Monster Divine

Раз ступенька, два ступенька - будет елочка Три ступенька, пять ступенька - будет гробочка…

Ощущение такое, будто бы я все еще парю в околоплодных водах сладковато-гнойной эктоплазмы. Комочком свернувшегося, проваренного фарша – розовато–бледного, словно изнеженная кожа младенца. Халцедоновые сны, галоперидоловые фантазии. Так странно ходить, осознано напрягая мышечные шестеренки коленных суставов. Еще более странно вдыхать – выдыхать загазованный, промасленный воздух и на-яву-сновидеть, вновь очутившись посреди вымороженных железобетонных джунглей наземного города. Чувствую себя простреленным охотничьей дробью медвежонком Паддингтоном, из покоробленной башки которого торчат наружу вздыбленные пучки полинялого плюша. Небо – потекшей угольной акварелью сквозь трескучие ветви-пальцы. Опухшее, набрякшее, венозно-серое, похожее на мутную матричную заплатку, неуклюже распятую на жерновах расколотого бытия. Подпоясанное рифленой канвой прогоревших сумерек и намертво затянутое катарактой свинцовых туч. Так вьюжно, стыло и зябко снаружи. Снег валит валом, не переставая – остекленевшей, влажной требушиной из рассеченного желудка впавшего в летаргию Демиурга. Штрихует и изукрашивает реальность сыпучей ангельской пылью. Мокрая, колючая пушнина забивается под проклепанный воротник, шпыняет в лицо холодной слюдяной крошкой, оседает на ресницах истаявшей хрустальной рябью. Черно-белая гравюра города степенно затягивается в сернистый голографический сумрак. Зеркальные витрины загораются сказочными электрическими леденцами разноцветных гирлянд; скучные бетонные коробки облекаются в холодный, неоново-голубой погребальный саван, сочатся меж набрякшего, тучного свинца призрачно сияющей плотью; золотисто-алые кровостоки эстакад замирают в ежевечернем вавилонском столпотворении, по самую глотку запруженные полусонными тушками машин. Под ногами – сукровица вязкая, грязная, заиндевевшая. Вокруг - размытыми пятнами Роршаха – обрюзглые, ссутуленные тени прохожих. Прогорклые, грифельно-ломанные силуэты деревьев в льдистой сахарной пудре. Суицидальные, протяжные оды Coldworld – лучший саундтрэк к картине мира. Город - всего лишь инертный иллюзион плоти, голограмма мазутной пустоты. На застывшей в вечности стадии полураспада. Город привычно варится в собственных желудочных соках и торжественно сияет безупречной хромированной хребтиной. Большое, багряное яблочко с наливными сочными бочками и теплым рассадником копошащихся червей внутри. Есть в нем нечто древнее и опасное, своими истоками созвучное с гаитянской магией Вуду. Нечто зубастое, порочное и опьяняющее не хуже пары бокалов абсента на голодный желудок. О нет-нет-неет! Еще пара минут подобной тормозящей саморефлексии – и я вконец опоздаю на работу, к чертовой праматери! В лучшем случае, если Леди сегодня подвисает на кислоте - она лишь заразительно посмеется, выдаст шаланду бессмысленных нотаций и мечтательно потреплет за холку. А вот если в ее рационе присутствуют антидепрессанты – всю душу вытрясет изнанкой наружу… Или даже попробует посадить на цепь… Что ж, придется в очередной раз вообразить себя спринтером на дальней дистанции - наперекор вялым протестам в труху разболтанной тушки. Вперед, ополоумевшим белым кроликом на стимуляторах - по костлявым лабиринтам кокаиново-пегих проулков и закупоренным тромбам галогеново-желтых автодорог. Под надрывный аккомпанемент душераздирающей «Sister September» и гневливо верещащих клаксонами автомобилей. Организм истощен, окуклен в недееспособный маринад и подслеповато щурится. Организму жизненно необходима лошадиная порция кофеина. Притормаживаю возле крикливого китайского автомата, закидываю монетную очередь и уже практически на бегу втапливаю горящий индикатор с двойной порцией эспрессо в банке. Пузатый, пошло-розовый китаец мигает рождественской иллюминацией и никак не спешит выплевывать