Melamin

Леголас поднялся по ступенькам к трону. Король смотрел холодно, как и всегда. Может, внутри он и был рад возвращению сына, но никогда не показывал этого. Взгляд был равнодушным, серьезным и высокомерным. Леголас в душе лелеял надежду на то, что отец хотя бы улыбнется. Но лишь сдержанным кивком удостоил его родитель. - С возвращением, сын. Всё ли прошло хорошо? - Да, я выполнил все твои поручения. Но появилась и проблема. По улицам города ходят слухи, что всем известный гном Торин держит свой путь к Одинокой горе. - У них ничего не выйдет. Торин слаб. Гномы не пойдут за ним. – Трандуил со скучающим видом склонил голову набок. Леголас натянуто улыбнулся. - Я тоже так думаю. Если я не нужен тебе сейчас, то с твоего позволения, пойду к воинам. - К одному конкретному воину. К той, что никак не отвечает на твои чувства и избегает разговора о них. А стоит? Леголас не ответил, даже не повернул головы в сторону отца. Сжав кулаки, он быстро спустился по ступеням и скрылся в коридорах дворца. Довольный Трандуил провел рукой по волосам и задумчиво улыбнулся своим мыслям.

***

- Гномы заперты в темницах. Мы изъяли у них всё оружие. Трандуил был в ярости от того, что, вразрез с его ожиданиями, эти недорослики зашли так далеко. Он восседал на троне, нервно стуча длинными изящными пальцами по дорогому дереву. - С одним из них Тауриэль проводит слишком много времени. Я слышал их разговор. Кажется, она нашла родственную душу. - Леголас старался говорить отстраненно, но огоньки злости и ревности плясали в его лазурных глазах, и это не ускользнуло от Короля. - Душу Гнома? Душонку. Она ничего не стоит. А Тауриэль? Ты разве не видишь ее предательства? - О чем ты? Гном сидит за решеткой. Она женщина, ей свойственна излишняя сентиментальность. - Излишняя.. – Повторил Трандуил, увязая в раздумьях. Тауриэль в то время уже направлялась к воротам, чтобы тайком выбраться из дворца. Разговоры о ночи заставили её заскучать по звездному небу, и вот, она спешила поскорее остаться с ним наедине. Ступая меж деревьев, Эльфийка считала бесконечные звезды. Ей хотелось затеряться среди них. Замирать к утру и оживать к ночи. Эльфы и звезды имели много общего. Их сияние было вечно прекрасным, а угасая, они потухали, не теряя своего великолепия. Холодный свет луны лился на белую кожу, одаривая её жемчужным отливом. В темных больших глазах отражалось небо. Черное полотно с беспорядочно разбросанными по нему кристалликами. Кажется, похожее одеяние она видела на одной Королевской особе. Невольно Тауриэль вспомнила про своего Повелителя. Мурашки пробежали по ключицам, может от свежего ветерка, а, возможно, от всплывающих в памяти образов. Он был для нее таким же недосягаемым, как беспросветный небесный купол. Таким же холодным, как журчащие неподалеку кристально чистые ручьи. И, как бы рыжеволосая воительница не отгоняла от себя эти мысли, таким же желанным, как свобода, присущая лишь ветру, колышущему опустевшие от осени ветки высоких деревьев. Чья-то рука потянула ее за собой в сторону водопада. Воодушевленная девушка не успела испугаться или достать кинжал. Мыслями она была далеко над землей. А тепло чьего-то тела, которое она почувствовала, даже успокаивало. - Каждую ночь ты сбегаешь. Тебе так не мил мой дворец? - Я лишь хочу быть частью этого мира. Не отгораживаясь от него стенами. - Но мир слишком велик. Ты затеряешься в нем. Почему ты ведешь себя, как маленькая девочка? Даже задушевные разговоры ведешь с тем, кто ростом с ребенка. - Я не понимаю, что так досаждает Вам? - Ты моя, Тауриэль. Никому ты так всецело не принадлежишь, как своему Королю. И я не буду делиться тобой с этим жестоким миром. При лунном свете Его волосы искрились, подобно серебру. С черных ресниц падала бархатная тень. Глаза смотрели с нежностью и добротой. Кожа была мраморно белой и манила. Тауриэль хотела верить, что он откровенен с ней. Эльфийка прикоснулась кончиками пальцев к его щеке, желая узнать, такой ли он холодный, каким хочет казаться. В следующую секунду могло произойти либо что-то прекрасное, либо что-то крайне ужасное. Девушка успела: и поблагодарить судьбу за эту ночь, и попрощаться навсегда с ночным небосводом. Но сомнения рассеялись, когда его сильные руки обвили её талию, а губы их соприкоснулись в долгожданном поцелуе. Вопреки ожиданиям, его губы обжигали. Но Тауриэль предпочла бы сгореть дотла, нежели разорвать поцелуй. Он прижимал её к своей груди всё сильнее, а она путала пальцами белесые пряди. Луна сияла для них, ветер колыхал траву для них, а целый мир, о котором Тауриэль грезила, замер для них.