Обязанности австрийской горничной.

Покидая комнату для совещаний, Родерих боролся с желанием самым неблагородным образом зевнуть и потянуться. Он больше двух часов просидел на неудобном стуле, окруженный галдящими нациями. Это было очень утомительно, тем более что почти безрезультатно, несмотря на все попытки Людвига призвать всех к порядку. Родерих вздохнул. Как же он ненавидит эти встречи. – Эй, Артур! − Родерих обернулся при звуке знакомого голоса, как раз вовремя, чтобы увидеть Гилберта, повисшего на Англии, который, в свою очередь, зашатался под таким весом. Что, скажите на милость, он тут вообще забыл? Перестав быть нацией, Гилберт автоматически освобождался ото всех прилагающихся к этому статусу обязанностей. Однако он отказался понимать, как мир может функционировать без его блистательного присутствия, и несколько раз уже заваливался в конференц-зал, требуя всех поторопиться, потому что ему, видите ли, скучно одному. Закончилось все тем, что его перестали допускать, что он, по-видимому, также счел своим личным достижением, поскольку хвалился этим при каждом удобном случае. − Я иногда удивляюсь, ты настолько рад видеть меня, или пытаешься меня убить? − как раз говорил Артур висящему на нем Гилберту. − Я счастлив тебя видеть, − пояснил Гилберт. − Но, если я однажды тебя все-таки случайно убью, можно мне будет забрать Англию себе? Тебе ведь все равно больше не понадобится. Артур вздернул одну бровь, что само по себе было внушительным зрелищем, и, кажется, попытался сдержать улыбку. − Ну, думаю, кому-то все же придется о ней позаботиться, − ответил он. − Но только, если пообещаешь вернуть Британии ее былую славу. Начни с вторжения во Францию и все остальные мои неблагодарные колонии. И обязательно потопи пару кораблей Антонио − это традиция. Гилберт выпустил его из объятий, чтобы тут же с выражением чистой эйфории схватить за обе руки. − Клянусь! Я переименую весь мир в Пруссию! Он будет прекрасен. Артур рассмеялся над его энтузиазмом. Родерих, немного отрешенно наблюдающий за разговором, потряс головой и отвернулся, собираясь уйти, как услышал свое собственное имя, выкрикнутое тем же жизнерадостным голосом, что и английское − парой минут ранее. Он приготовился к аналогичному нападению, но Гилберт либо сдержался, либо не осмелился, потому что все, что он сделал − выскочил перед ним, загораживая путь и волоча за собой Артура. − Ты скучал по мне? − с надеждой спросил он. − Нет, − категорично ответил Родерих, наблюдая, как на лице Гилберта проступило возмущение. − Почему нет? − Требовательно спросил он. − Это со мной что-то или просто ты сегодня активнее, чем обычно? − поинтересовался он, проигнорировав вопрос. Гилберт немедленно заухмылялся. − Я просто предвкушаю сегодняшний вечер, − пояснил он. − Почему? Что такого будет сегодня вечером? − резко спросил Родерих. − Надеюсь, ты не планируешь напасть на одну из прибалтийских стран, потому что я не буду в третий раз спасать тебя от Ивана. Также, даже не думай снова объявлять войну Силенду. Просто прими, как факт, то, что ни у кого из вас нет армии; нельзя нападать на Питера, только потому, что он не может дать сдачи, и еще – в прошлый раз вы забрызгали мои полы морской водой. Далее… − Вообще-то, все, что мы планируем − просто пойти выпить вместе с остальными, − прервал Артур, с большим трудом пытаясь не рассмеяться над Гилбертом, который, похоже, слишком гордился перечислением всех его деяний, чтобы понять, что на самом деле его распекают. − О. Боже, /i> − Родерих состроил мученическую гримасу и прикрыл глаза. Когда Гилберт был пьян, могли произойти вещи и похуже вышеперечисленных. − Ты идешь с нами, − небрежно сказал Гилберт. Так небрежно, что Родерих рассеянно кивнул и открыл было рот, чтобы добавить, что пошлые звонки в два ночи он тоже не оценит, особенно, если пьяные бесстыжие