Кукольник

Просыпаться не хотелось категорически. Постепенно, плавно покачиваясь на волнах дремы, Гарри неохотно выныривал из объятий чернильной темноты. Было удивительно хорошо. Ничего не болело, а тепло и уют заставляли разве что не мурлыкать от удовольствия. Тело казалось таким легким, практически невесомым. Он поглубже вдохнул и почувствовал приятный запах чистого белья, к которому примешивался еще какой-то тонкий и свежий аромат. Вокруг было очень тихо, настолько, что единственным звуком, который нарушал тишину, было его собственное легкое дыхание да шорох ткани, когда мальчик попробовал пошевелиться. Наконец Гарри открыл глаза и, проморгавшись, с недоумением уставился на узорчатый серебристо-синий балдахин над внушительных размеров кроватью. Он перевел взгляд на ворох белоснежных одеял, под которыми лежал — их украшало нежное, собранное в многочисленные оборки кружево и глянцево блестящие ленты. Такие же были на высоких мягких подушках. Медленно сев и оглядевшись, мальчик с удивлением увидел, что находится в просторной круглой комнате, красиво оформленной в синих и белых тонах и обставленной мебелью из какого-то дерева насыщенно коричневого, почти черного цвета. Судя по форме помещения, Гарри находился в одной из башен дома. Свет из высоких окон приглушался кремовыми занавесками настолько, чтобы не тревожить ребенка, пока он спал, но был достаточно ярким, чтобы позволить увидеть все вокруг более или менее ясно. Кроме того, в комнате оказалось две двери: одна выкрашенная белым, вторая — деревянная, как и мебель. Постепенно пришло осознание того, где он находится и что вообще происходит. Судя по всему, когда сознание покинуло его, тот странный джентльмен и перенес мальчика сюда. От смущения у Гарри покраснели даже уши. Он не хотел никому доставлять хлопот. А его, судя по самочувствию, не просто перенесли в спальню, но и вымыли, обработали раны и наверняка дали каких-то лекарств. Оглядев себя, он отметил, что и одежда на нем другая: вместо обносков слоноподобного кузена на нем была свободная рубашка и короткие (чуть ниже колена, как он увидел, когда откинул одеяла) штаны из мягкой белой ткани. Вещи были чуть великоваты, но все равно подобраны практически по размеру его тщедушной фигурки. Нога, которую он так неудачно подвернул, убегая от хулиганов, оказалась бережно зафиксирована эластичным бинтом и совсем не болела даже когда мальчик сначала с осторожностью, а потом все уверенней попробовал ею пошевелить. Спина, видимо, тоже зажила — хоть увидеть он не мог бы, но он на ней до этого спокойно лежал, и при движении никаких неприятных ощущений тоже не появилось. Даже обломанные ногти были аккуратно подстрижены, а от многочисленных царапин, ссадин и синяков не осталось следа. Пока Гарри обдумывал, как же ему лучше поступить, послышались легкие шаги. Вскоре деревянная дверь распахнулась и в комнату вошла миниатюрная девушка в глухом черном платье, белом переднике и забавном чепчике с рюшами. В руках она держала поднос с едой, от одного запаха которой рот мальчика наполнился слюной, а в животе громко заурчало. Мальчик смущенно посмотрел на вошедшую, но та, словно не замечая ни ребенка, ни его тихого и неуверенного «Здравствуйте…», после секундной паузы на пороге прошла к стоявшему возле одного из окон широкому столу и поставила на него свою ношу. Тогда он заметил первую странность этой миловидной девушки — несколько скованные, какие-то механические движения. Вторая странность проявилась, когда она стала раскрывать шторы, и в хлынувшем свете ее лицо оказалось странно неподвижным. Она даже не моргала. И, похоже, не дышала. Гарри испугался. — Извините… — он снова обратился к