сдачу, всем своим дурацким видом подначивая на кровавую расправу. Заразина заморская!! Отчаявшись, отвешиваю наглому коробу прицельный маваси гэри и лечу себе дальше, на ходу прикладываясь к алюминиевому желобку едва ли теплого напитка. И вот она, прекрасная в своей изощренно-чувственной злачности Лиллоу - драйв, родная кривобокая улочка, испещренная флуоресцентными граффити вдоль и поперек, словно сакральное тело верховного жреца культа Пало Майомбе. Ну вот, практически и на месте. Молодцом, так держать! Можно сбавить обороты и перейти на пошаговую первую передачу. Вот тебе Кэти, славный рисовый пирожок с верхней полочки иии…. Мааать вашу через парашуууу!!!... Картинной ласточкой поскальзываюсь на обледенелых струпьях и едва ли не пятой чакрой скатываюсь вниз по ступенькам, звонко матерясь в такт неуклюжей пляске расхлябанных конечностей… И каким-то чудом не обливаю себя останками кофе, удержав предательски дрогнувшую банку в зигующем вертикальном положении. И это всегда так по-детски обидно, когда расслабляешься чуть раньше времени. Наспех салютую здоровенному Гасу, дымящему возле черного хода свои душистые кубинские и рыбкой-рыбкой просачиваюсь внутрь, за неприметную, чугунной решеткой окованную дверь. Боковым зрением улавливаю, как добротная тюленья физиономия охранника оплывает широкой, сальной улыбкой – кажется, он гаркнул мне во след что-то доброжелательное и забавное. Только времени на традиционные расшаркивания со старым знакомцем в помине нет. И вот они, сокровенные подпольные казематы боли и наслаждения, сумрачная заводь крепостных стен в пурпурном сиянии искусственных бра. Пейзажи вычурно-гротескные и возбуждающие. Потайной Опаловый Грот привычно щерится средневековой дыбой, вереницами закопченных цепей, пропущенных через массивные кольца в полу и на потолке. В сгущено-алой тьме тускло поблескивают стальные колышки железной девы, полированное дерево распахнутых колодок скалится беззубым расшатанным ртом, словно бы приглашая познать новую грань околоземных наслаждений. Резной Андреевский крест с кожаными фиксаторами будоражит распаленное воображение строгими, аскетичными линиями; на вишневой бархатистой драпировке вдоль стены - целая оранжерея изысканных девайсов. Гибкие стеки, цветные мягкие флоггеры, утонченные снейки. Хардкорные кнуты с тяжелыми свинцовыми ручками, ударные бичи, оснащенные титановыми шариками и крючьями. Россыпь стальных оков всех конфигураций и форматов, клепанные кожаные наручи и поножи, влажно мерцающие резиновые шарики-кляпы. Есть даже «вилка еретика» – детально выполненная реконструкция со средневекового орудия ключично-горловых пыток. Опаловый Грот, он же «закуток инквизитора», он же - потайная кунсткамера Pleasure & Pain. Миниатюрная и прозаическая калька с бессмертного «Чистилища» Данте. Мрачные, карательные декорации Грота сменяет Нефритовая Ложа – хирургически-стерильные кабинеты в истаявшей кислотной подсветке цвета ядерных отходов. С толстопузыми аквариумами во-всю-стену и изящной игровой мебелью, обитой под шершавую змеиную кожу. Следом за ней - просторная Гранатовая Зала, плотоядное пиршество багряных и черных красок. Безумное смешение стиля хай - тек и помпезной лавкрафтовой готики. Обернутые колючей проволокой дискотечные шары перемежаются с макабрическими фигурами гипсовых горгулий, искусственный макет ночного неба над головой – с тяжелым парчовым занавесом и изогнутыми диванными спинками в стиле викторианской эпохи. Вокруг освещенного эллипса сцены кучка статистов готовят очередное представление. В окружении целого взвода пузатых, фаянсовых вазонов, наполненных колючим ворохом свежих цветов. Полутени-статисты молчаливо раздирают розы – белые, чайные и красные. Слаженно скальпируют пахучие головки, потрошат и ссыпают получившееся лепестковое месиво в широкие фарфоровые чаши. Очевидно, необходимая деталь предстоящего