5
29 января 2015 г. в 14:42
Я даже не уверена, северный это лес или нет. По-моему, все леса вокруг Сторибрука абсолютно одинаковые: та же грязь, те же дубы и липы … Или это ясень? Господи, лучше бы Крюк подкинул идею какого-нибудь другого места, где больше искусственного света, меньше листвы и есть хоть какая-то еда.
Ну и куда идти теперь? Высокие и низкие зелёные деревья стремятся в небо, совершенно никак себя не обозначая. Где-то поют птицы. Ветер шевелит ветки.
Странно, но эта область леса не тронута смерчем.
«Я нанесла заклинание на свой дом. Он остался цел, и я внутри него тоже», — вспоминаю я слова Реджины.
Возможно, склеп и местность вокруг него тоже защищены кем-то? Интересно, откуда вообще Крюк, который без году неделя в Сторибруке, знает про него, и почему именно к нему предложил переместиться? Ощущение, что всем вокруг известно намного больше, чем мне, видимо, никогда меня не покинет.
Я набираю в грудь побольше воздуха. Куда идти: четыре направления, а я одна, и, как назло, совершенно не разбираюсь в сторонах света.
Хотя, по крайней мере, здесь никто не хочет получить мою голову на блюдце из-за того, что я натворила.
Я иду туда, где, кажется, гуще деревья. Ведь наверняка, никто в здравом уме не станет строить склеп на окраине леса, ближе к городу.
Не знаю, как долго плутаю среди деревьев, но первый привал делаю потому, что начинают болеть ступни. Не исключено, что я просто скитаюсь кругами вокруг нужного мне места. Даже в Придейне я не гуляла по лесу и не ходила на охоту без Тарана. С моим абсолютным отсутствием ориентирования на местности в тот единственный раз, когда я решила сама пострелять в диких кур, он вместе с Айлонви искал меня целых два дня.
Вот бы было такое заклинание, с помощью которого можно было бы отыскать нужное мне место! Возможно, конечно, оно и существует, и Реджина научила бы меня ему, если бы не разъярённая толпа жителей Сторибрука, заставившая меня бежать, как крыса с тонущего корабля.
Крыса. Корабль … Цепочка из ассоциаций снова подводит меня к Крюку. Я возобновляю свой путь, думая о том, вылечила ли его Реджина или нет. Ведь она ему ничего не должна, а моя просьба — это всего лишь просьба девчонки, которая почему-то беспокоится о почти незнакомом ей пирате.
И всё-таки, в глубине души надеюсь, что она прислушалась, даже если после этого я буду ей должна. Ведь тогда хотя бы одним травмированным по моей вине человеком будет меньше.
Возможно, мне просто хочется найти Крюка у склепа. Хочется, чтобы тот снова сказал, какой он прекрасный и очаровательный, а я бы фыркнула и ответила, мол, неужели он компенсирует недостаток в штанах такой высокой самооценкой.
А может, мне просто больше не хочется быть одной.
Я смеюсь своим мыслям, а в следующую секунду запинаюсь обо что-то под ногами и растягиваюсь на земле. Ладони саднит и неприятно пощипывает.
— Ты даже не тут, а всё равно всё портишь, — прыскаю я, обращаясь к образу Крюка в своей голове.
И там он, как обычно, надо мной смеётся.
Я встаю на ноги, опираясь в ствол дерева, отряхиваю ладони и поднимаю взгляд перед собой. Когда лес успел так измельчать? Теперь передо мной небольшая поляна, а в её центре маленькое бетонное здание с массивными коричневыми двойными дверями и колоннами с каждой из двух сторон, поддерживающими крышу. В самом верху в круге заключён какой-то рисунок, напоминающий фамильный герб или что-то в том роде.
Недолго думая, я захожу внутрь. Склеп оказывается совсем крохотным (ещё меньше, чем выглядит снаружи) помещением с гробом в самом его центре и свежими цветами на его крышке. Я подхожу ближе. Бронзовая табличка гласит: «Генри Миллс». Должно быть, родственник Реджины. А значит, и склеп её.
