Паутина Белого Паука. Источник.

Для чего это все? – задавалась Ева вопросом. Ее красивое красное платье, ее собранные в косу волосы, открывавшие шею и проколотые уши? Для чего она корячилась на каблуках, в конце концов? Сладость поцелуя обернулась желчью на губах. Она горчила, рвалась выплеснуться ядовитыми словами, и все, что ее удерживало – онемение, вызванное поведением Ильи. Или словами Дафы Скифского? Ева запуталась. Она устала принимать решения. Почему Илья просто не мог выбрать ее? Потому что чувства к ней – это только «противоестественная одержимость»? Да даже если и так – Ева примет ее как любовь. Другую женщину только не примет. Там, сидя за столиком и наблюдая, как Илье что-то гневно шепчет его невеста, она вдруг осознала, что выхода, который ее бы устроил, нет. О, она могла бы в угоду обиде и чувству собственного достоинства отказаться от брата и гордо уйти в ласковые объятия Измаила. Князь мог дать ей все, чего она так хотела: беспредельную преданность, обожание на грани помешательства, поклонение. Кто из мужчин – живых или мертвых – мог дать ей такое? Только он. А сердце хотело Илью. Разум призывал довериться Исаие. Три пути, а выхода все равно нет. Кого бы Ева ни выбрала, она все равно потеряет, все равно проиграет. «Твое время бесценно», - сказал ей Измаил. Так что выбрать? От кого отказаться? Или, может, отказаться от всех и перестать себя мучить? Время бесценно. Ева поймала свое отражение в бокале и неуверенно улыбнулась. Дикая мысль, пришедшая в голову, манила и завораживала, пугала и вызывала смутный дискомфорт. Чужая жизнь, пришедшая к ней через сны, вступила в противостояние с ее собственной. Осторожность. Скромность. Приличия. Этика. С тихим вздохом Ева закрыла глаза. Надежда. Желание. Вызов. И эхо чужих слов, как обещание. - Ева? Ев, тебе нехорошо? – ласковое прикосновение, взволнованный голос. Ева открыла глаза. Илья сидел перед ней на корточках, заглядывал в лицо, и ничего кроме любви она в нем не видела. - Что с ней? – спросила Лариса у него за спиной без злости или раздражения. Что бы ни сказал ей Илья, ее это успокоило. Он дорожил Ларисой. Даже теперь дорожил. Что ж… - Ничего, - мягко улыбнулась ему Ева и, наклонившись, подарила краткий, легкий поцелуй в губы. От его удивления ей вдруг захотелось смеяться. – Я хочу прийти на вашу свадьбу. Глаза брата расширились от тревоги. - Конечно, приходи, - неловко откликнулась Лариса, озадаченная молчанием жениха. Илья сказал ей, что именно благодаря Еве он стал вампиром. Лариса пока не понимала, почему, но успела уже пожалеть о своем поведении в адрес девушки. Боже правый, она же действительно всего лишь сестра. К кому Лариса ревновала? – Прости, что я тебе гадостей наговорила. Это все… - Да, из-за беременности и стресса, я понимаю, - подхватила ее тон Ева, и непонятно было, искренна ли она или издевается. – Мой брат любого до стресса доведет. - Ев… Чувствуя в душе волнительное тепло вседозволенности, Ева обхватила голову Ильи и притянула его к себе, зная, что он не отстранится. - Ужасный у меня брат, - прошептала она не то ему, не то его невесте, и тут же выпустила брата из объятий, чтобы самой подняться из-за стола. Скинув неудобные босоножки, босая, она не спеша направилась на танцпол. - Странная она какая-то, - пробормотала Лариса, когда девушка отошла на достаточное расстояние. Илья едва ли ее услышал. Не отрывая глаз от сестры, он, как завороженный, поднялся на ноги и последовал за ней – за ее легкой, воздушной походкой, за ее красным платьем, едва прикрывавшим желанное тело, за сладким ароматом ее крови, смешанным с горчинкой алкоголя. Понимала ли Ева, что иногда – все чаще – начинала вести себя странно, неправильно… и восхитительно? Внезапно она словно стряхивала с себя невидимые оковы предубеждений и вспыхивала огнем абсолютной, неограниченной свободы: делала, что хотела, играла словами и чувствами окружающих – легко и просто, без зазрения совести или оглядки на будущее. Вот и теперь ее показной разговор с матерью, откровенное заигрывание с ним на глазах у Лары, а теперь еще и это – танец, полный страсти, кричащий о жажде плотского удовольствия. Она была прекрасна в своем безумии. На танцполе Ева, его сестра, не двигалась – она плыла на волнах музыки, там, среди всех этих людей; обнимала себя, ласкала и гладила, водила плечом так, что в жар бросало. На нее оборачивались, смотрели десятки похотливых глаз, и Илья не знал, чего хотел больше – увести и спрятать ее от всех или прижаться к ней сзади и показать, кто единственный вправе с ней танцевать. - Я должна поблагодарить тебя, брат, - прошептала Ева, стоило ему приблизиться. Боже, как она покачивала бедрами! - За что, сестра? – подыграв, выдохнул Илья над ее макушкой и сглотнул. Руки сами собой тянулись к ней – схватить, привлечь к себе, даже если после такого ему уже не оправдаться перед Ларой. Сейчас он едва ли соображал здраво. Это было сродни опьянению – восторг, похоть, дурман… и любовь. Всегда любовь – кто бы что ни говорил. - Я едва не совершила глупую ошибку, - Ева развернулась к нему лицом, приоткрыла влажные губы, с нежностью глядя в любимое лицо. Илья застыл под этим взглядом. – Всю себя я хотела отдать тебе. Любить, - выдохнула она, - только тебя. Думать, - чуть дрогнули ее ресницы, - только о тебе. - Больше, чем Исаию? - Больше, чем саму себя, - шире раскрыла Ева глаза, ладонью проведя по щеке брата. – Как хорошо, - прошептала она, - что я вовремя одумалась. - Ева… - Шшш, - переместила она ладонь на его губы, - достаточно. Выбрав ее… - Я не выбирал, - запротестовал Илья, невольно бросив нервный взгляд в сторону Ларисы, напряженно следящей за ними. - Не выбрав меня, - произнесла Ева, - ты доказал мне, что любить стоит в первую очередь себя. Так я и сделаю, милый мой брат. - Что ты имеешь в виду? Ева мечтательно и странно ядовито улыбнулась. - Увидишь.