перфоманса. Мда… Уж лучше бы эти экстирпаторы кровь свою в чаши сцеживали что ли, как на недавнем фетиш-шоу Bloodlust Preachers. Чуть поодаль от них уже высится целый сеновал оскопленных стебельков. Штабельки обезглавленные, иссыхающие, но все еще приятно-колючие. В них можно хоронить спекшиеся за рутинной работой окурки. Или вытирать грязные, снежной крупкой залепленные подошвы. Или же использовать как неплохой спанкерский девайс. Возможно… Возможно, в другой жизни, по оборотной, внутренней стороне моего лица уже стекали бы слезы – горошинами теплыми, большими и округлыми. Вполне возможно. Some of us are really born to die. Не только люди, но и многие-многие живые вещи. Или то, что мы привыкли называть таковыми. Что ж… Оставляю ничтожных секаторов в покое и устремляюсь налево – к знакомой рослой фигуре - увлеченно, до блеска полирующей барную стойку. Вальяжно плюхаюсь на алюминиевый табурет с высокой решетчатой спинкой и проникновенно заглядываю в ее глаза. - Привет, Джин. - Салют, котёнок. Джинджер – истинная рыжекудрая дева - валькирия почти под 190 ростом. Правда, вместо двуручного меча у нее всегда наготове увесистая бейсбольная бита с размашистым автографом кого-то из любимых Нью-Йорк Янкиз под стойкой. Резкие, немного нахмуренные черты лица, бугрящиеся под сухой загорелой кожей плетения мышц, высокий конский хвост. Характер нордический, спокойный, рациональный. С одинаково холодным выражением лица мешает очертенные коктейли, ласкает свою капризную подружку или монотонно, на убой чистит кому-то рожу. Помимо барменства, по особым дням календаря она еще и немного клубный вышибала. На тот случай, если кто из зализанных, широкоплечих братков – хорьков вроде Гаса и Стива сляжет с высокой температурой или банальным ОРВИ. Джи - известный человек – покерфэйс, однако даже ее неприступные, тонкие губы складываются в редкое подобие улыбки, когда я снимаю свою знаменитую ушастую шапку, а вслед за ней на барную стойку опадает рыхлый каскад размотавшихся бинтов. Мдаа, вот вам и рассеянная дубинушка с вьюнками свежей марли вокруг черепа. Это все безумный Майки и его потрясающе упертый братец Дон! Пока я чинно пила чай вместе с новообретенными товарищами-мутантами, эта парочка едва ли не насильно (однако же из лучших побуждений!) обмотала мою голову, как кажется, всем имеющимся запасом бинтов в канализации. Так что пришлось добровольно позволить им сотворить из самой себя недопеленованное чучелко на манер почившего фараона Аменхотепа… - Сегодня что, вечер добровольной мумификации?) Странно, что Ди мне ничего не сказала об этом. - Просто решила чутка изменить свой унылый имидж… - остервенело распутываю поплывший белый венок на голове, попутно прижигая бесстрастную Джин негодующим взглядом. Очевидно, уличив мою дородную ссадину-шишку, та вскоре перестала загадочно полуулыбаться. - Ну и что это еще за набухшая галиматья?! Опять гоняла на своей дурацкой Хонде без шлема? Знаешь, а я и не удивлюсь вовсе, если когда-нибудь ты таким макаром и хребет себе переломаешь. А на очередную смену прикатишь в жужжащей инвалидной коляске! - Типун тебе на язык, моя добрая Джинджер. Бооольшой такой и толстый… - Мозги-то хотя бы целы? - В порядке. Более или менее. Выразительно потапливаю взор и едва заметно хмурюсь. Джи долго прощупывает меня своим фирменным «рентгеновским зрением», прискорбно вздыхает и запускает руку под барную стойку. - Держи, – перед моим носом уже мельтешит черная спортивная повязка, - негоже перед клиентами шишками сверкать. - Мдааа… Моветон однако. Как в старой сказке – «месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит». Спасибо, Джин… А можно мне еще чего-нибудь крепенького? Ну, в качестве болеутоляющего и за счет заведения? Сама понимаешь, алкоголь – самая лучшая анестезия!) Валькирия демонстративно поджимает бескровные губы, однако же, скрепя сердце, наливает мне половину