Обсессивный синдром

Засыпать всегда легче, чем просыпаться. Простая истина. Ее знают даже люди, страдающие бессонницей. Гермиона Грейнджер открывает глаза. Над ней - стерильно-белый потолок больничной палаты. Вокруг достаточно темно, чтобы понять - сейчас уже поздний вечер. Из открытого окна ни звука. В палате стоит остро-неприятный запах лекарств, немного разбавленный свежим ночным воздухом. Она всегда ненавидила больницы. Гермиона Грейнджер закрывает глаза. Из-за ширмы, отделяющей гриффиндорку от прочего пространства больничного крыла, слышатся приглушенные голоса. Эти люди, шепчущиеся там, явно не хотят быть услышанными. Гермиона напрягает слух. — У малышки сильное переутомление. Вы видели ее лицо? Она не спала, пожалуй, целую неделю! — голос мадам Помфри звучит так, будто для нее это действительно важно - здоровый сон Грейнджер. Нихрена подобного, конечно же. Милой сердобольной мадам Помфри абсолютно плевать на то, что лицо Гермионы больше напоминает теперь какой-нибудь высушенный фрукт. Что оно теперь сероватого оттенка, а под глазами большие темные мешки. Милая сердобольная мадам Помфри срать хотела с высокой колокольни на состояние Гермионы Грейнджер и на то, что в голове гриффиндорка теперь варит кашу. Милая сердобольная мадам Помфри мало чем отличается от прочего народа, окружающего Гермиону. Так уж сложилось. — С ней все будет в порядке? До воспаленного сознания туго доходит, кому принадлежит второй голос. Снейп. Профессор Снейп. Сраный профессор Снейп. Тот самый сраный профессор Снейп, у которого вечно на лице такое выражение, будто ему положили в рот кусок дерьма. Что за хрень творится с миром? Какой-то идиот дал Архимеду точку опоры? — Да, но сейчас ей нужен покой. — Кхм... Ну, тогда я, пожалуй, пойду по своим делам. — Да, идите. Гермиона могла бы поспорить на сотню галлеонов, что мадам Помфри сейчас выглядит, как китайский болванчик. Что она кивает, не переставая, все время, пока говорит со Снейпом. — До свидания, мадам Помфри. — Всего доброго, профессор Снейп. Сраной ненужной вежливостью несет на всю палату. Гермионе хочется проблеваться. За ширмой - шаги, громкий хлопок дверью, невнятное ворчание мадам Помфри. Ширма немного отодвигается, и из-за нее выглядывает крупная голова школьной медсестры. Гермиона Грейнджер открывает глаза. — Почему вы не спите? Голова начинает раскачиваться из стороны в сторону, тонкие губы сжимаются в кривую красную полоску. — Вы должны спать. Голова раскачивается быстрее. Женщина походит на сердитого Чеширского кота. — Вам нужен покой. Гермиона Грейнджер закрывает глаза. В тишине раздается звук отодвигающейся ширмы, неловкие шаги и тихое шуршание у прикроватного столика. Потом губ гриффиндорки касается прохладное стекло. — Пейте, пейте. Это поможет вам быстрее заснуть. И Гермиона пьет, как самая послушная девочка на свете. Это зелье на вкус, как лук, молоко и мед. Гермиона чувствует, как ее начинает сильно тошнить. — Что за?.. — Тихо вы, спите. Думали, вам сладенькое какао будут давать для успокоения? Гермиона чувствует, как рвота подступает к горлу. Кажется, что в этом луковом молоке с медом было еще и масло. Грейнджер подавляет приступ рвоты. Глаза немного слезятся. А потом девушке начинает казаться, что всю ее, вместе с говорящей колбасой, вопящей пивной банкой и целой свалкой мусора в голове закутали в огромное черное одеяло и выкинули в открытый космос. Гермиона Грейнджер заснула. *** В больничном крыле Гермиона провалялась три дня. Мадам Помфри все это время неустанно пичкала девушку таблетками. Большим, просто огромным количеством таблеток. Множество цветных пилюль чуть ли не ежечасно отправлялись в рот к Гермионе. Плюс каждый вечер девушке приходилось выпивать несколько глотков того самого противного зелья. Нихрена не курорт. За эти три дня Гермиону дважды посещал Гарри. Трижды посещала Джинни. Грейнджер была удивлена такому количеству внимания со стороны друзей. Хотя она больше не видела их вместе. Возможно, они поссорились. Поэтому у них образовалась огромная пропасть свободного времени из-за отсутствия регулярного секса. Так случается. Утром одиннадцатого сентября, на четвертый день, к Гермионе снова явилась Джинни. Джинни