Паутина Белого Паука. Источник.

- А на первом портрете Ева, только старше? – наморщив лоб, переспросил Илья, выслушав рассказ брата о результате встречи с Филиппом, о всех тех слухах, что ходили об избранницах князя. - Да. - И портрет действительно старый? - Древний. - Ну, ладно, - подумав, резюмировал он. – У каждого, говорят, есть несколько двойников по всему миру. Это странно, но Измаил, по-моему, и не скрывает, кем ее видит. - Ева не первая «Агарь», - с долей раздражения напомнил Исаия, застыв у стены их квартиры в общине. - Но первый Источник, - возразил Илья и отвлекся на сообщение в телефоне. Исаия наградил брата холодным взглядом. Его несерьезное отношение злило, но у Исаии не было никаких аргументов против Измаила кроме всего того, что он уже выложил. И этого было недостаточно для Илии. А значит, будет мало и для их сестры. … Ева проснулась во второй половине дня. Диван в квартире Гризельды нельзя было назвать полностью комфортным, но, как гостья, она не жаловалась. Проверив телефон, который уже на автомате ставила на режим «не беспокоить», она с удивлением обнаружила более семи пропущенных звонков от Исаии, один – от Ильи, и по одному от мамы и старосты с универа. Последняя, впрочем, не дозвонившись, оставила смс с гневным вопросом, какого фига Ева не посещает встречи с руководителем практики, которые – вообще-то! – были обязательными. Ева поморщилась. Универ волновал ее… да никак не волновал. Не теперь, по крайней мере. Что, конечно, не давало ей право забить на учебу. Источник она там или избранница князя, а мама и леща может дать. Тем более, что благодаря стараниям Самира, у Евы информации хватит не то, что на практику, но и на целую курсовую. А то и на диплом. Успокоившись на этот счет, она дала себе обещание посетить следующую встречу и умаслить преподавателя темой и объемом материала. Разговор с матерью вышел коротким и пустым. В последнее время Ева не рассказывала ей ровным счетом ничего, снова и снова отделываясь дежурными «все хорошо» и «как обычно». А уж когда мама спросила о невесте Ильи, Ева и вовсе поймала себя на том, что хочет поскорее повесить трубку. - Я ничего о ней не знаю, - почти честно сказала она. – Спроси его сама. - Так он же только ночью встанет, - вздохнула мама. – Мне тоже сон нужен, знаешь ли. - После восьми вечера они обычно уже на ногах, - вздохнула Ева, помассировав себе виски. – Мам, ладно, мне собираться надо. - У тебя все хорошо? – вдруг спросила Надежда Тимофеевна неожиданно обеспокоенным голосом. Нет. - Конечно, - Ева даже выдавила из себя улыбку, словно мама могла увидеть ее лицо. – Пока. Еще созвонимся. - Пока… Береги себя. - Постараюсь, - прошептала Ева уже после завершения вызова. Постараться – это все, что она могла. Перезванивать братьям она не стала. Оба наверняка спали, да и говорить им с ней было не о чем. Особенно Исаие. Впрочем, вечно на него обижаться было глупо. Исаия всегда был… сам себе на уме. Ева уже и забыла, насколько ее брат скуп на проявление эмоций. Особенно, что касалось привязанности. Наверно, им все же стоит поговорить. Потом. Потому что этим вечером у нее другие планы. … Торговые и развлекательные центры, благодаря вампирам, превратились за пару лет в круглосуточные мекки отдыха. В Агарте Еве особенно пришелся по душе «Зеркальный» - бескрайний, огромный комплекс в четыре этажа с просторной подземной парковкой, десятками магазинов всех направлений, кинотеатром, боулингом, бильярдом, детским парком аттракционов и, главное, просторным роллердромом! - Роликовые коньки? – с непонятной Еве интонацией произнес Измаил, когда они, поднявшись на четвертый этаж, остановились перед входом с яркой вывеской и прейскурантом цен. - Роликовые коньки, - чуть нервно улыбнулась Ева, предвкушая забавное зрелище, если вдруг окажется, что князь вампиров ни разу на них не стоял. – Ты умеешь кататься? - Пока не знаю, - отстраненно отозвался Измаил, и Ева вспыхнула от удовольствия. Наконец, ей удалось его озадачить. Они взяли билеты, коньки на прокат и получили по браслету с ключом от персонального шкафчика, где оставили обувь. Уже на роликах медленно прошли на действительно огромную площадку с наливным, акриловым полом, на котором и падать было не страшно. Это была ночь вторника, народу развлекалось немного, весь корт был в их распоряжении. Прямой и будто настороженный, Измаил не спеша делал шаги, пробно прокатываясь на каждой ноге и бросая короткие взгляды на Еву. Она сама любила ролики, и пусть вершина ее мастерства пока ограничивалась умением кататься задом наперед, держалась на коньках она уверенно и легко. - Тут