Завтра будет солнце

      Я сижу в столовой вместе с группкой Отречённых. Мы не говорим, лишь иногда переглядываемся друг с другом. Серые одежды отлично сочетаются с цветом нашей кожи. Они настолько бледные и скромные, как и мы.       Светлое здание заполняют весёлые голоса Дружелюбных. Представители данной фракции сидят в самом центре кафетерия. На них яркая одежда жёлто-красных цветов. Это очень бросается в глаза, и почему-то злит меня. Они всегда самые громкие. Иногда мне становится завидно той тёплой атмосфере, которая присутствует в их фракции. Я бы смог также весело говорить, передавать еду по кругу и обниматься каждый раз при встрече... Но всё это не то, что мне нужно! Я не настолько добрый, весёлый и терпимый к другим людям, как хотелось бы глубоко в душе. Воспитание отца повлияло на многие черты моего характера.       Через несколько столов от нас сидят Эрудиты. Они одеты в синее и белое, что свойственно для данной фракции. На столе лежит много книг — они читают, а потом делятся информацией друг с другом. Делают это живо и заинтересованно. Наверняка, всё это — лишь показуха. Чтобы попасть в их компанию, мне не хватает сообразительности и усердия. Я бы не смог сидеть часами за толстыми книгами в бумажных переплетах, отыскивая ответ на вопрос: "Что показывает плотность вещества?". Или найти новый способ фильтрации воды, таким образом, принести что-то полезное в общество.       Перевожу взгляд на членов Искренности. Они сидят справа от моей фракции. Мне кажется, их внешний вид больше всего подходит к расцветке кафетерия. Чёрные элементы одежды отлично сочетаются с мраморным полом такого же цвета. Искренние громко разговаривают. Не так, как Дружелюбные, но достаточно, чтобы их слышали.       — Я вчера не смог придти — говорит один из них.       Я не помню, как зовут этого парня, но знаю, что он из моей параллели. Особенность его лица и самая запоминающаяся черта — это глаза. Они посажены настолько глубоко, что кажутся почти закрытыми. Искренний теребит длинными шершавыми пальцами белую сорочку с эмблемой собственной фракции. Он смотрит то на большие окна столовой, то на подростков из других фракций. Нервничает. Парень часто касается мочки своего уха — это привычка.       — Помогал отцу, и...       — Нет, ты точно не принадлежишь Искренности — девушка с угольно-чёрными волосами, которая сидит напротив парня, тяжело вздыхает и закатывает глаза. Искренний краснеет и отводит взгляд.       Я не смог бы стать Искренним. Отец всегда замечает, когда я вру.       Столик около самой двери занят шумными Бесстрашными. Они весело переговариваются, толкают друг друга и смеются. Несмотря на то, что все Бесстрашные в этой комнате одного возраста со мной, большинство из них выглядит старше. На их незащищённых одеждой руках и шеях, видны татуировки. Волосы некоторых подростков покрашенные в дикие оттенки синего и красного. Я чувствую непонятную тягу к этой фракции и на секунду кажется, что мог бы присоединиться к ним. Но, почти сразу отгоняю эти мысли и мотаю головой, дабы образовавшийся там туман развеялся и дал свободно и трезво мыслить.       Всё, что мне нужно — свобода.       — Тобиас Итон — поворачиваюсь и вижу женщину в чёрно-белой одежде Искренних. В руках она держит несколько листков, постоянно что-то отмечая там простым карандашом. На ватных ногах я поднимаюсь из деревянной скамьи и следую к двери. Ставлю руки на прохладный белоснежный металл и толкаю его от себя. Кажется, что температура материала способна охладить мою кровь, которая словно кипяток бежит по венам.       Я вхожу в небольшую комнату без окон и мне становится жарко. Приступы клаустрофобии в последнее время застают меня всё чаще и чаще. Посредине комнаты стоит стул, а возле него стол на котором стоит большой монитор компьютера.       — Здравствуй, меня зовут Тори. Присаживайся на стул и не волнуйся — женщина, которая стоит передо мной, одета в черную облегающую одежду. Ее правое ухо снизу вверх проколото железными кольцами, которые поблескивают от света лампочки. Я замечаю черное пятно на коже женщины.Татуировка тянется от ключицы к шее. Изображен орел, который гордо растопырил крылья. Вот безумцы эти Бесстрашные!       Тори спрашивает мое имя и регистрирует его в компьютере. Я сажусь на стул и моя спина начинает болеть от недавних побоев отца. Женщина протягивает мне стакан, заполненный прозрачной жидкость с сиреневым оттенком. Я быстро выпиваю ее, не желая узнать состав. На вкус она похожа на железо. Жидкость попадает в кровь, унося с собой реальность.       