Осторожно касаюсь пальцами букв «М», «И», «Л» и «С», обводя их по контуру. Крюк пару раз называл меня этой фамилией, но на слух она воспринималась совершенно по-другому. Не так, как сейчас, когда я вижу её, выгравированную на чужом гробу.
Моя, и не моя вовсе.
Миллс. Лу Миллс.
Луиза Миллс.
Если Реджина назвала своего сына этим именем, значит человек, лежащий в гробу, был ей дорог. Возможно, брат, или отец.
Это всё так странно: чуть меньше недели назад у меня вообще не было ни одного родственника, а теперь есть мать, сводный брат и мёртвый дедушка или дядя.
Это неуместно, но я хмыкаю, продолжая пялиться на гроб. И тут же мрачнею, когда вспоминаю про тех, кого я убила: ту семью, ставшую моим главным испытанием в жизни. Странно, но я даже не помню их имён. Помню, как они выглядели и слышу их голоса в своей голове. Помню страх в их глазах в тот момент, когда я выпустила стрелы им в головы.
Даже помню, что в этот момент на улице кто-то пытался выторговать корову. Но не помню их имён.
Эта мысль вызывает во мне злость, и я бью ладонью по боковой стороне гроба, сжимая челюсть с такой силой, что, кажется, сейчас треснут зубы. А затем гроб вдруг начинает отъезжать в сторону, открывая мне небольшой проход и каменную лестницу, ведущую вниз.
— Это ещё что? — вопрос риторический, и мне некому на него ответить.
Я оглядываюсь на дверь, боясь, что как только шагну на ступеньку, кто-нибудь обязательно ворвётся сюда и обвинит меня в проникновении на частную собственность. Даже несмотря на то, что здесь повсюду моя фамилия.
Затаив дыхание, я спускаюсь вниз. Помещение под склепом намного больше, и лучше освещено. Небольшой каменный коридор ведёт к тупику с зеркалом на стене, сундукам и шкафчикам, уставленным какими-то бутылочками разного цвета и размера.
Мне здесь делать нечего. Не доходя до конца, я разворачиваюсь и уже успеваю практически вернуться наверх, как слышу чей-то глухой стон, отражающийся эхом от стен помещения.
Замираю на месте, не поворачиваясь. Если звук повторится, я посмотрю, если нет — уйду и сделаю вид, будто бы ничего не слышала.
Секунду-другую жду. Тишина. Заношу ногу для следующего шага по направлению к выходу, но стон повторяется. В этот раз громче и настойчивей.
— Чёрт, — ругаюсь я под нос и разворачиваюсь на 180 градусов.
Чья-то рука пытается вытянуть своё тело из-за угла. У этой руки на кисти три браслета из зелёных, коричневых и тёмно-красных бусин. Пытаюсь сглотнуть, но у меня словно гигантский камень в горле.
Имя человека, который носил такие браслеты, высечено у меня на сердце.
Все секунды, что преодолеваю это жалкое расстояние в несколько метров, я надеюсь, что ошиблась. Я молюсь богам, что эти лишь обман зрения.
Но, как и следовало ожидать, это реальность. Та самая жестокая чертовка, что в последнее время слишком любит бить меня по голове.
Я падаю на колени возле Тарана. Он выглядит ужасно: ссадины на лице и руках, светлая рубашка в некоторых местах пропитана кровью, каштановые волосы сбиты в один огромный колтун.
Это одновременно и тот парень, которого я когда-то так сильно любила, и не он вовсе.
Я открываю рот, чтобы позвать его по имени, но вместо этого с губ срывается полный отчаяния и боли всхлип.
— Лу? …
Он узнаёт меня, как только полностью открывает глаза. Я осторожно кладу его голову себе на колени и глажу по волосам.
— Это я … Всё хорошо. Это я.
— Лу, — его губы еле шевелятся, но я отчётливо слышу своё имя.