речи будут разбавляться нецензурной версией национального прусского гимна, но вовремя осознал сказанное. Закрыв рот, он с жалостью посмотрел на Гилберта. − Ты и правда в это веришь? − Не волнуйся, я защищу тебя от Франциска, − заверил его Гилберт. Как будто не могло быть других причин, по которым Родерих не хотел идти с ними. − Но кто защитит меня от <i>тебя? − ответил Родерих. Прежде, чем Гилберт отреагировал, послышался еще чей-то голос. − Кто-то здесь произнес мое имя? − мягко промурлыкал Франциск, приближаясь. Гилберт, просияв, запрыгнул на француза точно таким же образом, что недавно − на Артура. Родерих раздраженно подивился, почему любая нация, кроме него приветствовалась с таким энтузиазмом. Не то, чтобы он хотел, чтобы его так же душили. Просто было любопытно. − Франциск! − завопил Гилберт, − я по тебе так соскучился! Не звонишь, не пишешь… − Вообще-то, мон шер, мы виделись три дня назад, − ответил явно позабавленный француз. Гилберт уставился на него с изумлением, превратившимся затем в задумчивость. − А, точно, − глубокомысленно сказал он, игнорируя протянутую для рукопожатия ладонь Франциска. Родерих передернулся. − Людвиг тоже идет, − внезапно сказал Артур, и Родерих с готовностью повернулся к нему. − Так что ситуация не должна слишком уж выйти из-под контроля. Или хотя бы не так быстро выйти. У тебя будет достаточно времени сбежать, прежде чем кто-нибудь начнет танцевать нагишом на столе. − Кто-нибудь − это ты или Гилберт? − поинтересовался Родерих. У Артура хватило совести изобразить смущение. − Зависит от того, кто из нас быстрее разденется, − признался он. Отрицать очевидное не было смысла. Обе нации славились своим поведением в нетрезвом виде. Вообще-то слава Артура начиналась с заглавной буквы «С», но Родерих подозревал, что это только потому что трезвым Артур был куда более вменяемым, в то время, как Гилберт мог откалывать непревзойденные по идиотизму трюки независимо от наличия алкоголя в крови. Поэтому образ разошедшегося Артура отпечатывался в памяти сильнее. Все дело было в шокирующем окружающих контрасте. − А еще, если ты не пойдешь, он, скорее всего, закончит веселье тем, что вторгнется в твой дом и отрубится у тебя на крыше, − прибавил Артур. − Ты хотя бы выяснил, как он забрался туда в прошлый раз? − Нет. Он так и не вспомнил, − вздохнул Родерих. Подумав пару мгновений и взвесив за и против, он решил уступить. − Ладно, я пойду. Но только на пару часов! Кажется, это будет меньшим из двух зол. Хотя Гилберт был в тот момент занят оживленной беседой с Франциском, он, должно быть, каким-то образом почувствовал его настроение, потому что сразу подскочил, буквально вибрируя от возбуждения. − Я знал, что ты согласишься, − самодовольно заметил он. Как будто это он убедил Родериха безропотно принять свою судьбу. Собственно, он и впрямь был причиной тому, что Родерих предпочел провести пару часов в баре с пьяным Гилбертом, нежели безуспешно пытаться выпихнуть пьяного Гилберта из своего дома. Не говоря уже о том, как трудно найти лестницу, доставшую бы до крыши. − Незачем так опасаться, − успокаивающе пропел Франциск. − Мы о тебе позаботимся. − О да, − с энтузиазмом подхватил Гилберт. − И если проснешься завтра и поймешь, что ничего не помнишь, а болит совсем не в том месте, в каком должно − не беспокойся, это нормально. Он одарил Родериха лучезарной улыбкой. Стоявший позади Франциск плотоядно облизнулся. Родерих подумал, что принятое им решение было очень, очень неправильным. − Хорошенько смотри за своим стаканом, − пробормотал над ухом Артур. Ночь будет долгой, устало подумал Родерих. Очень долгой. Тем же вечером Гилберт вломился к нему в дом примерно без десяти восемь. Осмотревшись в холле и не обнаружив там свою цель, он взбежал по лестнице, ворвался в спальню Родериха, не утруждая себя стуком, и уставился на хозяина