стакана серебряной текилы. - А как насчет лимончика? – наивно хлопаю длинными ресницами и улыбаюсь немного смущенно - так, что становится видимой очаровательная ямочка на левой щеке. По словам все той же Джин – переключаюсь в режим брошенного на произвол судьбы котенка, только что выловленного из водосточной трубы. Взъерошенного, мокрого, и вдобавок едва ли не побитого палками. Даже Джи не каменная, и она умеет таять. При определенных обстоятельствах - не хуже горки ванильного мороженного под оптической линзой в солнечных лучах. - Хмм, котёныш, тебе, как в прочем и всегда, палец в рот не клади. И без лимона справишься. - Вот как… - печально вздыхаю и опускаю носик поближе стакану, улавливая легкий аромат цитрусовых, зеленого перца и почти невесомые нотки агавы. - Да их еще даже не привезли, мать твою! – раздраженно шипит Джин и с воинственным энтузиазмом принимается вновь натирать и без того идеально сияющие фужеры для мартини, - из-за гребанных пробок поставка свежих фруктов задерживается минимум на полчаса! А затем резко подталкивает в мою сторону полуопорожненную солонку. - А что у нас сегодня по программе? – замечаю миролюбивым, мечтательным тоном, разглядывая свое надломанное отражение в рубленных гранях толстого стекла. - Латексное шоу Ив Цепеш и живое выступление Cyber Dolls. А еще Леди говорила, что сегодня к нам заглянут какие-то видные шишки из National Leather Association*. - А где же прохлаждается сама Леди? - В своем слэйв-кабинете. Очевидно, приобщает новенького охранника к сомнительным прелестям тематических отношений. - И сколько у нее уже официальных сабов? - Еще вчера было четверо. Скромный бруклиновский госслужащий, татуировщица из «Гоморры» - ты ее наверняка видела, чудо такое с огромными туннелями в ушах и лиловыми патлами… Ну, еще пафосная мадам бальзаковского возраста из элиты и какой-то гениальный айтишник. - И как она все успевает? Ума не приложу… - Каждому свое, Кэти. Давай уже переходи в мою команду, или хотя бы сыграй за обе! - Спасибо, наигралась по самое горло. И повторять как-то совершенно не хочется – вне зависимости от предполагаемого пола. Джин пристально смотрит на меня, а затем откидывает в сторону вафельное полотенце. Эффектно перегибается через ореховую стойку – вытянутое, загорелое лицо подруги с мелкой россыпью едва заметных веснушек оказывается прямо напротив моего. Возможно чуть ближе, чем это необходимо. Сканирует вдоль и поперек – цепкими, сощуренными глазами-льдинками, а потом начинает говорить – медленно и тихо, чуть более хриплым и приглушенным голосом, чем обычно. - Знаешь Лори, к моему сожалению, все еще контачит с теми ублюдками с Кэббет-драйв… есть среди них один такой заморыш, ходячая, щербатая палка на метадоне… Сниппи, Скиппи, Снуффи – или как-то так, не суть. Шестерка из банды Фишера. Возможно, ты помнишь. Так вот, этот овощ недавно сказал Лори, что Фишер внезапно куда-то пропал. С концами. Они собирались провернуть очень прибыльное дельце, связанное с ювелирным магазином в Далжери… Все было вроде как на мази, но… за день до «скачка» сам Фишер внезапно исчез. Как в воду канул. То ли просто кинул их банду, то ли его пришили где-то накануне…а может быть, перебежал дорогу акуле покрупнее… Чувствую, как кожа моя холодеет, становится клейкой и влажной, покрывается урановой изморозью. Только от одного упоминания этого имени. Подрезанное на кровосточной аорте сердце проваливается куда-то вовнутрь, на самое дно залипшего в прострации желудка. Nomen Est Omen**. Воистину. Подавляю инстинктивное желание поежиться и стараюсь говорить как можно более безразличным, будничным тоном. - Я не желаю больше ничего слышать об этом нацистском ублюдке. И, положа руку на сердце, очень надеюсь, что его послойно закатали в бетон. Или отправили кормить рыбок где-нибудь в Ист-Ривере… Видение серебристой текилы перед глазами слегка