— Шшш, не надо. Я сейчас вытащу тебя отсюда. Я что-нибудь придумаю …
Таран что-то бормочет себе под нос. Я наклоняю голову ближе, но всё равно не могу разобрать ни слова.
Меня тут же охватывает паника. Киллиан был в сознании и мог передвигаться, хоть и с трудом, когда я еле дотащила его до больницы. Сейчас мы в самом сердце леса. Пока я вытащу Тарана из склепа, и мы доберёмся с ним до города, он наверняка уже не будет дышать.
— Только не отключайся, ладно? Таран?
Парень то ли кивает мне, то ли просто трясёт головой в лихорадке. Нужно перенести его в больницу, даже ценой собственной безопасности.
— Миллс! — знакомый голос доносится сверху.
— Киллиан! Я здесь!
Звонкие шаги по каменным ступенькам, и вот уже в поле зрения появляется Крюк. Он даже не прихрамывает. Наверное, Реджина выполнила мою просьбу.
Киллиан замирает, когда видит Тарана в моих руках. Он не удивлён, скорее, растерян. Мгновение кажется, что он сейчас развернётся и уйдёт. Но затем он молча отодвигает меня в сторону, подхватывает Тарана на руки и несёт к лестнице.
Первым делом, когда мы оказываемся снаружи, я хватаю Киллиана за локоть, останавливая.
— Ты даже не спросишь, кто это?
Киллиан хмурит брови. У него под глазами всё те же тени. Похоже, сразу после больницы он пошёл сюда, как и обещал.
— Я так понимаю, он дорог тебе, красавица, раз ты выглядишь белее мела, — Киллиан стряхивает мою руку. — Твоя мать вылечила мою ногу, но я всё ещё не в такой хорошей форме, чтобы зря простаивать с этим парнем на руках.
— Но в больницу нельзя, — вдруг произношу я.
Киллиан смотрит на меня, как на умалишённую.
— Чего?
— Если Реджина вылечила тебя, поможет и ему, — поясняю я.
Киллиан кивает. Он возобновляет движение, но я снова обгоняю его и выставляю руку перед собой, останавливая. Мужчина тормозит резко, из-за чего Таран у него на руках морщит нос и что-то неразборчиво бормочет про свои рёбра.
— Миллс, ты … с ума сошла? — восклицает он.
Жилка на его шее пульсирует от напряжения. Челюсти плотно сжаты, отчего угрожающе ходят желваки.
— Будет быстрее и безопаснее перенести его к ней домой, — говорю я.
— Ладно, — тут же соглашается Киллиан, кажется, даже не думая начинать спор.
Его ногу Реджина вылечила, но вот нездоровая усталость никуда не делась. Его силы на исходе. Киллиан знает, что не дотащит Тарана до города, я тоже. Мы переглядываемся.
Я не задаю прямого вопроса, но, кажется, Киллиан и так понимает меня. Он кивает. Я хватаю его за плечо, представляю дом Реджины, закрываю глаза и взмахиваю второй рукой. Что-то приятно щекочет каждый открытый участок тела.
Когда открываю глаза, мы уже на пороге большого белого дома. Я заношу кулак, чтобы постучать, но дверь открывается раньше.
На пороге стоит Генри. Улыбка тут же исчезает с его лица, как только он оглядывает нас с ног до головы.
— Реджина здесь? — спрашиваю я.
Киллиан не ждёт, пока ему разрешат войти. Он вносит Тарана внутрь, я иду за ним, Генри, тем временем, куда-то убегает, не сказав ни слова. Киллиан осторожно кладёт Тарана на диван, сам отходит и присаживается в кресло.
Я опускаюсь на колени напротив Тарана и кладу ладонь ему на лицо, слегка поглаживая щёку большим пальцем.
— Ты в безопасности, — шепчу я. Таран открывает глаза. — Всё хорошо. — Таран щурится, чуть поворачиваясь в мою сторону. Я кладу ладонь второй руки ему на грудь, останавливая. — Не шевелись, прошу тебя. Сейчас тебя вылечат …
— Лу, — он смотрит на меня так, словно пытается заново узнать.