ней, уже чуть громче. Девушка, наконец, повернулась к ребенку и уставилась на него неподвижным взглядом. Гарри, не до конца отдавая себе отчет в том, что делает, сжался, инстинктивно пытаясь закрыться одеялом. — Маленький гость проснулся. С пробуждением, — мелодичный голос, лишенный каких бы то ни было интонаций, звучал прямо в его голове. При этом — мальчик готов был поклясться! — удивительная гостья не открывала рта. Ее лицо вообще не двигалось и не выражало эмоций. Только равнодушно-пристальный взгляд был прикован к сидевшему на постели. — Вы… Как? К-кто Вы? .. — в замешательстве Гарри не мог подобрать нужный вопрос, ответ на который позволил бы ему понять происходящее и не обидеть при этом эту пугающую девушку. — Маленькому гостю не стоит волноваться. Анита — горничная Мастера. — О. Так Вас зовут Анита? — Да. Мастер велел Аните дать маленькому гостю лекарства и накормить маленького гостя завтраком. Маленький гость поест за столом или Аните подать маленькому гостю завтрак в постель? — Скажите, а долго я… спал? — Маленький гость спал двадцать шесть часов сорок три минуты. Как ни старался «маленький гость» расспросить Аниту, она твердила все то же: он должен принять лекарства и поесть, потому что так сказал Мастер. Удалось лишь узнать, что Анита — творение Мастера, а Мастер — это Создатель, что бы это ни значило — никаких пояснений больше не последовало. А еще она уточняла вещи, о которых Гарри в жизни никто не спрашивал. Что он будет пить? Чай? Сок? Какао? Молоко? Какой джем хочет к тостам? Удобно ли ему? Не холодно ли? Не жарко? Не болит ли нога? Если нет, Мастер велел снять бинты. Не нужно ли маленькому гостю в ванную или уборную? На этом вопросе мальчик смущенно покраснел, но на предложение согласился. Как выяснилось, белая дверь вела как раз в санузел, где с легкостью нашлось все необходимое. В конце концов, Гарри решил, что лучше пока не спорить и ничего не спрашивать, а воспользоваться возможностью и наслаждаться тем, что о нем заботятся, пусть и несколько необычно. Когда он вернулся в комнату, завтрак уже был сервирован, кровать заправлена, а на покрывале лежала одежда, в которую ему предложили переодеться. Отказавшись от помощи, окончательно смущенный мальчик постарался поскорее закончить с этим, но с непривычки запутался с застежками и был вынужден все-таки обратиться к Аните. Та с готовностью его выручила, без проблем облачив, иначе не скажешь, в несколько старомодный костюм, состоявший из графитово-серых шорт, доходивших до колена, подтяжек, белоснежной рубашки, жилета на несколько тонов темнее и даже черного галстука-ленты с какой-то странной то ли застежкой, то ли еще чем — Гарри не знал, как такая штука называется. Ко всему этому прилагались белые же гольфы, обувь — блестящие лаковые черные туфли с пряжками и даже вышитый носовой платок. Все оказалось по размеру и идеально сидело, причиняя дискомфорт разве что тем, что мальчик чувствовал себя довольно непривычно и сильно нервничал. Завтрак был просто восхитительным. Пожалуй, никогда прежде Гарри не доводилось пробовать чего-то настолько вкусного. Анита стояла неподалеку, выдавая ему маленькие стеклянные флакончики, содержимое которых надо было пить до, во время и после еды, периодически подливая ароматный чай и убирая пустую посуду на свой поднос. Ребенок все косился на нее, пытаясь понять, кто или что она такое. Еще одной странностью были руки девушки, тоже в белых перчатках. Пальцы горничной оказались твердыми и слегка постукивали о пуговицы или посуду. Неужели она кукла? Но ведь она такая… живая… Хотя тогда слова о создавшем ее Мастере обретают смысл, да и прочие нестыковки становятся объяснимыми. Правда, все