расплывается, мерцает в бокале водянистой, медузистой жижей. - Знаешь, детка, если бы я как-нибудь встретила Фишера на узкой дорожке, то самолично переломала бы его кости, – теплая, мозолистая рука опускается с оборотной стороны моей шеи и несильно сжимает, привлекая к себе, заставляя заглянуть сквозь завесу невозмутимых льдистых глаз, - Никто не имеет право так ломать людей… особенно близких мне, – тихонько добавляет она и невесомо ерошит волосы перед тем, как окончательно убрать руку. - Спасибо, Джин. Я знаю. Флегматично ссыпаю кристаллики соли на тыльную сторону ладони. Слизываю нарочито медленно и аккуратно, краем уха улавливая легкое шуршание кожи и мелодичный перезвон цепочек за спиной. - Ммм, вот это я называю настоящей порноэротикой! Подобная хищной, нуарово-черной птице в плотном, тошнотворно-сладостном тумане скуренной травки, Леди Диаманда торжественно выплывает из-за моей спины. Лоснится во тьме жемчужная россыпь накладных ресниц и тонкий мундштук эбенового дерева, картинно зажатый в эфемерных паучьих пальцах. Зажженная сигарета рвано освещает остроскулое, асбестово-бледное лицо Леди и черную эмаль густо подведенных глаз, похожих на иссохшие тушки жуков-скарабеев. Сегодня она - беспринципное и беспощадное вамп. В длинном виниловом платье со вздыбленным, оборванным подолом в стиле Эльвиры – Повелительницы Тьмы. Поверх блескучей, отражающей ткани - эксклюзивный корсет-на-заказ из легкого серебряного сплава – шипованные спирали-бюстье, винтажные гроздья цепей и металлические ребрышки на идеально затянутой талии. Вампирский воротник эльвириного платья щедро усеян острыми десятидюймовыми кольями и растрепанным облаком иссиня-вороных перьев. Отдельные пряди чернушных волос выкрашены в сочный оттенок берлинской лазури. - Котенок, здрравствуй! Ты просто отлично смотришься! Где там твоя фотокамера? Будь паинькой, повтори свое сексуальное пиршество еще раз… для Леди. Отрицательно качаю головой и одним махом заглатываю текилу, пытаясь игнорировать плотоядно нависшего надо мною грифа, пускающего в атмосферу ровные узоры дымных колечек. - А если я оболью свои бедра шоколадным сиропом? Распутная Домина продолжает дразнить, бессовестно и артистично, слегка прикусив кровавыми губами длинный накладной ноготок. Впрочем, как и обычно. Леди Диаманда - чувственный и заядлый коллекционер плоти до мозга костей. Это вполне в репертуаре блистательной Госпожи – не пропускать мимо себя ничего прямоходящего и в меру аппетитного, будь то кожаные штаны или строгая школьная юбка, искристые складки вечернего платья или унылый сланцевый костюм работяги-сантехника. Хочется засветить ей средним пальцем аккурат в густо напомаженный глаз… Однако вместо этого я молча демонстрирую ей язык – еще влажный и липкий после крепленого напитка. - Шоколадный сироп, говоришь? Думаю, по такому случаю я призову Гаса с улицы. Он куда больший сладкоежка, чем я. - У нашего охранника, между прочим, замашки настоящего педофила-стахановца… И в его вкусе как раз такие детские милашки-мордашки, как у тебя. Мне бы хотелось произнести слово «вытрахать»… Но ты ведь его не любишь, верно? Пальцы Леди медленно тянутся к колючему полукружию корсета и достают из потайного кармашка невзрачный пластиковый пакетик. Леди ссыпает его содержимое прямо на барную стойку и аккуратно ровняет дорожку замызганной десятидолларовой купюрой. Наклоняется к полированному дереву и шумно втягивает в себя кокаиновую пыльцу. - Присоединяйтесь, - поводит худыми, костлявыми плечами. - Нет уж, спасибо, – ну не хочу я быть зависимой, да к тому же засорять собственные мозги этим сраным клубным порошком! А у Джи спортрежим, тренировки по боксу и слегка истеричная подружка после жесткого курса реабилитации. С которой она непременно попытается создать семью. Нет, она не человек Темы. Возможно, с первого взгляда этого и не скажешь, но Джин самая натуральная и донельзя