Я всё понимаю. Сама вглядываюсь в его лицо и не знаю, почему хочется одновременно оттолкнуть его и обнять. Таран слабой хваткой берёт мою ладонь, упирающуюся ему в грудь, и рисует большим пальцем на внутренней её стороне стрелу: длинная линия, галочка там, где должен быть наконечник, и ещё две подряд с другого конца — это вместо перьев. Он всегда так делал: с того самого момента, как я вытащила из сарая старое оружие и превратила его в способ прокормить нас обоих.
— Прости меня, — шепчет Таран.
— За что? — удивлённо спрашиваю я.
Но Таран не успевает ответить: в комнату входит Реджина.
— Лу? В чём дело?
— Мой друг … Я нашла его в склепе в лесу. Ты можешь помочь так же, как помогла Киллиану?
— Где ты его нашла? — переспрашивает Реджина.
Разве это важно, пока Таран в таком состоянии?
— Реджина, пожалуйста! — молю я.
Женщина поджимает губы, но кивает. Обходит диван и останавливается за моей спиной.
— Хорошо, — произносит она.
А затем комнату наполняет хаос.
Таран распахивает глаза и, несмотря на явную боль, скатывается с дивана на пол и ползёт прочь от меня и Реджины в дальний угол комнаты.
Крюк подскакивает на ноги синхронно со мной.
Таран громко кричит о том, что лучше убейте его сразу, чем опять эти пытки и тюрьма. Он привстаёт, хватает со стола вазу и кидает в Реджину. Та взмахивает рукой, и ваза разбивается, но не на осколки, а на маленькие блестящие бумажки, оседающие на ковре и моей одежде.
— Таран, ты чего? — осторожно спрашиваю я.
Он качает головой. Лицо, искажённое болью и страхом, пугает меня до мурашек.
Рядом со мной вырастает Киллиан. Он о чём-то спрашивает, но я не могу разобрать слова за бормотанием Тарана, на котором я сконцентрирована.
— Таран, успокойся! — пытаюсь воззвать я.
— Ты с ней заодно? Лу, ты с ней заодно? — спрашивает Таран.
Он кашляет и стонет попеременно. Я вижу, как ему больно. Мне даже на какое-то мгновение кажется, что я чувствую его страдания у себя под кожей.
— Парень, кажется, съехал с катушек, — монотонным голосом произносит Киллиан, когда в помещении повисает секундная тишина.
— Заодно с кем?
Таран поднимает руку и указывает пальцем на Реджину. Женщина выглядит растеряно. Она переводит взгляд с Тарана на меня и пожимает плечами, словно понятия не имеет, о чём идёт речь.
— С той, которая вырвала моё сердце.
Секунда. Бесконечно долгая секунда требуется мне на то, чтобы снова взглянуть на Реджину. В голове отбойными молотками звучат слова Тарана, в глазах стоят слёзы, мешающие отчётливее вглядеться в такое похожее на моё собственное лицо.
— Реджина? — то ли зову, то ли спрашиваю я.
Не знаю, чего ожидаю услышать в ответ. Подтверждение? Отрицание? Женщина, кажется, испугана не меньше моего. Она хватает губами воздух, но не произносит ни слова.
— Ты уверен, приятель? — переспрашивает Киллиан: единственный из присутствующих, кто всё ещё хранит кристальное спокойствие.
Таран кивает. Снова морщится и группируется удобнее, подтягивая к себе ноги.
— Лу, я понятия не имею, что он имеет в виду, — наконец произносит Реджина.
Я больше не смотрю на неё. Подхожу к Тарану, который шарахается от меня. Говорю ему, что я ничего не знала, и никогда бы не причинила ему боль.
Кажется, он верит. Его зелёно-серые глаза смотрят на меня из-под опущенных ресниц.
Я наклоняюсь, чтобы обнять его за шею.
— Пожалуйста, давай уйдём, — шепчет он мне на ухо.
— Хорошо, — отвечаю так же тихо.
