Паутина Белого Паука. Источник.

Что было дальше, Ева помнила и не помнила. Воспоминания смазались, утратив порядок и четкость, словно время сошло с ума и раздробилось, в чем-то ускорившись, где-то увязнув. Она тонула в новых для себя ощущениях – ярких, как вспышки фейерверка, ослепляющих. Это был полет в небеса и падение в бездну, мучительная боль и томительное удовольствие, нереальный сон и сбывшаяся явь – так много всего и сразу, что Ева захлебывалась в своих чувствах, вязла в хаосе мыслей. Тело ее горело, словно в бешеной гонке, и лишь лицо Исаии, хмельное от страсти, восторга и неверия, лишь острое, тугое ощущение наполненности им, будто открытие нового мира – лишь это держало и не давало Еве забыться. Уже после вернулся рассудок и, ее, лежавшую в руках брата и любовника, прошил ледяным лезвием ужас. Что же они натворили? Ева поймала себя на мысли, что таращится в стену бог знает сколько времени. Она лежала на боку, подобрав колени к груди, головой на плече Исаии. Кожа его была теплой от крови, взятой из нее. Сама Ева, напротив, испытывала холод. Моргнув, она потянулась за простыней, но Исаия перехватил ее руку, заключив в объятия. - Я тебя согрею. Не закрывайся. - Почему? - Хочу смотреть на тебя. Ева осторожно перевернулась в его руках – изможденное тело протестовало против любого движения – и оказалась лицом к лицу с братом. - Зачем? - Ты прекрасна. Приятные слова, но у Евы они вызвали скептичную усмешку: - Прекрати. - Что? - Я вся в синяках. - И что? - И я не прекрасна, - буркнула Ева. – Симпатичная – еще может быть. - Ты серьезно? – удивленно рассмеялся Исаия, в изумлении даже приподнявшись на локте. – Твой бывший не говорил, что ты красива? Ева посмотрела на брата и пожала плечами: - Ладно, это неважно. - Ты красива. - Как скажешь. - Ты мне не веришь? – поднял он брови. Ева не ответила. Вместо этого она протянула руку и осторожно коснулась его груди, провела пальцами по твердым мускулам. - Так странно: никогда не думала, что буду касаться тебя вот так, - пробормотала она удивленно. Ее слова вызвали у Исаии улыбку. Но улыбка эта быстро угасла, а сам он перевел взгляд сестре за спину. Ева обернулась и застыла: там, в двери, стоял Илья. … От выражения его лица Еве стало жутко: алчная радость в море злости и что-то еще, давящее во взгляде серых глаз, ей непонятное, от чего хотелось бежать. Будто Илья раздумывал над некой жестокой шуткой и ролями в ней для каждого. - Вы только посмотрите на себя! – осклабился он весело, закрыв за собой дверь. Ева вздрогнула и тут же потянулась за простыней, но оказалось, что та частично была под Исаией. - Отдай! – нервно шепнула она. Исаия приподнялся, не сводя внимательного, настороженного взгляда с близнеца. Непослушными пальцами Ева сгребла ткань к груди, отдернула край, прикрыв бедра, а потом и вовсе попыталась встать. Но не рассчитала силы и некрасиво растянулась, едва не свалившись с кровати. Илья должен был рассмеяться. В обычное время он уже хохотал бы над неуклюжестью сестры. Но когда Ева все же сумела сесть, подобрав под себя ноги, и подняла на него взгляд, то увидела в его глазах лишь иссушающую жажду и бурлящий гнев. - Теперь ты от меня прячешься? – спокойно, очень спокойно прозвучал его голос. Таким голосом говорят за секунды до срыва. Ева съежилась от этого голоса, от взгляда брата, полного болезненного вожделения. Даже сейчас, переполненный злостью, он хотел ее. Ева оглянулась за помощью к Исаие, но вдруг на ее подбородке сомкнулись ледяные пальцы Ильи, и сам он навис над ней грозовой тучей. - Смотри на меня! – прошептал он, но шепот этот был громче