влюбленная ваниль. - Знаешь, Кэти, даже твоя паранойя не может быть столь затяжной. Это жрет и вытачивает тебя изнутри, под самый корешок. Ты – комок сгущенных нервов, дорогая. Ну вот, Леди опять примерила на себя маску сурового родителя и продолжает тянуть всуе свою бессмысленную и беспощадную волынку. Сказание о долбанном «белом бычке» на новый лад. - Да-да, конечно. «И дождь не может длиться вечно***». Спасибо, Ди. Вот только я предпочитаю искать немного иные пути для самореализации. И у меня их тьма тьмущая, просто поверь. - Малыш, тебе все равно, рано или поздно придется вытащить себя наружу. Из этой гребанной раковины, куда ты наглухо заточила себя. Ты утопила все ключики в водопроводной клоаке, похоронила старину шляпника, прикинулась недееспособной Алисой… - Мой шляпник разложился еще до церемонии погребения, связка костяных ключиков оказались лишь матричной подделкой не более, а сама Алиса... У Алисы переломаны кости, и в своем хрустальном гробу-на-золоченых-подвесках она чувствует себя как никогда целостной и защищенной. Понимаешь? Ведь она отвоевала его, потом и кровью у одной известной сказочной принцессы… - Знаешь, Кэти, иногда я не понимаю, кто из нас сидит на коксе - ты или я. Зато я знаю имена некоторых проверенных Господ, которые смогли бы помочь тебе… - Ди, ненаглядная… Я тебя, конечно, очень люблю, уважаю и далее по списку… Вот только твои Домы-протеже мне нужны точно так же, как мертвому ежу футболка! - Котенок… Ты - само очарование, особенно, когда злишься. И все – таки я позволяю тебе слишком многое, - глаза Леди заметно щурятся, гипнотизируют и индевеют, становятся похожими на застывшие очи-без-век притаившейся в траве гюрзы, - ты могла бы принять свою позицию в Теме как должное, вместе с тем ловить запредельный кайф и получать солидные дивиденды… Но нет – продолжаешь сопротивляться, вьешься, как полоумный уж на сковородке. Безусловно, в этом есть своя прелесть, да… Однако желаниям, а тем более человеческим, тоже есть свои пределы. Мастер Грейсон, федеральный судья из куинсовской Верховной Палаты. Ты ведь помнишь его, не так ли? Он еще полгода назад положил на тебя глаз. И все еще ждет… - Это тот самый унылый боров, у которого голова похожа на подпорченную брюкву? А изо рта на добрый километр воняет чесночным стейком и бобовыми! Мне казалось, что я вполне доступно объяснила этому мажору, что может случится, если он продолжит свои вонючие поползновения… И даже шокером перед его толстым носом помахала – ну так, для пущей убедительности…- ну что ж, распнет так распнет. После бокала текилы мне так тепло и радужно-фиолетово. Как говорится, баш на баш, искренность за искренность. - Блядь! Ну когда ты уже поймешь, что твой непробиваемый мазохизм - оборотная сторона сабмиссивности?! – ну вот, теперь слегка обдолбанная Леди яростно искрит незаземленными контактами и мечет глазами кривые молнии, не хуже исконного бога-громовержца Тора. - Ди, ну сколько можно?!... Ты опять мешаешь пресное с горьким! Ты словно восставший из гроба Макиавелли в юбке, делишь людей по сугубо личному принципу на тех, кто рожден управлять, и тех, кто создан подчиняться. Вот только мир вокруг ни хрена не линеен и не монохромен, понимаешь? И ярлыки одного замечательного мыслителя уже порядком устарели. Мне не нужен гребанный контроль и все эти ролевые игры в подчинение. Мне нужна... - Только боль, я знаю. - Хм… Непривычно говорить это, но… я думаю, на этот раз ты ошибаешься, Диаманда, - в нашу регулярную перепалку вступает Джин, привычно служа отменным громоотводом перед очередной ментальной склокой, - у нашей Кэтрин кошачий характер и повадки самого настоящего одичалого волчонка. Экземпляр особенный, если не сказать, уникальный. И хозяин ей нужен под стать. Скажу честно, я таких пока еще не знаю. Кошки гуляют сами по себе, и даже самый откормленный волк всегда смотрит в лес… И это