Закрываю глаза. Первое, что приходит в голову представить — это апартаменты Белоснежки и Прекрасного Принца. Осталось только надеяться, что они всё ещё на моей стороне.
— Миллс! — голос Киллиана становится последним, что я слышу за своей спиной, прежде чем мы с Тараном исчезаем из дома Реджины и появляемся посреди кухни двухэтажного лофта.
Даже тогда, когда Мэри Маргарет и Дэвид подскакивают к нам и помогают мне и Тарану подняться, я всё ещё не могу прийти в себя. Голова словно в тумане, и мне приходится несколько раз попросить Эмму повторить вопрос, который она задаёт мне прямо в лицо.
— Лу, в чём дело? Кто это?
— Это мой друг из Придейна, — отвечаю я. — Я нашла его в склепе в лесу.
— В склепе Реджины? — переспрашивает Мэри Маргарет.
Она замирает с аптечкой в руках и вопросительно на меня смотрит. Я киваю.
— Я не знаю, как он там оказался и долго ли там лежал, — я присаживаюсь на стул в кухне.
Дэвид, уложивший Тарана на кровать, зовёт Мэри Маргарет, и она уходит, несколько раз обернувшись на меня через плечо.
— Ему нужно в больницу, — говорит Эмма.
— Нет, — я отрицательно качаю головой. — Мне туда нельзя, а одного его я больше никуда не отпущу. Он — единственная семья, которая у меня когда-либо была.
Эмма не спрашивает насчёт Реджины. Она вообще больше вопросов не задаёт, и лишь смотрит на меня, нахмурив свои низко посаженные брови. Наверное, ждёт, чтобы я сама всё ей рассказала.
— Это Реджина, — произношу я. — Это её вина.
— То, что ты нашла его в её склепе, ещё не значит, что это она сделала, — отвечает Эмма, а спустя мгновение добавляет: — Понимаю, звучит глупо, но …
— Таран узнал её, — мой голос срывается. Я вынуждена снова терять мать — и это тогда, когда я только её приобрела. — Он сказал, что эта женщина вырвала ему сердце. Только не говори мне, что и это тоже всё ещё ничего не значит.
Эмма качает головой. Спустя несколько минут нашего молчания и моих попыток сдержаться от того, чтобы не вернуться к Реджине и не потребовать объяснений (это в лучшем для неё раскладе), Мэри Маргарет зовёт меня. Я подхожу к кровати, на которой лежит Таран. Кажется, он спит. Его полностью обнажённая грудь поднимается толчками, а опускается очень медленно. На коже есть пара ссадин, но, кажется, ничего серьёзного.
— У него рёбра сломаны, — произносит Мэри Маргарет, перечёркивая все мои хорошие предположения. - Лу, мы не вылечим его в домашних условиях. Ему нужно в больницу.
— Я могу отвезти! — Дэвид поднимает руку.
Я осторожно опускаюсь на край кровати и беру ладонь Тарана.
— Лу? — снова обращается Мэри Маргарет.
Я слышу её, но мне не хочется ничего говорить. Я подношу ладонь Тарана к губам и оставляю на тыльной стороне влажный след от поцелуя.
И больше меня никто не беспокоит. Дэвид и Мэри Маргарет уходят, оставляя нас вдвоём. Некоторое время я просто сижу рядом и смотрю на то, как спит мой старый добрый друг, а потом, когда за окном уже совсем стемнело, я помогаю ему перевернуться на другую сторону, когда замечаю, как он дёргает ногой (видимо, затёкшей), и сама укладываюсь рядом на самый край кровати, чтобы не побеспокоить его.
Из-за нас Мэри Маргарет и Дэвиду приходится тесниться на маленьком для двоих диване, а Эмме и вовсе спать на полу, но меня это волнует в последнюю очередь.
Всё, чем забита моя голова — самочувствие Тарана.
Всё, что не даёт мне сомкнуть глаза этой ночью — гнев и жажда мести, сопровождаемая абсолютной пустотой внутри.