Несколько секунд я сижу неподвижно, но потом обстановка меняется и вместо удушливой и маленькой комнаты, я стою в помещении, где побывал минут десять назад. Здесь нет ни столов, ни подростков. В помещении прохладно, просторно и на столько тихо, что я могу услышать собственное сердцебиения. Передо мной стоит стол, на нем кусок сырого мяса и нож. Я знаю что мне делать, но несколько секунд стою неподвижно, как бы думая что мне с этим делать. Все, как учил отец. Я должен обмануть компьютер. Тянусь за оружием, но тут же отдергиваю руку. "Думай и поступай, как Отреченный!" твердит строгий голос отца в моей голове, и я не имею право на непослушание. Беру кусок мяса и стою в ожидании. За спиной слышу зловещее рычание. Мозг понимает, что все это ненастоящее, но страх быстро заполняет меня на уровне инстинкта. Оборачиваюсь и вижу большую, серую собаку. Она рычит, обнажив белые клики. Ее огромные и голодные глаза перемещаются то на меня, то на кусок сырого мяса в моей руке. Собака стоит в метрах трех от меня, но я даже не успеваю сообразить, как добраться до ближайшей двери, как она начинает бежать. Я разворачиваюсь в противоположную сторону, мои глаза не находят дверей. Их нет, лишь большие окна от потолка к полу. Отбрасываю кусок мяса в сторону и собака, потеряв любой интерес ко мне, бежит за ним. Не знаю, поступил ли я как Отреченный.       Краем глаза, замечаю движение в противоположном углу кафетерия. Я поворачиваю голову и вижу девочку лет десяти. Правой рукой она сжимает серое, с мешковатой ткани платье и смущенно мне улыбается. На ее щеках играет здоровый румянец. Но тут же улыбка исчезает с молодого лица, а глаза расширяются в ужасе. Только сейчас я замечаю, что собака оставила в покое кусок мяса и бежит за девчонкой.       "Думай и поступай, как Отречённый!" — все так же твердит голос отца в моей голове. На уровне инстинктов, бросаюсь на собаку и черный кафельный пол, будто превращается в воду, полностью поглощая нас. Внутреннее чувство подсказывает, что я поступил не как Отреченный; сейчас я чувствую себя Бесстрашным.       Я проваливаюсь в темноту и уже не чувствую шерсти собаки под омертвевшими от страха пальцами. Открываю глаза и вижу Тори. Ее темно-зеленые глаза широко открыты.       — Сколько ты видел фрагментов? — спрашивает женщина.       — Два — тут же отвечаю я. Тори еще несколько секунд смотрит на меня, потом отворачивается и водит по сенсору экрана компьютера; записывает данные.       — Ты знал, что можешь контролировать галлюцинации? — глаза Бесстрашной с экрана компьютера перемещаются на меня. Я чувствую, она что-то подозревает.       — Нет. — я стараюсь как можно спокойнее ответить. Дабы хоть как-то успокоится и остановить поток адреналина в крови, я начинаю теребить свою серую, мешковатую рубашку Отречения. Грубая ткань касается кожи на спине и волна боли окутывает с ног до головы. Отец постарался на славу.       Несколько секунд Тори стоит и внимательно изучает меня взглядом. Потом женщина улыбается и отворачивается опять к монитору:       — Поздравляю, — говорит она с наигранной почестью, — Твой результат Бесстрашие и Отречение. А сейчас иди домой и все хорошенько обдумай.       Я слабо киваю головой и выхожу из комнаты. Приятная прохлада иного помещения окутывает меня с ног до головы и дает возможность трезво мыслить. Отречение и Бесстрашие. Эти слова звучат в моей голове и заставляют табун мурашек бегать по всему телу. Я должен выбрать что-то одно.       Улицы в Отречении пустуют. Тишину нарушает лишь слабый ветер, который развеивает мою свободную ветровку. Серые дома абсолютно одинаковые и симметричные. Нет, это не моя жизнь, не мое будущее.       Когда я захожу в дом, отец сидит за деревянным столом возле окна. Он перебирает какие-то бумаги и хмурит высокий лоб.       — Как тест? — говорит мужчина, когда я прохожу мимо него, желая поскорее вернутся в свою комнату. Угольно-черные глаза смотрят на меня через стекла очков.       — Все нормально. — тихо отвечаю я, инстинктивно сутулясь.       — Ты издеваешься? — громче говорит отец и встает из-за стола. Он сжимает руки в кулаки и костяшки на пальцах сначала краснеют, а потом белеют. От громкого звука я вздрагиваю и хмурюсь, еще больше ссутулившись.       — Отречение и Бесстрашие. — быстро говорю я, пропуская воздух через подрагивающие губы. Я заранее знал его вопрос.       — Бесстрашие. — говорит он и проводит указательным пальцем по верхней губе. — Что ж, Тобиас, думаю, ты сделаешь правильный выбор.       Я иду через светлую гостиную все так же ссутулившись. Поднимаюсь по старой, скрипучей лестнице, которая ведёт прямо к двери моей комнаты. Когда появляюсь в темном помещении, закрываю дверь и прислоняюсь к ней лбом. Жесткий материал давит на кожу, заставляя кровь бежать быстрее. Я должен сделать выбор, и он будет далеко не таким, каким ожидает его отец. Я в лабиринте, где множество ходов, и лишь один из них является верным.