Хроники Панема. История первая. Я - миротворец

Мне очень тяжко вспоминать Луцию. Мою первую любовь. Мне, закаленному жизнью жестокому и беспощадному убийце. Но это моя исповедь и я не буду честен, если не расскажу всё, как было. А лгать в исповеди нельзя. Свою первую жатву я плохо помню. А вот разговор с отцом перед ней запомнился хорошо. Отец сказал перед ней:  — Сципион, я не прошу тебя радоваться перед жатвой, но, прошу, не показывай явно своего страха перед тем, что назовут твоё имя. — Отец, а что никто из мальчиков Академии не вызовется добровольцем? Отец вздохнул тяжело и ответил: — Вызовется, но не в этом суть. Твоя мать будет присутствовать на твоей первой жатве, ты ведь знаешь, что она едва не погибла, когда ты родился и что у мамы больное сердце. Если тебя выберут, она почувствует то, что чувствуешь ты и твой страх может сделать маме очень больно. — Я не очень понимаю, отец. — Не важно, просто думай только о том, чтобы не навредить матери. — Я сделаю все, папа, лишь бы маме не было плохо. Прошло месяца четыре. Как-то днем я возвращался из школы.Погруженный в свои мысли: перед тем я, кажется, получил маленький балл по математике и настроение у меня было прескверное, не глядя перед собой, я шел домой. Вдруг какая-то возня и приглушенные слова, кто-то спорил, вывели меня из задумчивости. Я заметил группку мальчишек, они стояли рядом с большим ветвистым деревом, оно закрывало своим мощным телом и широкой кроной обзор с улицы и образовывался небольшое укромное местечко, скрытое от глаз строгих взрослых, а взрослые в Втором дистрикте именно таковы, нам с детства запрещают озорничать, быстро бегать друг за дружкой и вообще нарушать порядок в городе. Один мальчишка, с виду ученик Академии Самообороны (так официально называется Академия Профи в Втором дистрикте Панема) запальчиво говорил своему товарищу: — Говорю, тебе, Гай, это было неудачная идея принять вызов Люции Хемптон. Светонию, если с Люцией что-то случиться не просто попадёт, его могут казнить! — Флавий, ты трусишка, Ты совсем не знаешь Светония, у него верная рука и меткий глаз, он не может промахнутся, а отказаться от вызова девчонки, пусть даже если это Люция, это позор, учитель Плиний узнает и Светония выгонят из Академии, трусу не место в Академии, основанным самим Ромулом Фергюсоном! — Ты кого назвал трусом, Гай Маккензи! Ты сейчас сам встанешь там с яблоком на голову рядом с Люцией. — Привет, кто вы и о чем вы спорите? — я заинтересовался их спором и мне стало интересно знать, кто такой Светоний и кто такая Люцию и что это за спор. — Я Гай Маккензи, ответил первый. — Я Флавий Эшфорд, мы ученики Академии самообороны, а ты кто такой, — сказал Флавий почти что с вызовом. — Я Сципион Фейр, — с гордостью и намерением, если придётся делом защитить честь моей семьи, говорю я. — А ты не брат Адрианы, внучки мэра Уиллоу, — с интересом и нескрываемым уважением спросил мальчик, который назвался Гаем. — Да, я брат Адрианы Уиллоу, — высоко подняв голову говорю я. Я сделаю небольшое отступление. В семьях Дистрикта номер Два, бедных и богатых, такая как моя, не принято разделять родню на близкую и дальнюю: мы все — одна большая Семья, так например, моя двоюродная сестра Адриана, её отец Гней — старший брат моей мамы, дядя Гней, но с самого детства она для меня просто «сестра Адриана», также и мой троюродный брат Зенобий Карфакс, мой брат, его мать Элия приходиться моему отцу двоюродной сестрой, но папа всегда говорит «моя сестра Элия». Кроме того, мой пятиюродный брат Эмилий Гардинер, мы служили миротворцами в одном взводе и, случалось, спали на голой земле голова к голове и не раз и не два, прикрывали спину: я Эмилию, а Эмилий мне четыре года». У Эмилия бабушка из знаменитой и достославной семьи Уиллоу, поэтому мы братья. У нас так принято во Втором. Есть целые роты миротворцев, где через одного братья и сестры. А троюродные или четвероюродные, это не важно. Впрочем, кто кому и кем приходиться, мы отлично помним, это же история нашей Семьи и, это — наша история. Гай и Флавий, узнав, что я это я, забыли о начавшейся было ссоре и тут же протянули правую руку и дотронулись до моего плеча ладонью, у нас во Втором так знакомятся мужчины. Я сделал то же самое, так мы подружились. — Сципион, поклянись хранить тайну, торжественно говорит Флавий. — Клянусь, — ответил я. — Пошли, будешь арбитром в споре. Мы вместе зашли за огромную и ветвистую ель и то, что открылось моим глазам, поразило меня, как гром среди ясного неба. Вдали от любопытных глаз, происходило вот что: Кроме меня и Гая и с Флавием, здесь было еще трое, двое учеников Академии, у одного в руках был острый кинжал, второй, видимо самый старший, с виду ему было не меньше семнадцати, в то время как Гаю пятнадцать, а Флавий не выглядел старше тринадцати, мне, я напомню, исполнилось двенадцать лет, но я всегда выглядел значительно сильнее, внушительней и старше своих сверстников, мне бы дали пятнадцать лет, парню с кинжалом на вид было шестнадцать, хотя на самом деле Светоний всего на полтора года старше меня. Но все моё внимание привлекла ОНА. Невероятной красоты девчонка, темно-каштановые волосы, голубые глаза, стройная и высокая, выше меня, сильная как тигрица, а гордая как львица. Ей было тринадцать, но на вид нельзя было дать меньше пятнадцати-шестнадцати. — С кем имею честь