странные они, эти войны

Когда со стороны двери слышится продолжительный скрип, Хансоль наконец поднимается на ноги, попутно вытирая со щёк следы слёз, и судорожно всхлипывает в попытке успокоиться. За спиной раздаётся гул тихих шагов, мягкой поступью приближающихся к Хансолю и заставляющих его замереть в неприятном ожидании худшего, но затем чья-то ладонь опускается на его плечо, легонько сжимая, и тянет назад, заставляя прижаться спиной к по-уличному прохладной груди. - Как чувствовал. Хансолю стыдно за то, что Бёнджу застаёт его вот таким уже не в первый раз; стыдно за то, что он тряпка и плакса; стыдно за то, что ничего не может со всем этим поделать и только рыдает от усталости, пока другие не сдаются и пашут, что есть сил. Улыбчивый Ким Хансоль, мечта тысячи фанаток, обладатель охренительного сексуального взгляда, известного далеко за пределами группы, рыдает по вечерам в танцевальном зале от бессилия и ненависти к себе - кто бы мог подумать. Сжав пальцы в кулаки, Хансоль подаётся вперёд, чтобы развернуться лицом и попросить Бёнджу перестать его жалеть, сказать, что он справится без чьей-либо помощи, но неожиданно крепкие руки не позволяют сделать этого, сцепляясь замком на животе. - Плачь, станет легче, - Бёнджу говорит, нежно целуя его в плечо и прижимая к себе. - Я побуду с тобой. И Хансоль, в миг растеряв всю настойчивость, смотрит несколько долгих секунд на тонкие пальцы Бёнджу, накрывает их своими и позволяет себе расплакаться - тихо, кусая губы и рёбра ладоней, пока Бёнджу вкрадчиво повторяет ему на ухо, что он замечательный, и бережно держит в своих руках.