крика. - Остынь, Илия, - поднялся за спиной Евы Исаия. Он не стал ни притягивать сестру к себе в собственническом жесте, ни перехватывать руку брата – просто обнял ее за плечи. Ева оказалась зажатой между ними, не зная ни что сказать, ни что сделать. - Забыл, на чем мы условились? – понизил голос Исаия, и вновь Ева услышала раскатистые отголоски звериного рыка. Она чувствовала эту вибрацию – словно когтем провели по позвоночнику, словно там, за спиной, не ее брат, а огромный хищный зверь. Одно успокаивало: руки Исаии на ее плечах продолжали мягко поглаживать и ласкать кожу. Это могло означать лишь одно: он не поддался гневу, как Илья, и полностью себя контролировал. - И на чем же мы условились? – процедил Илья. - Нам нечего делить. Ева не поняла, о чем он. Однако на Илью слова Исаии возымели эффект: гнев ушел, и проступило изумление. Илья убрал руку от лица Евы и просто уставился на брата. - Нечего делить? Ты серьезно пойдешь на это? - А у меня есть выбор? Я не лишусь ее. - Как и я. - Вот именно. - Вы о чем? – нервно спросила Ева. Она догадывалась, но боялась оказаться правой. Илья молчал, и тогда Исаия развернул девочку к себе, ладонями обхватив ее лицо, вынудив смотреть ему в глаза, как до того требовал Илья. - Ты любишь меня? – спросил он. Ева моргнула, не понимая, к чему такой вопрос. Исаия улыбнулся ее замешательству и нежно погладил большим пальцем алеющую скулу: - Я всегда любил тебя. Всегда – как сестру. Мне и в голову не приходило, что однажды я буду бредить тобой. Но это случилось, - заключил он мягко. – Теперь я люблю тебя как женщину, и другой для меня не будет. Я хочу тебя, хочу твою любовь – на годы; на века, если повезет прожить так долго. - Исаия… - Поэтому скажи, ты любишь меня? Ева закрыла глаза, не выдержав его испытывающего взгляда. Но вопрос уже был задан, а у нее уже был ответ. - Да. Ева услышала, как шумно, с облегчением выдохнул Исаия. Он убрал руки с ее лица и, кажется, даже опустился на колени. От слабости и дезориентации она пошатнулась, но не успела открыть глаза, как Илья подхватил, обнял ее со спины, притянул к себе. Холодные ладони откровенно и бесстыже огладили бока, скользнули вверх, к грудям, но, так их и не коснувшись, спустились к животу, где и замерли. Ева с болезненной ясностью вспомнила, что сидит голая перед братьями, а бесполезная простыня давно сползла и прикрывает разве что ноги. - Я не такой правильный, как Изя, - усмехнулся Илья прямо в ухо зардевшейся девочке. – Признаю, меня и раньше посещали всякие мысли о тебе. Иногда, - Ева распахнула глаза и с возмущением повернула голову к брату, чтобы обозвать его, как минимум, извращенцем, но он воспользовался этим, поймав приоткрытый рот в поцелуй – глубокий и страстный, плотный до боли, до вновь открывшихся ранок на губах. Илья пил Еву, словно манну небесную, прижимал ее к себе – такую маленькую по сравнению с ним, такую теплую, такую сладкую – такую, что хотелось… - Никогда никого не любил – ни одну – только тебя, - выдохнул он задыхающимся от наслаждения голосом. – Скажи, что любишь меня. Скажи! А Ева вдруг поняла, к чему клонил Исаия. В какой-то момент близнецы договорились у нее за спиной. Договорились, что не будет никакого соперничества и никаких благородных уступок. Они решили поделить ее. Одна на двоих – если Ева не скажет обратного. Она облизнула саднящие губы. Неопределенность и пустая надежда на то, что все вдруг снова станет нормальным, измотали ее. - Люблю, - сказала Ева сдавленным, хриплым, как при простуде, голосом. Возможно, она и правда заболела, а иначе отчего еще вдруг встали дыбом все волоски на коже?