плакала. — Гермиона, — Джинни была очень расстроена. Уизли упала на кровать рядом с Грейнджер и уткнулась носом в ее шею. — Гермиона, Гарри, он... — На тебе моя блузка? — Гермиона, Гарри меня больше не любит! — Но твоя грудь гораздо больше моей. Как ты натянула мою блузку? — Гермиона, Гарри больше не хочет меня! Гермиона обнимает Джинни, гладит ее по спине. — Как же так вышло, Гермиона? Грейнджер никогда не умела успокаивать. Грейнджер никогда не знала что нужно говорить в таких случаях. — Джинн, он сам сказал тебе об этом? Джинни поднимает взгляд заплаканных глаз на Гермиону и удивленно смотрит на нее. До Гермионы доходит, что это не совсем то, что Джинни хотела услышать. — Нет конечно. Джинни надеялась услышать что-то типа "милая, он такой козлина". Или "дорогая, я всегда знала, что он сраный импотент". Или "подруга, ты же знаешь, что ты у меня лучше всех". Гермиона не угадала. Гермиона не проходит в служащий раунд. Уизли поднимается с кровати и стирает слезы со щек. — Тогда с чего ты взяла это? Джинни достает из сумки маленькую коробочку. — Это сложно не заметить, знаешь ли. — Оу, ну я не помощница в этих делах и... — На самом деле я пришла не за этим. Джинни достает из коробочки спонж и проводит им по носу и щекам. — Я шла к тебе, чтобы спросить не нужно ли принести тебе что-нибудь типа одежды или книг. И вдруг мне в голову пришло то, что у нас с Гарри не было секса уже четыре дня. Понимаешь? Четыре дня! А ведь он клялся мне в вечной любви! — Не думаю, что наличие регулярного секса показатель пылких чувств. Перенесемся на два месяца назад. В то время, когда Рон и Гермиона были вместе и, как казалось Гермионе, любили друг друга. Грейнджер действительно думала, что это была настоящая любовь. Хотя на самом деле это была фигня, основанная на ежедневном сексе. Это была долгая-предолгая фигня, которая могла в любой момент закончиться. Хотя секс ведь и существует для того, чтобы партнеры, в конце концов, кончили. Это любовь только с виду. Перенесемся обратно в больничную палату. — Ага, да, — Уизли скептически посмотрела на Гермиону, — так тебе что-нибудь принести? — Ну, эм-м, принеси мне... — "амортенцию и Рона Уизли", — книгу. Да, книгу. Знаешь, такую потрепанную, она валяется где-то под моей кроватью. — Как она называется? — Понятия не имею. Название стерлось с обложки. — О, ну хорошо. Что-то еще? — Думаю, нет. — Вот и славно. Выздоравливай. Джинни чмокнула Гермиону в щеку и быстрым шагом вышла из палаты. На щеке Грейнджер, покрытой бледными веснушками, остался жгущий след коралловой помады Уизли. *** Если честно - он устал. Он безумно устал от того, во что стремительно превращалась его жизнь. От того, во что стремительно превращался он сам. Редкостное дерьмище. Ему кажется, что на его шее - цепь. И что с каждым днем эта цепь затягивается все сильнее. Глотку сдавливает в тисках ржавых, — обязательно ржавых, — звеньев, а глаза печет от непущенных наружу слез боли. Северус Снейп слишком устал. Удивительно, что он все еще не валяется в больничном крыле от переутомления рядом с Грейнджер. Грейнджер. Она не покидает его голову ни на секунду. Она скребет острыми ногтями по черепной коробке, пытаясь проникнуть в сознание. Пытаясь выселить труп из мыслей Северуса. С этим не так просто. Снейп больше ни разу не посещал Гермиону с того дня, как она свалилась в обморок прямо посреди коридора. Все это время его не покидало странное чувство вины. Поэтому он выпивал больше обычного. Северус Снейп - законченный алкоголик. Как мило. На самом деле, ему не нравилось выпивать в одиночку. Это то же самое, что и устраивать истерики без публики. Никто не устраивает истерик без публики. Это очень глупо. Очень, очень глупо. Но... Это же профессор Снейп. Он уже глупит, только заглядываясь на аппетитный зад Грейнджер. Не сейчас, конечно. Около недели назад он не мог оторвать взгляда от пятой точки грязнокровки. От охринительной пятой точки грязнокровки. Скажете, дебилизм? Абсолютный. Да и в его-то возрасте... — Вот дерьмо. Снейп делает несколько глотков из бутылки и, отставляя ее, пряча за стопкой книг, выходит из кабинета. Он должен узнать о состоянии Гермионы. Иначе он не сможет сегодня заснуть. Опять.