дома. – Не возражаешь, что я раздет? – рявкнул Родерих, отбрасывая на кровать рубашку и скрещивая руки на обнаженной груди. «Наитупейший вопрос на свете», - мимоходом подумал Гилберт. – Ээ…нет? – ответил он. Родерих поднял бровь, придавая лицу выражение «выметайся, я переодеваюсь», в ответ на что Гилберт прикрыл за собой дверь спальни и невинно улыбнулся, всем своим видом как бы говоря «это ничего, я не против. Собственно, я всеми конечностями за то, чтобы ты снял штаны» Вздохнув, Родерих взял с полки свою самую неофициальную рубашку, темно-зеленого цвета, и постарался не обращать внимания на ощущение сверлившего спину взгляда. Подумав, что было крайне неблагоразумно поворачиваться спиной к Гилберту, будучи полураздетым, он развернулся обратно и обнаружил, что ощущение пристального взгляда было спровоцировано именно таким взглядом. Попросту говоря, Гилберт пялился. Австриец начал торопливо застегиваться. – Так куда именно мы идем? – попытался он отвлечь Пруссию, а заодно и вернуть в атмосферу спальни хоть толику нормальности. – В бар, где мы частенько бываем, – начал Гилберт, не отводя взгляда от пальцев Родериха, переходящих от одной внезапно ставшей скользкой пуговицы к другой. Запнувшись, Родерих поднял на него взгляд. – Есть такие бары, куда вас пускают во второй раз? – потрясенно спросил он. Гилберт, наконец, посмотрел ему в глаза. – Ну, мы покупаем много выпивки, – хмыкнул он. – Я имею в виду, по-настоящему много. Это недешево. И потом, мы не устраиваем разборок, когда нас выкидывают после того, как мы хорошенько наклюкаемся – все равно куда интереснее устроить драку на улице… Он замер, увидев, как Родерих пытается незаметно расстегнуть брюки. Этого внимания оказалось для австрийца чересчур. – Может, хватит уже подглядывать? – не выдержал он. В то время, как обычно он спокойно мог переодеться в чьей-либо компании (при условии, что этот кто-то также был мужского пола), с Гилбертом это было похоже на приватный стриптиз. Гилберт всего был немного, скажем так, извращенцем, свойство, которое, по мнению Родериха, он подцепил в результате тесного общения с Франциском, но в последнее время что-то…изменилось. Со времени того…инцидента на диване, месяц назад, между ними установилось напряжение, и даже Родерих не мог притвориться, что не знает, какого рода было это напряжение. Он пытался этого не замечать, но не получилось. Были и другие, мелкие изменения: то, как Гилберт временами на него смотрел, искры, которые оставляли на его коже случайные прикосновения, учащение пульса при виде этой плутоватой ухмылки. Самым странным было то, что он до сих пор не выгнал Гилберта прочь из своей спальни. − Если не перестанешь таращиться, я никуда не пойду, − объявил он, скрещивая руки на груди и молясь про себя, чтобы расстегнутые брюки с него не свалились. Гилберт надулся, но все же неохотно пересел на другой край кровати, так, чтобы оказаться к нему спиной. − Доволен? − Больше, чем минуту назад, − подумав, признал Родерих. Гилберт смотрел, как закат за окном окрашивает облака в оттенки розового и прислушивался к звукам за спиной. Представлять себе действия Родериха, основываясь на доносящемся шуршании, оказалось, как ни странно, более волнующим и чувственным, нежели на самом деле видеть это. Когда ему было разрешено повернуться, Родерих, в отглаженных бежевых брюках уже аккуратно складывал снятую одежду на стуле. Теплые лучи заката, косо падающие на него из окна, золотили его кожу и волосы. У Гилберта дух захватило. А еще та его ипостась, что думала не головой, решила, что австриец просто суперсекси. Впрочем, он всегда таким был. Когда Родерих запирал входную дверь, Гилберт тихонько встал так, чтобы, обернувшись, австриец оказался зажатым между ним и закрытой дверью. Воспользовавшись секундным замешательством, пруссак наклонился и быстро поцеловал