говорить, — самый старший увидал чужака, то есть меня, нахмурился и заговорил. — Сципион Фейр, к вашим услугам, вы все ученики Академии? — Мистер Фейр, для нас честь познакомится с вами, я — Констанций Уайтинг, — парень улыбнулся, протянул ладонь и прикоснувшись с моему правому плечу, познакомился со мной. — Светоний Харпер, — парень с кинжалом сделал то же самое. — Да, парни, вот так просто взять и привести с улицы внука мэра Уиллоу, невероятное невезение, — девчонка было невероятно красивой в своем гневе и негодовании. Я был поражен её словами: мне бросали вызов, во мне поднимался гнев, но первый раз в жизни я из-за всех сил старался сдержать его. Луция поразила мое сердце и я пропустил удар! — Невезение? Почему? — Да потому, дурак ты эдакий, что именно ты стал соучастником нашего спора, который может окончиться тем, что вместо яблока кинжал Светония может оказаться в моей голове, — в бешенстве проговорила девчонка. Я — Люция Хемптон и ты попал в крутой переплёт. Но ничего не поделаешь: во мне вскипала ярость, эта своенравная девчонка меня взбесила и на вызов я привык отвечать вызовом: недаром я из семьи Фейр и я из семьи Уиллоу! Но меня опередил Констанций: — Люция, зачем ты провоцируешь его, — говорит он с холодным спокойствием, — ты и так уже сегодня много что натворила и сейчас ты на волосок от смерти. Ты бросила вызов Светонию и никак не угомонишься. Затем он повернулся ко мне: — Сципион, не горячись, Люция Хемптон — лучшая ученица младшего курса нашей Академии, но характер у нее не сахар. Люция при этих его словах усмехнулась и, закатив глаза, повернулась ко мне спиной и отойдя на два десятка шагов крикнула: — Я согласна, чтобы Сципион был арбитром нашего поединка. Я кое-как сдерживал свое бешенство: Люция задела меня за живое, но одновременно во мне проснулся величайший интерес к этой своенравной девчонке. Люция достала из сумки, которая была перекинута у нее через плечо, большое красное яблоко и водрузила его себе на голову, на самую макушку. И держа голову гордо и всей осанкой демонстрируя своё бесстрашие, крикнула Светонию: — Я жду!!! В этот момент я подумал: «Ведь я могу потерять шанс с ней познакомится!», я чертовски сильно желал этого, мне так хотелось остановить всё-это, даже промелькнула дерзкая мысль пойти и встать вместо Люции с яблоком на голове, но это было явно против правил, так что пока я лихорадочно подыскивал возможности остановить Светония, он одним быстрым и выверенным движением бросил кинжал, который воткнулся в яблоко, которое сразу же свалилось с головы Люции. — Спор выиграла Люция Хемптон и она получает право требовать, чтобы Светоний Харпер признал её самой красивой девушкой… (договорить Констанций не успел) — Самой обаятельной и привлекательной! — выкрикнула Люция, Светоний, я жду,  — Рано. Сначала мистер Фейр должен публично провозгласить победу мисс Хемптон, — ответил спорщице Констанций. Я молчу, мне в голову пришла глупая, дерзкая, но в чем-то очень подходящая к месту идея: просто так Люция Хемптон не получит от меня признание своей победы. — Я жду! — Сципион Фейр, не смей изображать немого истукана. — Ну, это нечестно! — Открой рот и скажи что-нибудь, болван ты эдакий. Я молчу же минут семь или восемь.По правилам поединка вследствие спора, Люция не имеет право сходить с места, но прожигает меня испепеляющим взглядом. Парни кажется начинают понимать смысл задуманной мною мести и потихоньку начинают посмеиваться. Люция понимает, что попалась в капкан, но не может смириться с этим: — Он обязан засвидетельствовать мою победу! Что вы ржете, идиоты несчастные, — Гнев Люции бессилен, что её страшно бесит. Но она понимает, что выдержка ей сейчас необходима. Она должна добиться моего признания. Наконец она говорит: — Хорошо, что ты хочешь от меня? — Поцелуй, я хочу поцелуй! — А мистер Фейр — парень не промах! Браво, Сципион, ты — рисковый парень, — громко провозглашает Констанций. Все присутствующие мальчишки громко выражают мне свое одобрение. — Согласна. Но сначала пообещай, что после того, как я подарю тебе мой поцелуй, ты назовешь меня победительницей в споре, — говорит удивленная, и кажется приятно удивленная, Люция. — Я, Сципион Фейр, обещаю это. Встревает Констанций: — Люция, если ты сейчас ударишь его или устроишь драку, ты будешь признана проигравшей. Но Люция не собирается ударять меня, напротив она подходит ко мне вплотную, глядя прямо мне в глаза, затем обнимает меня крепко за шею двумя руками и целует в губы: целомудренно, но одновременно страстно и импульсивно. Я отмираю и также целую Люцию в губы, они губы пахнут ягодами вишни. Наш поцелуй длиться долго, минуты три или около того. Все стоят, затаив дыхание. А затем я провозглашаю Люцию Хемптон победительницей спора, в котором я был арбитром, а Светоний называет мисс Хемптон самой обаятельной и привлекательной. После чего я размышляю, что сейчас будет делать Люция, попытается напасть или нет? И я принимаю для себя непростое решение: я дам Люции безнаказанно себя бить, сколько она пожелает, мне же придется защищаться, а девчонок я не бью, это моё железное правило, но несоизмеримо важнее другое — я уже понял, что она мне небезразлична и за её поцелуй я готов уплатить любую цену. Но нет, она некоторое время, минуту или две, внимательно смотрит на меня и уже уходя, говорит на прощание: — Встретимся.