Любой ценой!

— Как ты себя чувствуешь? — спросила психолог, медленно вырисовывая что-то в тетрадке. — Недомогание, может быть стресс? — женщина задавала мне столь тупые вопросы, что мне хотелось подняться со стула и врезать ей. Мне казалось, что надо мной просто напросто издеваются, делая умный вид и постоянно заполняя историю болезни. Я молчала на каждый вопрос, ожидая момента, когда меня наконец оставят в покое. Раньше я оставляла пару тумаков этой женщине после каждого сеанса, но под гнетом успокоительных, которыми меня пичкали, я сдалась. Мне оставалось только делать вид, что я не хочу ее ударить. — Не молчи, пойми, ты не покинешь больницу, пока не пойдешь со мной на контакт, — объясняла в который раз психолог, пытаясь до меня достучаться, я подняла на нее свой мутный, сонный, уставший взгляд полный желания попасть домой и вкусить аромат папиного дезодоранта, маминой еды. — Ладно, — она немного замялась. — Тогда до завтра. — Стой, — прохрипела я голосом, из-за которого даже у меня самой по спине побежали мурашки. — Что в конверте? — спросила я, указывая на кусок бумаги немного выступающий из синей папки, женщина показала мне его в начале сеанса и совсем забыла про него. — Точно, — сообразила она. — Это от твоей мамы. Дата уже старая, но в завещании указано передать его тебе, — я протянула руку за конвертом. — Давай так, я тебе конверт, а ты нормально со мной поговоришь? — психолог вернулась на свое место на стуле перед моей кроватью и улыбнулась, почувствовав ниточку, за которую умело зацепилась. — Хорошо, — согласилась я, мне было интересно, что передала мне мать в таком конверте, наверное это что-то важное. Я взяла в руки конверт и аккуратно раскрыла, выуживая из него сложенный вчетверо альбомный лист бумаги. — Расскажи, что тебя беспокоит? — психолог начала сначала, перечеркнув предыдущие записи. — Не сложно догадаться, — лениво съязвила я. — Вам вообще рассказали, что со мной произошло? — Не важно, что знаю я, рассказывай, — настояла женщина. — Моих родителей убили в их собственном доме, а затем попытались убить и меня. Мне было страшно, — я снова представила картину, как незнакомец в маске пытается меня убить, мое лицо искривилось, а сердце словно загорелось, поражаемое болью. — Мне страшно и сейчас. Он вернется за мной, а я не смогу дать отпор, — я развернула лист, чтобы немного отвлечься от нахлынувших воспоминаний, заполоняющих мои глаза слезами, которые струйками стекают по щекам и оставляют мокрые круглые следы на ткани пододеяльника. — Почему ты так считаешь? Он тебе что-то сказал? — психолог решила проверить меня, но я лишь повторила слова убийцы моих родителей: — Уговор был только на Саске, остальные Учихи должны были умереть в ту ночь. — Но ты Кара Инузука, — женщина сделала явное ударение на фамилию, намекая, что я вне опасности. — Зато моя мать — Инори Учиха, — я, не вникая, вглядывалась в аккуратно выведенные строчки рукой моей матери. — И она мертва. А я все еще нет, — вслушиваясь в тишину, которая образовалась после моего ответа, я пробежалась глазами то тексту письма. — Ах вот оно как, — немного с облегчением прошептала я, откладывая лист на тумбочку. — Что там написано? — поинтересовалась психолог, наклоняясь ближе к кровати. — Не важно, — ответила я и подвела к теме, которая волновала меня все это время. — Вы не знаете, когда я смогу сдать экзамен? Я же его пропустила и так и не стала генином. Женщина замерла на секунду, не зная как лучше ответить на этот вопрос. Она боялась, что я вновь разозлюсь и снова нападу на нее, но та доза лекарств, что сейчас находилась в моей крови, не позволит мне сдвинуться с места. — Ты не станешь