Дурное дело

Тайлер обзавелся новыми приятелями. Тот самый парень, в рваной рубашке, оказался порядочным малым. Его отец пьяница, а матери нет. Он сбежал с фермы родителей в десять лет, и с тех пор у него нет своего дома. Снимает комнату в конце улицы, у одной добродушной старушенции. Она кормит его и помогает, когда особенно туго. Тайлер спросил его, сколько ему лет, а тот спросил в ответ: - А на сколько я выгляжу? - Я бы тебе дал двадцать пять. - Мне семнадцать. Тайлер ошеломленно приотрыл рот. Пригляделся чуть получше и увидел, - да, парню никак не больше двадцати, и как он сразу не рассмотрел! - Ох, извини, братец... У меня проблемы с зрением. Знаешь, читаю под одеялом с фонариком, а это ужасно вредно для глаз. - У меня таких проблем не возникает. Больше они не разговаривали. А старик, который сказал, что у него дар, больше ему ничего приятного не говорил. Тайлер сомневался, был ли это комплимент в тот раз или нет. Пришёл к выводу, что тот просто завидует. Он завидует почти всем, потому как сам постоянно проигрывает. А если и выигрывает, то пропивает, хотя сам каждый раз обещает в периоды безденежья, что найдёт работу и бросит пить. Увы и ах, а дальше бутылки у него не заходит. Среди них была одна женщина. Её зовут Сунья. Она приехала в Лондон как туристка, но её ограбили, а полиция отказывается помогать "черномазой". Она очень хорошо играет, и постоянно грустная. Сунья говорит, что проституцией могла бы заработать себе на билет домой, но если она это сделает, то муж никогда её не простит. Тогда Тайлер спросил: - А где он сейчас, ваш муж? - Вероятно, в Стамбуле. - Он вас ищет? - Полагаю. - А почему же до сих пор не нашел? - Откуда мне знать, мальчик? - Действительно. Неоткуда. Вы извините мне моё любопытство. Кстати, кажется, вы победили... - из его ладони предательски скалилась невыгодная карта. - Поздравляю. - Тайлер, миленький, ты не поддался мне? Это очень на тебя не похоже. - Вы обо мне слишком хорошего мнения. Вот ваш выигрыш. Как жаль, я ведь как раз сегодня собирался купить домой новой посуды... - Можешь и потом вернуть, - мы же друзья, - забыл? - Нет, это было бы нечестно. Возьмите. Доброго вечера, миссис... - Даджиммалай. - Доброго вечера, миссис Даджиммалай. - Доброго, Тайлер. Удачи тебе на экзаменах в среду! - Спасибо. Его жизнь проворачивала все таким удивительным образом, что Тайлер почти-почти пришёл к выводу, что от правды один вред, а от вранья - польза. Правда, с ним и потом случалось немало всякого, но в глубине души мальчик был убеждён в ценности фальши, чудесах дипломатии и уродливости истины. Через полгода несчастная женщина улетела домой. Перед самым своим вылетом она долго обнимала Тайлера, поливая его рубашку горькими слезами, а потом сказала вот что: - Никто и никогда не был так добр со мной. Я не имею в виду, что моя жизнь была тяжёлой и полной лишений, но именно твоя доброта и есть настоящее милосердие. Думаешь, я не догадывалась? Все я прекрасно понимала. Спасибо тебе. - Я хорошо знаю женщин, миссис Даджиммалай. Вы бы никогда не приняли денег, если бы я предложил их открыто. Её милая, кроткая улыбка, словно бы говорившая: "да, ты прав, мой мальчик, я ничего-ничего не могу с собой поделать", её добрые, смеющиеся глаза, да последние слова перед полетом, - вот и все, что запомнил Тайлер. Навсегда. Ещё был один мальчишка, бледный, с темными лохматыми волосами и карими глазами. Он был чем-то похож на Тайлера, быть может, прической, а может и манерами. Было ему около двенадцати. Огрызался, язвил и когда кто-то прикасался к нему, то всегда говорил: "Убери руки" - ледяным, напряженным голосом. Его прозвали Волченком. Тайлер как-то с ним разговорился, что было удачей, потому как был он парнем молчаливым. Оказалось, что тот сбежал из приюта и решил начать новую жизнь. Новая жизнь не наладилась, а в приют ему возвращаться стыдно. Кто-то рядом присвистнул и сказал: - Тебе есть куда возвращаться, а ты выпендриваешься, как девчонка. - Почему бы тебе не перестать подслушивать чужие разговоры, старый грешник? - Я старый, и скоро умру. Совесть моя умерла раньше меня, так что могу делать все, что хочу. - Вовсе не обязательно было дожидаться старости, циничная ты скотина. Да ты и не дожидался. - Ты его знаешь? - спросил Тайлер. - Понятия не имею, кто этот кретин. А что? Тайлер молча усмехнулся. Эти двое могли часами вяло переругиваться, но никогда не здоровались и даже не знали имён друг друга. Это был славный малый; он вызывал уважение. Нищий сирота, он прочел за свою жизнь книг больше, чем более-менее благополучный Тайлер. Знал ругательства на пяти языках, умел лазить по деревьям совершенно бесшумно и никогда не ругался при женщинах. "Даже при старых", - сказал Волченок сам однажды. "Им небось тоже неприятно, когда при них это дело делается. В конце концов, они ведь тоже когда-то были юными и хорошенькими". Тайлер в который раз подивился логике своего приятеля. Обобрать девочку-ровесницу до нитки, жульничая во время игры, он мог себе позволить, а вот ругнуться при ней - нет. Каждый раз, когда он приходил в это место, сердце его сжималось. Он смотрел на пьяных мужчин, плачущих женщин и маленьких, озлобленных, жалких детей... Нет муки сильнее, чем осознание того, что ты ничем не можешь помочь, пусть даже хочется этого почти физически. А потом он приходил домой, ел суп без мяса и благодарил Бога, в которого не верил.