Зарисовки по «Сверхъестественному»

      — Она говорит, я стал слишком мягок.       Кроули произносит это так, словно не согласен. Словно все — очередная блажь матери. Король Ада — и мягок. Бред, пустое, не стоящее даже внимания.       Тогда зачем он сейчас говорит это Дину Винчестеру? Зачем пытается излить свою несуществующую душу?       — Так и есть, — неожиданно легко соглашается охотник, и демон резко оборачивается к нему. Ирония. Как будто он ожидал другого ответа, как будто сам не знает того, что так явно лежит на поверхности.       Есть во всем этом что-то… Типично человеческое. Стремление убежать от ответа, закрыть глаза. Это даже смешно.       — Прежний Кроули пришел бы сюда с адскими гончими и демонами, он снес бы крышу этого бара. А сейчас? Ты не хотел драться, ты хотел поговорить.       Прав. Прав чертов Винчестер, как всегда прав. «Прежний Кроули» — тот, что отделен от настоящего бесконечным расстоянием пройденных дорог. Тем, что уже не пересечь. Не вернуться. «Прежний Кроули» остался где-то там — в той реальности, где еще возможно прийти к Дину Винчестеру с адскими гончими.       Где с ним еще можно сражаться.       — Может, мы стареем, — произносит Король Ада философски, даже не замечая, насколько… обыденно это звучит. Словно два давних друга собрались за одной барной стойкой, чтобы обсудить минувшие дела. Два друга. Охотник и демон. Дин Винчестер и Король Ада.       Быть может, в этой, новой, реальности возможно и не такое. В конце концов, если Божьи ангелы оказываются редкостными мерзавцами, почему Королю Ада не стать положительной фигурой? И Кроули боится признаться даже самому себе, что такой расклад был бы ему приятен. Ведь он помнит, какого это — «выть на луну». Иметь рядом кого-то, кого не хочется отправить гореть в адском пламени. Он помнит, какого это — ощущать присутствие того, кого можешь назвать другом.       — Почему ты позволяешь мамочке сбивать тебя с толку? — Дин задает давно мучающий демона вопрос, и Кроули в который раз задумывается. Хотя ответ уже дан — он отпечатан в сознании так ярко, что, казалось, причин для сомнения уже нет. Так почему же он все еще колеблется?       — Потому что… мы семья. Одной крови.       Кроули знает, что этот человек должен понять его. Ведь ни для кого больше это слово не значит столько, сколько для Дина Винчестера. Король Ада знает это прекрасно — сам же залезал Сэму в голову, чтобы спасти от находящегося в нем ангела. Сам же столько сил положил на то, чтобы одержать победу над Винчестерами — и споткнулся об это короткое слово. Семья.       — Это не одно и то же.       А Кроули молчит. Не произносит ни звука, внимательно слушая. Как будто он не знает, что может сказать Дин. Как будто эти неуловимые, еле сформировавшиеся тогда мысли не приходили ему самому в голову.       — Один мудрый человек как-то сказал мне: «семья ведь не заканчивается на крови». Но она там и не начинается.       Кровь. То начало, что соединяет таких разных людей. Демонов. Вампиров. Оборотней. Всю нечисть, что существует на этой грешной земле. Неужели она правда не так важна? Неужели есть что-то большее, что может ее заменить?       — Семья заботится о тебе, вне зависимости от того, что ты можешь для них сделать.       Бесполезен ли ты или можешь на что-то сгодиться — семье это не важно. Она все равно будет рядом. Это важно лишь матери, что вечно требует от него что-то.       — Семья всегда рядом, что бы не происходило — хорошее или плохое.       На вершине ли ты славы или на дне мрачных трущоб — семья не смотрит на это. Она все равно поможет. На это смотрит лишь мать — что вернулась именно в тот момент, когда ее сын добился столь многого.       — Она всегда прикроет тебя… даже если это причиняет боль.       Если будет плохо, если в итоге ты сам останешься в проигрыше — семья не обращает на все это внимания. Она просто вытаскивает из грязи, в которую ты вляпался. На это обращает внимание лишь мать — что постоянно стремится остаться чистой, кажется, вовсе не думая о сыне.       И как приговор, прозвучавший после обвинительной речи, Дин Винчестер произносит вслух то, что давно уже сказал себя Кроули.       — Вот что такое семья. Похоже на твою мать?       И им двоим ясно, что на этот вопрос возможен лишь один ответ. И он далеко не тот, в котором бы хотелось признаться. Даже самому себе.       — Все кончено?       И роковые слова произнесены. Мосты сожжены и пути назад уже нет. Кажется, что вернулся прежний безжалостный Кроули — но Король Ада знает, что это не так. Тот Кроули навсегда остался в прошлом — и хорошо это или плохо, неизвестно.       — Значит, ты выбираешь Винчестеров.       И одному Творцу известно, что стоит сейчас демону выслушивать эти слова. С хладнокровным и невозмутимым выражением. Сохраняя лицо, держа марку.       — Я выбираю себя, — и он действительно верит, что это так. Что он поступает правильно. Что так будет лучше.       — Скажи мне, Ровена, — Король Ада прикасается к лицу матери. Такой беззащитной, такой хрупкой. Женщина, которую отвергает собственный сын. Искусный манипулятор, что и сейчас не оставляет своих игр, — Если бы я не был Королем Ада, ты бы вообще хотя бы попыталась притвориться, что заботишься обо мне?       Слова оставляют после себя горечь, отравляют. Тяжело. Это всегда тяжело — отрывать от сердца того, кто был дорог. И пусть это сердце уже давно не бьется, а близкий человек в любой момент может снова предать тебя — легче от этого не становится. Ведь он уже привык к ней — к ее взбалмошным выходкам. К голосу, что постоянно критиковал. К взгляду, что порой наполнялся теплом. Даже к этому дурацкому имени «Фергюс» — тоже.       Но он, черт возьми, Кроули. Король Ада, что не позволит помыкать собой. Он выжил после того, как мать бросила его. Сумел вскарабкаться на самый верх. И не позволит какой-то ведьме так легко манипулировать. И наплевать на родственные связи.       Семья ведь не заканчивается на крови. И не начинается на ней.       Семья — это нечто большее.       Кроули это запомнил.       То, что сказал ему один сумасшедший человек.