равно остается множество вопросов. Неужели она и правда живая? И как же все-таки она разговаривает? А куклы в магазине внизу тоже такие? Когда все было съедено, горничная попросила Гарри подождать в комнате, пока она уберет посуду. — Анита проводит маленького гостя к Мастеру. Мастер хотел поговорить с маленьким гостем. Анита скажет Мастеру, что маленький гость готов к встрече. Пожалуйста, дождитесь Аниту и не ходите по дому в одиночестве — маленький гость может потеряться или попасть в неприятности. Ему оставалось только согласно кивнуть девушке. Не то чтобы мальчик действительно был готов к этой встрече, но особого выбора у него не было. А вот неприятностей точно не хотелось. Он остался сидеть на стуле, нервно сжимая кулаки так, что на ладонях остались следы ногтей. И хотя горничная вернулась буквально через пару минут, за время ожидания мальчик весь извелся, пытаясь предположить, что же его ждет. Вряд ли о нем стали бы заботиться просто так — годы, прожитые с Дурслями, избавили Гарри от подобных иллюзий. Дверь вновь распахнулась, и Анита жестом предложила ему следовать на ней. Зачарованно глядя по сторонам, мальчик шел за странной… наверно, все-таки куклой. Дом, так поразивший его воображение еще на улице, внутри выглядел поистине загадочным и волшебным местом. Казалось, все здесь живет собственной жизнью — от резных лестничных перил до сладко и нежно пахнущих цветов в вазах. А с портрета в одном из коридоров какая-то очень красивая дама в красном платье — честное слово! — улыбнулась ему и, подмигнув, приложила палец к губам. Они спускались все ниже, пока не достигли первого этажа. Там, пройдя через кукольный магазин, Анита остановилась у неприметной двери за прилавком и постучала. Гарри не услышал ответа, но горничная уверенно открыла дверь и пропустила мальчика вперед. — Прошу. Мастер ждет маленького гостя. Похоже, внутрь ему придется идти одному. Поглубже вдохнув, Гарри вошел и несмело замер на пороге. Дальше начинались ступеньки, которые спускались в просторное полуподвальное помещение, служившее, судя по всему, кукольной мастерской. Зрелище было одновременно завораживающее и почему-то пугающее. Повсюду лежали разные части кукольных тел, обрезки всевозможных тканей, какие-то непонятные приспособления и инструменты. Незаконченные или поломанные куклы, которые сидели, стояли и лежали на широких стеллажах, вызывали ощущение какой-то болезненной то ли тоски, то ли жалости, и вместе с тем — нетерпеливого ожидания и предвкушения. Повсюду были закреплены или просто сложены не слишком ровными стопками многочисленные чертежи и рисунки, изображавшие подробности кукольного устройства. Гарри медленно двигался по проходу, стараясь случайно ничего не задеть и ни в коем случае не уронить. Он подошел к внушительных размеров столу, за которым сидел тот самый джентльмен, пригласивший мальчика в магазин и являвшийся, судя по всему, хозяином дома и тем самым Мастером, о котором говорила Анита. На нем не было ни сюртука, ни перчаток, рукава рубашки небрежно закатаны, а волосы растрепались, хоть их все еще сдерживал тот самый бантик. Мужчина был занят — длинные ловкие пальцы вертели куклу, проверяя и что-то поправляя в местах сгибов. Пристальный взгляд не отрывался от работы. Гарри остановился неподалеку, с одной стороны боясь помешать и желая узнать, зачем он здесь, с другой. В конце концов, мальчик решился побеспокоить взрослого. — Эм… Извините, — человек за столом встрепенулся и резко развернулся к говорившему, откладывая в сторону полуразобранную, пока еще безликую марионетку. — Ах да, наш маленький гость. Как Ваше самочувствие, юноша? — кукольный мастер радостно улыбался