ниндзя, тебе стоит найти другое увлечение, — тихо, словно надеясь, что я не услышу ответила она и встала, чтобы уйти. — Почему? — спросила я спокойно, но более бодро чем могло позволить мое состояние. — Ты не можешь себя контролировать, а самоконтроль — это основа. С этими словами женщина поспешила покинуть мою палату, пока так называемый самоконтроль все еще имел силу в моей голове. Меня приняли психически нездоровой. Отлично. Я не смогу стать шиноби. Супер. Я улыбалась, а по моим щекам струились горячие слезы. Мельком глянув на конверт, отложенный в сторону, я стерла слезы и расплылась в отчаянной полуулыбке. Это невозможно, мама. Разве ты не поняла? Но зато хоть где-то теперь были расставлены все точки над и. Мамино поведение, отношение к Кибе и многое другое, что происходило между нами за эти годы — все сложилось в одну ясную картинку ее мировоззрения. Прошел еще месяц, прежде чем меня выписали, и я смогла вернуться домой. У меня было много времени подумать и сделать новые выводы о всех обстоятельствах произошедших ранее, переосмыслить все. Я снова видела картины ночи гибели клана Учиха. Только теперь они были четче, ярче, словно я вспомнила то, что давным давно забыла. « — Итачи, ты не виноват! — крикнула я вслед двум фигурам в черных плащах, усеянных красными облачками, член Акацки обернулся, словно узнал мой голос. Вторая, более массивная фигура продолжила удаляться от деревни. Итачи смотрел на меня словно с сожалением, но и непонимание не оставляло его взгляда плотно прикованного ко мне. — Чего ты хочешь? — словно прочитав меня, спросил он. — Прошу, возьми меня с собой, они запретили мне быть ниндзя, считают ненормальной! Мне больше нет места в клане Инузука, прошу, помоги мне стать достойной Учиха, — последние слова я произносила как молитву, но Итачи это не затронуло. Он последовал за своим напарником прочь от деревни, оставляя мне лишь брести домой в расстроенных чувствах. Холодный ветер щекотал мокрые ресницы и я потерла их рукавом, оставляя красные разводы на опухшей коже. Итачи был прав, что не взял меня с собой. Я же обычная маленькая плакса, которая даже не удостоилась звания генина. Но что мне делать? Какой путь избрать, когда весь мой мир рухнул? Должна ли я бороться за свои идеалы или же я должна была все-таки умереть вместе со своими родителями, нет, вместе с кланом Учиха. Сколько проблем бы сразу отпало. Затуманенная мыслями, я остановилась у дверей своего дома, упершись лбом в холодное дерево. Я не знала, что делать и не видела смысла ни в чем из того, что мне оставалось. Жить тихой счастливой жизнью без тренировок я не умею. Да, раньше я была такой. Ленивой и слабой. Но теперь, когда все иначе… Я должна забыть об этом. Теплая ладонь упала мне на плечо, но я не обратила внимание, подумав, что это галлюцинации. Я ведь больная. Я просто обязана слышать чужие голоса в голове, чувствовать прикосновения к телу, видеть реальность, создаваемую моим собственным мозгом. — Кара, очнись, — взволнованно говорил кто-то позади меня, качая мое плечо вперед-назад. Я наконец проснулась от мыслей и обернулась. Передо мной стоял Саске.» Я проснулась в странно хорошем настрое, полная сил, не помня ни слова, ни сцены из сна, но с четкой установкой, что и как я должна делать. Словно все мое естество перевернулось и я наконец-таки вылезла из затянувшейся депрессии. Словно поняла что-то, что мне давно было пора усвоить. Позавтракав, я вышла на непросторный задний двор и устроила себе тренировку. Тело ломило от долгого перерыва, но упорство и избыток сил сделали свое дело. Я не задумывалась ни о чем. Моей единственной целью было стать той, которой не скажут нет.