не просто метафора. - Ладно – ладно… Я была слишком резкой, да? Ну извини, – Ди нарочито заботливо погружает в мои плечи наманикюренные, хищно загнутые когти, - Наверное, я слишком сильно давлю на тебя, но понимаешь, так надо! И я очень-очень сильно, аж до животного спазма внизу хочу, чтобы все вокруг получали удовольствие! Я как долбанный хиппованный Санта среди вас, и каждому хочу всадить… ну, вы понимаете - по хорошему, и не всегда образному подарку! Тебе, Джинджер, к примеру, парочку внеплановых уикэндов – ну, само собой, когда будет нужно… - Да уж, Санта… В лаковом черном костюме да с килограммом пыточных цепей в кожаном мешке… Вооруженный связкой наручников, арсеналом дивных плеток и безумными игрушками на батарейках… - Неужели тебе нужен другой? – спичечные, ловкие пальцы Леди оползают все ниже и ниже, крепким, костяным замочком сцепляются на бедрах. Затем Госпожа осторожно разворачивает меня лицом к себе и манерно целует в уголок губ, отпечатывая на коже влажный, липкий узор своей вампирической помады. Она пахнет крепленым шерри, луковичным потом и приторно-сладкими нотками парфюма Москино. А еще – вишневой смазкой и натертой парафином кожей. Губы Леди нежно путешествуют вдоль моего горла, шершавый, кольчатый язык осторожно ощупывает выпуклую яремную венку. А затем… точеные, мелкие зубки резко смыкаются на оголенной коже, выкусывая ее практически до крови… Стараюсь дышать не сбивчиво и ровно, в то время как мой поплывший рассудок медленно обволакивается воздушно-сахарной ватой. Хочется одновременно прижать к себе и грубо оттолкнуть ее нахальные вурдалачьи губы. Но меньше всего хочется демонстрировать свою слабость перед самой хищной и безжалостной Доминой современности. Поэтому в ответ я всего лишь смотрю на нее - предельно холодно и сдержанно. Как на сухую, безжизненную травинку, ненароком прилипшую к рукаву косухи. Ди пытается уловить отблеск ответной маниакальной жажды в моих зрачках… Заведомо безуспешно. Опьяняющее, наркотическое торжество в ее агатовых глазах сменяется искренней, почти что детской досадой. - Надеюсь, я доступно извинилась, Кэти. Если захочешь продолжения – буду ждать тебя в своем кабинете после закрытия «Плети». Леди стремительным движением разворачивается и уходит, плавно гарцуя облаченными в латекс бедрами. И в голове моей остается так мало слов… Одни сплошные восклицательные выражения. - Сволочь. - Да, я знаю, - Джин невесело усмехается и принимается изучать свои короткие ногти, - она все еще надеется, что ты купишься на боль. А когда говорит о тебе, ну и о нижних в целом, то постоянно упоминает голод…Скажи, наверное, это очень тяжело, да? - Да Джи. Более чем. Но знаешь, что может быть гораздо страшнее пресловутого голода? - ? - Воспоминания. Барменша привычно тянет т руку к бутылке початой Ольмеки. Выставляет передо мной еще один стакан и, почти не глядя, наполняет оба. - И что же мы делаем теперь, Джин? - Хороним твое прошлое, Кэтрин. Это – наши с тобой поминки по ублюдочному Фишеру, идет? Давай, одновременно, и не чокаясь… Ну вот и отлично. Молодцом. А теперь вали уже переодеваться, горе-подмастерье. «Плеть» открывается ровно через пять минут. Не смотря на нарочито грубые последние слова, она глядит на меня едва ли не ласково и проникновенно. И я внезапно понимаю, что на месте Лори вполне могла бы быть и я. Могла бы, но никогда не буду. По крайней мере, не в этом земном воплощении. Да и мысли подобные лучше и вовсе не прокручивать в голове – никогда-никогда. __________ * National Leather Association – реально существующая в Америке организация «любителей кожи» и сопутствующего БДСМ ** Nomen Est Omen (лат.) – «Имя - знамение» *** культовая фраза Эрика Дрейвена, фильм «Ворон». + немного саундтрэка – http://last.by/music/Die%20Laughing%20invocation - музыкальная тема города; https://www.youtube.com/watch?v=JctHdn6aWaU - BDSM-клуба «Плеть»