его в губы. Родерих оттолкнул его и инстинктивно поднял было руку, чтоб вытереть рот, но остановил ее на уровне груди, не уверенный, как поступить. − Я же сказал тебе перестать, − произнес он, но в его глазах Гилберт увидел нечто совсем иное. Родерих, похоже, и сам не осознавал, сколько жажды было в его глазах, когда он смотрел на Гилберта в такие моменты. Было так трудно сопротивляться желанию подавить это сопротивление и превратить его в звуки ободрения и наслаждения, но сейчас время пока не настало. Настанет, скоро, Гилберт был в этом уверен. У него был План. Они взяли такси до центра, где конечный пункт их назначения стоял в одном ряду с другими барами, пабами и клубами. Сквозь распахнутые двери на улицу вырывались потоки разнообразнейшей музыки, и, смешиваясь, образовывали пульсирующий фон. Гилберт мгновенно влился в атмосферу, а вот Родерих почувствовал себя не в своей тарелке, сразу, как только отъехало такси. Он безотчетно придвинулся ближе к Гилберту, который это заметил и, положив руку ему на плечо, ободряюще сжал. − Сюда, − коротко сказал он, ведя Родериха к одному из баров в сплошном ряду увеселительных заведений. В другой ситуации Родерих давно стряхнул бы чужую руку со своего плеча, но сейчас это прикосновение успокаивало, поскольку было единственным ощущением в пугающем мире пятничного веселья. Когда Гилберт, перешагнув порог, отпустил его, Родерих как будто потерял путеводную нить. Определить местонахождение остальных европейских наций оказалось нетрудно. Стол, за которым они сидели был уже заставлен бокалами с вином, пивными кружками и чем-то неопознанным, что пили Артур и Антонио. Родерих бы поставил всю Австрию на то, что это была не просто кола. По одну сторону стола стояла мягкая скамья, на которой между англичанином и испанцем вольготно расположился Франциск, небрежно закинув руки на спинку позади них. Позой он до зубной боли напоминал сутенера. Судя по выражению лица Артура, француз в данный момент был занят приставанием к англичанину, Антонио же мило болтал с сидящим напротив Ловино. На стуле рядом с братом обнаружился Феличиано, принимающих в беседе оживленное участие, рядом сидел Людвиг. Он-то и заметил новоприбывших, махнув им рукой. − Ты иди сядь, − сказал Гилберт, − а я принесу выпить. Его невинный тон встревожил и без того чувствовавшего себя неуютно Родериха. Поймав почти ускользнувшего по направлению к стойке Гилберта за рукав, австриец подчеркнул: − Я буду красное вино. Гилберт разочарованно вздохнул: − Что-то ты слишком быстро сориентировался. Родерих сел рядом с Людвигом, чувствуя себя неловко, от того, что увидел столь знакомые лица в настолько неформальной обстановке. Восторженный до неприличия взгляд Франциска настроения ему не прибавил. − Ах, Родерих, я так рад видеть тебя! − живо прощебетал он, − Ты выглядишь просто très beau. − Спасибо, − осторожно ответил Родерих. Франциск хмыкнул. − Необязательно так пугаться, mon cher, я не кусаюсь. Половина присутствующих за столом прервала разговоры, чтобы недоверчиво на него воззриться. Артур хмыкнул. − Любой, кто после встречи с тобой отделается всего парой укусов, достоин называться счастливчиком, − сухо констатировал он. Франциск мило улыбнулся и выдал предложение, услышав которое Родерих яростно покраснел. Сквозь овладевший им шок, австриец мог только удивляться, как можно было сохранять на лице такое безмятежное выражение, одновременно делая на публике настолько бесстыдные замечания. Артур невозмутимо отпил из своего бокала, прислушиваясь к словам Франциска. − Возможно позже, и не с тобой, − ответил он, наконец. Родерих почувствовал к нему искреннюю симпатию. Никто не заслуживал общаться с Франциском так долго, чтобы успеть привыкнуть к подобным выражениям. Австриец все еще сидел, с ужасом уставившись на француза, когда перед ним со звоном был поставлен