень давно мечтала. Ведь память больше не сохранится, она больше не будет Ингрид и не поймёт в полной мере, как ценны эти моменты спокойствия и любви. Она убила родителей из-за зова. Она убила сестру, чтобы пробудить Мастера. Убила всех тех, к кому правда привязалась за то короткое время, что они провели вместе. Ингрид знала, что даже снятое проклятье не дарует ей прощения, что убийство всегда остаётся убийством, какие бы за ним не стояли мотивы. Знала, что не должна была поддаваться гневу и даже продумывать план той мести, которая могла погубить множество людей. Не должна была вымещать злобу на том, кто не дал это осуществить, накладывая столь ужасное проклятье. Изменить прошлое нельзя, можно только отвечать за содеянное. Можно узнать, что второй шанс – не всегда благо, что загаданное желание тоже может стать своего рода проклятьем, что иногда лишь чудо, удача, если жизнь даётся один раз, и что порою врагов мы создаём себе сами. Ингрид расположила на диске все десять осколков, которые в этот момент как никогда ярко сияли и переливались. Части души тянулись друг к другу, оставалось им только помочь. Ингрид сложила из осколков сферу и направила в неё силу, стирая трещины, забирая последние следы той магии, которая разрушила судьбы и вместе с тем исполнила желания, у которых не было шанса притвориться в жизнь. – И что теперь? Ингрид обернулась. Конечно, рядом стояла не сама Камилла, а созданное замком воспоминание, но на душе всё равно стало ярче оттого, что сестра была рядом в этот невероятно важный, волнительный момент. – Я верну Мастеру сферу и, пожалуй, просто уйду, – с улыбкой пожала плечами Ингрид. – Сниму с замка часть чар, а остальное оставлю на Мастера. Пусть теперь он решает, как быть с этим местом, а я просто хочу наконец разорвать договор и покинуть его. Может, ещё вернусь сюда, но не скоро. Посмотрю, что и как. И… Наконец смогу всё забыть. Пусть даже это только воспоминание, Ингрид обняла Камиллу перед тем, как покинуть башню. Не попадаясь Мастеру на глаза, она поставила сферу рядом со статуэткой, которой отдала свои силы Гленда. Поставила точку в истории жертв. Изначально их было двенадцать. Тринадцатой стала сама ведьма.