главное привыкнуть, - объясняла Ева, не скрывая удовольствия. Даже такая эфемерная беспомощность Измаила вызывала в ее груди сладкий, необъяснимый трепет. – Одной ногой мы отталкиваемся, на другой едем. И наоборот. Вот, смотри. И Измаил смотрел. Ева кружилась вокруг него, сияя улыбкой. Она то ускорялась, то, одергивая себя, замедляла ход. Измаил оттолкнулся от бортика, сделал три вполне уверенных шага и затормозил перед ней лишь чуть слишком резко. Он потерял равновесие, Ева попыталась его удержать, и в итоге они упали вместе – Измаил на спину, Ева на него. - Нет, я не умею кататься, - констатировал он, когда Ева подняла к нему лицо. Его спокойный, слегка ироничный тон голоса заставил ее рассмеяться. - Зато это веселее ресторана, - задорно заметила она, выбравшись из его рук, что не позволили ей ушибиться при падении. Так мило. Они попробовали снова. В этот раз Ева держала Измаила за руку, призывая двигаться одновременно с ней. У них – у него – получилось. Прошло от силы пятнадцать минут, а Измаил уже катался не хуже нее. - Ты быстро учишься, - сказала она одобрительно и ускорилась. Измаил догнал ее, поравнялся, и тогда Ева резко затормозила – с разворотом – и помчалась в другую сторону. Встречный ветер ударил в лицо, тело гудело от напряжения, кровь бурлила от азарта – она смеялась, оглядываясь на него, предвкушая, как увернется, когда он снова ее нагонит. Измаил нагнал, протянул руку, и Ева со смехом снова избежала его, уйдя в сторону. Но вскоре вскрикнула от удивления и – чуть-чуть – от испуга. Холодные, большие ладони подхватили ее и закружили. Помня, что Измаил впервые встал на ролики буквально полчаса назад, Ева не на шутку занервничала. - Нет! Стой! Ты меня уронишь! – она продолжала смеяться, просто не могла остановиться. Было страшно и немного любопытно: что будет, если Измаил ее все-таки не удержит. Удержал. Он замедлился и удивительно плавно поставил ее на ноги. Только обнял крепче, прижав к себе. В его руках Еву охватило сладкое, болезненное дежавю: вот так же ее обнимал Илья. От знания, что это был не он, что он сейчас, возможно, точно так же обнимал свою беременную невесту, Еве сделалось не по себе. Измаил мягко развернул ее к себе лицом. Глаза его, в этот момент такие человечные, сияли обожанием. Он просто смотрел, а Еве уже стало трудно дышать. Совсем не невесомо, изучающе, проведя костяшками руки по ее румяной щеке, он наклонился за поцелуем. Но Ева повернула голову, и теплые, сухие губы коснулись лишь ее влажного виска. - Щекотно, - усмехнулась она, не желая портить настроение ни себе, ни Измаилу. Сердце барабанило где-то под горлом, но она упрямо делала вид, что все нормально. Выбравшись из его рук, Ева снова окунулась в игривые салки. Измаил, ни слова не говоря, последовал за ней. Они веселились больше двух часов, пока Ева не поймала себя на мысли, что еще чуть-чуть и просто упадет от усталости. Ноги с непривычки пульсировали и уже ощутимо дрожали. Да и полуночной образ жизни отнимал силы. - Ну, скажи, что это веселее! – смеясь, настаивала она, когда они сменили ролики на свою привычную обувь, а роллердром на фудкорт. Ожидая ответа, Ева примеривалась к шаурме, что обжигала пальцы и кружила голову запахом запеченной со специями курицы. Измаил сделал пробный глоток колы и прислушался к ощущениям. - Мне нравится, - наконец, резюмировал он подчеркнуто важно, отчего на лице Евы снова расцвела улыбка. Боже, у нее от этого уже губы болели. Давно ей не было так хорошо. Так… беззаботно весело. - Давай сфотографируемся, - вдруг предложила она, вынимая телефон из сумочки. Пересев на соседний с Измаилом стул, она наклонила к нему голову и сделала серию снимков. Из семи выбрала два. На одном они оба смотрели в камеру: Ева – с широкой улыбкой, Измаил – чуть изогнув губы. На другом взгляд Измаила уже обращен к ней – легкий и слегка удивленный. Еве незнакомый. Что-то в выражении серых глаз кажется ей неимоверно искренним и драгоценно редким, и потому она сохраняет фотографию. Копию первой фотографии она отправляет матери. Ей будет приятно. А если отправить Илье, то приятно будет уже самой Еве. Темное желание подразнить его, зацепить, борется в ней с разумностью и чувством собственного достоинства. Бегать за кем бы то ни было, привлекая к себе внимание, ей претило с малых лет. Но зацепить хотелось, да. - Скинешь? – спрашивает Измаил, вертя между пальцев собственный телефон, и Ева слабо растягивает губы. Она отправляет ему копию только первой фотографии, а потом выставляет ее на своей странице. Вторая – только для нее. Как и этот нежный, удивленный взгляд.