бокал с вином. Гилберт придвинул к нему свой стул, что было совершенно необязательно, сел и, одним глотком опрокинув в себя полкружки, удовлетворенно вздохнул. На Родериха медленно снисходило осознание того, что ближайшие два часа ему придется провести в таком положении. Это было на целую вечность дольше, чем он мог выдержать. Первый час и вправду тёк, как патока, вязкая и тягучая, она тащила Родериха за собой со скоростью улитки. К половине девятого абсолютно трезвыми оказались только Людвиг и он сам, хотя стоило упомянуть, что Гилберт тоже был только слегка навеселе. Кажется, он и пил меньше обычного, возможно, это было только на пользу Родериху. Артур еще сохранил остатки достоинства, что было странновато, но опять же − вечер только начинался и времени, чтобы наклюкаться в зюзю было хоть отбавляй. К чему спешка? − Ве, ве, − Феличиано возник из ниоткуда рядом с Родерихом. − Мы с Ловино, Антонио и Людвигом собираемся в клуб тут недалеко. Идете с нами? Ни Людвиг, ни Ловино не выглядели особо вдохновленными этой перспективой, сквозь пелену ужаса отметил Родерих. Бар он еще мог пережить, но, если его затащат в клуб, он просто помрет на месте. Поэтому отказ остальных троих приглашенных стал для него огромным облегчением. − И вот нас осталось четверо, − высказался Франциск, когда половина наций покинула их. − Похоже на…как это говорят? Двойное свидание, да? − Он плавно сдвинулся по скамейке, до тех пор, пока от него до Артура не остался какой-то дюйм. Англичанин немедленно поднялся и демонстративно пересел на стул рядом с Гилбертом. − Ты так жесток, − вздохнул Франциск, отнюдь не выглядя расстроенным. − Тогда у нас получается одна пара и одна неразделенная любовь. Артур фыркнул, Родерих встрепенулся. − Мы с Гилбертом не пара, − резко сказал он. Франциск изобразил кроткое удивление. − Правда? А я слышал об одном интересном инциденте, имевшем место в прошлом месяце. Родерих метнул убийственный взгляд в сторону Гилберта, который старательно отводил глаза и пытался сделать вид, что он тут ни при чем. А следующий вопрос Франциска и вовсе развеял все раздражение австрийца, погрузив его в который раз за сегодня в состояние шока. − Вы хотя бы переспали? − Полюбопытствовал француз. Родерих резко развернулся, немо уставившись на француза и заливаясь краской до затылка. − Разумеется, нет! − Выдавил он, наконец, решительно мотая головой. − Но почему? − Изумленно спросил недоумевающий Франциск. − Потому что…− Родерих собрал разбегающиеся мысли в кучку и еще раз попытался построить предложение. − Потому что Гилберт меня в этом смысле не привлекает, − соврал он, тщательно не глядя вправо. Лучше бы он выпил больше; возможно, тогда бы ему удалось обмануть себя, доказав, что он не заметил, как плотно прилегает к телу Гилберта простая черная футболка, обрисовывая упругие мышцы. А если он и смотрел украдкой на разрезы на коленках джинсов пруссака, то исключительно из любопытства − понять, дань ли это моде, или месть Елизаветы, попытавшейся разделать предмет одежды напополам. И то и другое было одинаково возможно. Он снова украдкой посмотрел на Гилберта, оценивая его мускулатуру. Ну да, на одежду Родериху все-таки наплевать, чего уж там. Черт. − Так, стало быть, он не привлекает тебя в ни в романтическом, ни в физическом смысле? − На этот раз интересовался Артур, ставя локти на стол, подпирая подбородок рукой и перегнувшись через Гилберта, чтобы заглянуть Родериху в глаза. − Ни в каком, − подтвердил Родерих. Ложь была настолько ощутимой, что оставила на языке неприятный привкус. Он вздрогнул, ощутив исходившие от Гилберта волны обиды. − То есть, тебе не хочется, к примеру, чпокнуть его? − уточнил Артур. Блеск в его глазах, хоть и нечитаемый, все равно не сулил ничего хорошего. Торопливо перебрав в памяти запас английского сленга, он неуверенно перевел «чпокнуть», как «поцеловать» − Нет, − осторожно ответил он. − То есть, если его чпокну я, тебе будет абсолютно по барабану? − с готовностью подхватил Артур. Родерих почуял недоброе, но ловушка уже захлопывалась. Франциск, внезапно очень заинтересовавшийся разговором, подобрался поближе, выдавая в себе опытного вуайериста. − Чего? − слабо вякнул он, но Артур и не дожидался ответа. Родерих сквозь застилающие сознание эмоции, варьирующиеся от «объясните, что тут происходит!» до «только попробуй его поцеловать, ублюдок, и я потоплю весь твой убогий островок», смотрел, как Артур, взяв Гилберта за подбородок, повернул к себе и наклонился, примериваясь… Родерих вскочил, едва не опрокинув стул. Руки, отметил он краем сознания, тряслись от ярости. Артур остановился в паре сантиметров от губ Гилберта и отстранился, убрав заодно и руку от его лица. Подняв на Родериха лукавый взгляд, он приподнял бровь. Австрийца озарило, к сожалению, слишком поздно: Артур, не собираясь никого целовать, искусно спровоцировал реакцию, на которую и рассчитывал. Облегчение, однако, подбросило дров в пылающий костер его гнева, и взгляд австрийца незаметно переменился с «руки прочь от моего мужчины» на «что ты, мать твою, творишь» − Мне нужно выпить, − холодно сказал он, и удалился по направлению к стойке. Артур удовлетворенно смотрел ему в спину. − Он так тебя хочет. Гилберт перевел на него благоговейный взгляд. − Да. − Вы двое могли бы продолжить, − с надеждой предложил Франциск, и был со всей ответственностью проигнорирован. Тем временем, Родериху с легкостью удалось привлечь внимание бармена, поскольку люди у стойки, разглядев выражение его лица, сами охотно расступались, пропуская его. − Знаете тех троих? − Родерих кивком указал в сторону своего стола. − Англичанин, француз и пруссак. − Еще бы, − ответил бармен. − Они мне половину выручки обеспечивают. − Значит, вы меня поймете, − решительно сказал Родерих. − Я должен просидеть рядом с ними еще час. Я не очень-то разбираюсь в алкогольных напитках, поэтому просто дайте мне что-нибудь достаточно крепкое, чтобы я пережил этот час. Похоже, бармен действительно знал эту троицу, судя по полному сочувствия взгляду. Из такого количества бутылок, что Родерих сбился со счета, мужчина смешал нечто странное, добавив в смесь какой-то фруктовый сок. Результат получился неестественного зеленовато-голубого цвета. После нескольких секунд пристального разглядывания, Родерих залпом опрокинул в себя подозрительную жидкость. Горло опалило и голову сразу повело, но, благодаря фруктовому привкусу он сумел с собой справиться…. Не обращая внимания на взгляды окружающих, он брякнул бокалом о стойку. − Еще один. Озадаченный бармен молча кивнул, определив в нем человека, которому все равно незачем сохранять трезвую голову. − Этот лучше выпить за столом. И на этот раз чуть помедленнее. Когда Родерих вернулся за стол, в его бокале еще оставалось добрых три четверти коктейля. Франциска среди сидящих не было. Поблизости его тоже не наблюдалось, но, так как за соседним столиком обнаружилась группа привлекательных молодых женщин, француз, по всей видимости, просто пошел освежиться, а не приставал к кому-нибудь в ближайшей подворотне. Воспользовавшись его отсутствием, Родерих демонстративно сел на незанятую скамью. Гилберт с любопытством уставился в его бокал. − Это что? − Понятия не имею, − признался Родерих. Артур окинул бокал задумчивым взглядом. − Чувствуется привкус ананаса? Глотнув еще, Родерих попытался распознать во вкусе, хоть что-то близкое ананасу, но горькое алкогольное послевкусие перебивало все остальные. − Возможно… Артур кивнул, подтверждая свои подозрения. – Тебе лучше не знать, что это, – сказал он. Родерих сделал еще один длинный глоток и в леденящей душу тишине прочувствовал весь эффект употребления двух коктейлей подряд в течение