Хроники Панема. История первая. Я - миротворец

Я родился в Втором дистрикте Панема в год 40-ых Голодных игр. Иногда мне в голову приходит безумная мысль, как жаль, что в жизни мне не представился шанс попасть на проклятые игры, ну хотя бы добровольцем. Я бы принял смерть, неважно от чьих рук и какую, но смерть стала бы избавлением. Ведь самоубийство категорически не приемлет моя честь офицера корпуса миротворцев государства Панем. И ещё совесть. А смерть от рук моих бывших врагов из 13-го дистрикта или повстанцев мне не грозит, так велики мои заслуги перед мятежниками. И смерть от моих товарищей по корпусу миротворцев мне также никак не угрожает: я ни в малейшей степени не нарушил неписанный офицерский кодекс чести и ни единый параграф Военного устава моего родного корпуса мною не нарушен: я отдал службе 19 долгих лет и я не просто так был удостоен почетного звания Лучшего старшего офицера корпуса миротворцев и даже когда я заставил оборону Капитолия рухнуть как карточный домик, я действовал строго в соответствии с Военным уставом миротворцев. Я единственный ребенок у моих отца и матери. Беременность моей матери Корнелии Фейр проходила очень трудно, у матери больное сердце и речь шла о ее жизни и смерти, но мой отец, Гортензий Фейр, будучи одним из ведущих инженеров-оружейников Панема, в прямом смысле поставил весь Капитолий на уши, но добился, чтобы под неусыпным контролем медиков безупречно прошла беременность и роды, и выжили и мать и ребенок не смотря ни на что. Отец всегда знал и умел добиваться поставленной цели. И я точно такой, как он. Но все же одного отец не мог бы сделать, при всем желании: рожать больше одного ребенка матери врачи категорически запретили, хотя мой отец и мечтал, чтобы у него родиться дочь. В некоторой степени его желание осуществилось - дочь родилась у меня. Вот только мое абсолютно здоровое сердце готово разорваться на части, когда я вспоминаю мою дочку. Погибшую дочь. Которую я не смог уберечь. Моя семья - одна из самых уважаемых и богатых в Втором дистрикте Панема, но вот отношение к богатству и к труду у нас в корне отличается от того гнилого и праздного ничегонеделания, свойственного капитолийцам. Отец вставал всю жизнь в шесть часов утра и уже в семь был на первой оружейной фабрике, которой отдал всю жизнь и когда мне было шесть лет, отец был назначен ее директором. Если как ведущий инженер отец приходил домой в семь вечера, то став директором начал возвращаться домой практически ночью и не дожил до 50 лет. Моя мать - кроткая и очень тихая женщина, врачи после тяжелейших родов мамы запретили ей волноваться, когда мне исполнилось шесть лет, по просьбе отца мамина племянница, Адриана Уиллоу, которая старше меня на одиннадцать лет, стала жить в нашем доме и помогать матери вести хозяйство, но в первую очередь Адриана охраняла мамин покой. Моя мать обладает чертой, которая была причиной массы неприятностей и гибели моего отца в 46 лет. Мама всегда говорит, то думает и делает только, что считает нужным. Ну а заставить ее делать то, что она не хочет не мог даже мой дед, Плавций Уиллоу, бывший на протяжении тридцати лет мэром Второго дистрикта Панема. А нужным мать всегда считает не терпеть зло и несправедливость во всех проявлениях. А ещё я знаю, в том, что власть Капитолия рухнула и никогда не возродиться, во многом заслуга слабой и больной женщины – моей матери. У кузины Адрианы есть своя жуткая история - когда ей было четырнадцать, её жених, Муций Джерард, лучший ученик академии самообороны Второго дистрикта Панема (примечание: так называется академия профи официально) добровольно вместо младшего брата своего закадычного приятеля пошел на Голодные игры, 43-ые по счету и там погиб жуткой смертью: ночью какая-то летучая капитолийской тварь напала на него во сне, отгрызла правую руку, но была убита его товарищами-профи, а затем в прямом эфире на глазах всей страны окровавленный Муций Джерард, превозмогая адскую боль попрощался со своей невестой и попросил смерти от рук своего товарища, девушки-трибута от своего округа, и она, Сервия Марстон, сначала заколола Муция, а затем завыла на весь Панем так страшно, что перепуганные распорядители проклятых игр поспешили выключить трансляцию из лагеря профи. А у кузины Адрианы остановилось сердце, мой дед предчувствовал это и лишь искусство капитолийских медиков в буквальном смысле вытащили её с того света. Незадолго до Жатвы Муций и Адриана поклялись, что только смерть разлучит их, если один попадет на Игры и умрет там, то другой станет хранить ему верность. Адриана в 18 лет дала клятву не выходить замуж и не рожать детей и несмотря на уговоры деда, и моего отца сдержала её. Хотя уговоры были бессмысленны – в знатных семьях Второго дистрикта не принято давать пустые обещания и нарушать клятвы. А эту историю кузина рассказала мне много лет спустя, железное правило не подвергать больное сердце моей матери ни малейшему риску действовало неукоснительно на протяжении долгих лет, ей Адриана просто сказала, что ненавидит мужчин, хотя нельзя было придумать чего-либо более нелепого. А моя мать сделала вид, что ей поверила. А на самом деле она прекрасно знала историю Муция и Адрианы и её нисколько не удивляло, почему четыре года после гибели Джерарда в мае каждого года после Жатвы, её отец, Мэр Второго дистрикта государства Панем, «человек без нервов», как его часто называли, Плавций Уиллоу, вечером обязательно заходил в дом зятя Гортензия Фейра и долго без движения и закрыв глаза сидел в кресле в гостиной нашего дома. Считанные люди знали, что его младшая внучка, хрупкая Адриана Уиллоу, которую с детства в семье прозвали «воробушек» наотрез отказалась дать обещание не вызваться добровольцем на Жатве. Дед умер пять лет тому назад и так и не узнал, что причина в том, что эти четыре года Адриана Уиллоу приходила на жатву с твердым решением вызваться добровольцем, хотя она не была профи и шансы уцелеть на играх у нее были нулевые, но каждый раз ее решимость разбивалось об посмертную волю погибшего любимого. В последний день перед Ареной Муций Джерард написал возлюбленной краткую записку, которую потом отдал Адриане ментор Фабий Кристенсен, вот ее текст: «Воробушек, о чем я по-настоящему жалею, так о том, что я позволил тебе давать клятву перед жатвой. Я думаю, что умру на этих играх и поэтому прошу моего ментора Фабия передать тебе, что именем нашей любви я запрещаю тебе вызываться добровольцем на Голодных играх. Я пошел на игры сознательно защищая маленького Квинта, но ты, Воробушек, должна жить, твой Муций». Когда мне было одиннадцать кузина Адриана показала мне её и тогда я впервые по-настоящему возненавидел Голодные игры и все, что с ними связано.