мальчику. Взъерошив свои и без того растрепанные светлые волосы, он приглашающим жестом указал на кресло, стоявшее неподалеку. — Спасибо, я в порядке. Вы так добры… Я… Спасибо Вам огромное, если бы не Вы… — мальчик с трудом подбирал слова, но мужчина поднял руку, прерывая этот поток красноречия. — Ну что Вы, молодой человек, не стоит. Кстати, позвольте представиться. Эдгар Амадеус Вайс к Вашим услугам, — он шутливо обозначил поклон. — Как Вы уже, должно быть, поняли, я кукольный мастер. Кукольник, если хотите, — улыбка стала еще шире, а в глазах зажегся немного безумный огонек. Мальчик краем сознания отметил, что они очень необычного, яркого желто-зеленого цвета. — Я Гарри. Гарри Поттер. — Расскажите же, Гарри Поттер, как Вы оказались в столь незавидном положении? — в голосе беспокойство, живой интерес и участие к судьбе ребенка. И мальчик рассказал. Ему никто никогда не верил, но для Гарри почему-то было важно, чтобы мистер Вайс его хотя бы выслушал. Даже если он в итоге тоже отвернется от него, как это делали все остальные. Если вкратце, то подброшенного на порог племянника в семействе Дурслей не любили. Но терпели. Ровно до тех пор, пока не начались его «ненормальные странности», как называла это тетя Петуния. Его наказывали, запирали, но это все равно случалось — что-то, что невозможно объяснить, и в чем почему-то всегда обвиняли его, Гарри. Апогеем стал седьмой День рождения Дадли. Каждый год в этот праздник Дурсли на целый день отвозили сына и его друга Пирса в Лондон, а там водили их на аттракционы, в кафе и в кино. Гарри же оставляли с миссис Фигг, сумасшедшей старухой, жившей в двух кварталах от Дурслей. Гарри ненавидел этот день. Весь дом миссис Фигг насквозь пропах кабачками, а его хозяйка заставляла Гарри любоваться фотографиями многочисленных кошек, живших у нее в разные годы. Но оказалось, что она сломала ногу, споткнувшись об одну из своих многочисленных любимиц, и не могла посидеть с ребенком. Дурслям пришлось взять племянника с собой. Мальчик так радовался этой поездке, но в итоге все обернулось катастрофой. Это случилось в зоопарке. В террариуме исчезло стекло, за которым обитал боа-констриктор — здоровенный и опасный бразильский удав. Змея уползла, а вот Дадли с Пирсом оказались заперты в его аквариуме стеклом, которое вернулось на свое место так же внезапно, как и исчезло. Дядя Вернон был в ярости. Гарри и раньше всегда доставалось в подобных случаях, но никогда еще эти странности не затрагивали членов семейства Дурсль и не представляли для них опасности. Теперь же, когда появилась вполне реальная угроза, что они могут пострадать, терпение главы семьи, и без того отнюдь не безграничное, подошло к концу. Если до этого мальчику доставались затрещины и толчки, то в этот раз дядя молча достал ремень и выпорол его, а затем закрыл в чулане. На следующее утро Вернон, по-прежнему не проронив ни слова, затолкал его в машину и отвез в Лондон, вышвырнув в какой-то безлюдной подворотне и велев никогда не возвращаться. Лондонские нищие были отнюдь не в восторге от пополнения в их рядах. Так что после пары столкновений с ними Гарри старался держаться от людей как можно дальше. А потом набрел на этот магазин. Завершая свой сбивчивый рассказ, мальчик опустил голову и крепко зажмурился, не замечая, как на его колени капают слезы. Рядом раздался шорох, и на сжатые кулачки ребенка опустилась широкая мужская ладонь, в то время как вторая легонько сжала подрагивающее плечо. — Ну что Вы, юноша. Не надо. Ничто не стоит Ваших слез, — голос кукольника, произносящий слова утешения, был мягким и вкрадчивым. А вот жесткий взгляд Гарри не увидел, расплакавшись в объятиях Эдгара Вайса.