нескольких минут. Тем более, что он никогда не пил более одного-двух стаканов вина за раз, и его тело совершенно не привыкло к такому обращению. Реальность слегка набекренилась. – Э, Родерих? – внезапно напомнил о себе выглядящий необычно неуверенным Гилберт. – Ты сердишься на меня? Родерих перевел на него удивленный взгляд. Разве и так не понятно? – У меня нет ни единой причины не сердиться на тебя, – ответил он. – Что это вообще значит? – Обиженный тон Гилберта еще больше взбесил австрийца. – Ну, давай-ка поглядим, – саркастически начал Родерих. – Ты все время вламываешься ко мне в дом и не уходишь, пока тебя не выкинут силой, ты ломаешь все, что попадается тебе под руку, ты впутываешься в неприятности, выручать тебя из которых приходится мне, ты оставляешь за собой бардак, который я потом убираю, не говоря уже о… – Все-все, я понял, – Гилберт вскинул руки, признавая свое поражения под потоком обрушенных на него обвинений. – Если тебе и вправду так не нравится, что я прихожу к тебе в гости, почему бы нам не заключить сделку? – Какую? – подозрительно спросил Родерих. – Раз уж мы в баре, давай сделаем так: устроим соревнование, кто кого перепьет, и если ты победишь, я целый месяц не буду приходить к тебе и не буду тебе надоедать. – А если ты победишь? – Если я…помнишь как я сказал, что собираюсь завоевать Австрию и сделать из тебя свою горничную? Родерих прищурился. Неужели Гилберт думал, что он сможет забыть этот день? – Помню, – неохотно признал он. – Так вот, если выиграю я, я поселюсь в твоем доме на неделю, а ты в качестве моей горничной будешь исполнять все мои приказы! – самодовольно объявил Гилберт. Будь Родерих хоть чуточку менее пьяным и сердитым, он бы просто категорически отказался. Вообще-то, он бы высмеял одну идею о подобном состязании с Гилбертом, потому что любой дурак понял бы, к чему это приведет. К несчастью, бродивший в крови алкоголь побуждал его стереть с лица Гилберта эту наглую ухмылку. Он кивнул. Гилберт оскалился. – Отлично, – Явного коварства, прозвучавшего в его голосе, Родерих попросту не заметил. Вернувшийся в этот момент Франциск обнял Артура со спины, практически повиснув на нем. – Что происходит? – Полюбопытствовал француз. Артур, повернув голову, вполголоса быстро объяснил ему ситуацию, слишком увлеченный происходящим, чтобы двинуть его локтем под ребра. – Мы будем заказывать и выпивать под одной порции того, что ты только что выпил, до тех пор, пока на ногах не останется один из нас, – объяснил Гилберт, игнорируя остальных. – Проиграет тот, кто отключится первым. Переместившись к стойке, они заняли два соседних стула. Артур приподнялся, чтобы лучше видеть, подняв вместе с собой заодно и Франциска. Англичанину, похоже, было уже все равно, и француз с удовольствием пользовался ситуацией. Бармен поставил на стойку первую пару бокалов, их тут же осушили. Родериху и в голову не пришло, что он уже выпил две порции этой ярко раскрашенной гадости, которая была намного крепче, чем выпитые Гилбертом несколько кружек пива. Впрочем, считать все равно не имело смысла, поскольку Гилберт был признанным лидером по потреблению смертельных доз алкоголя в один присест без каких-либо серьезных последствий. После третьего захода вокруг них собралась небольшая толпа зевак, а Родерих цеплялся за стойку, чтобы не свалиться со стула. Когда перед ними оказалась четвертая порция, Родерих лишь вяло подивился тому, как можно легально продавать такое количество…чего бы там ни было. Пригубив бокал, он не смог заставить себя проглотить коктейль с прежней скоростью, поэтому просто влил его в себя, едва ли ощутив вкус. Ему было как-то…плоховато. Пустой бокал со стуком опустился на стойку. Через пару секунд там же оказалась голова Родериха. Гилберт победно улыбнулся поверх края своего бокала. Первая фаза Плана была успешно завершена.