«В тот же миг Алиса юркнула за ним следом, не думая о том, как же она будет выбираться обратно.»
— Приехали! — Что, уже? Я разлепил горевшие от недосыпа веки, но тут же их закрыл — в глаза ударил дальний свет стоящего напротив автомобиля. Немного привыкнув к режущему свету, я осмотрелся, прикрывая глаза рукой — судя по всему, мы приехали в порт. Слева высились громады складских помещений, а справа от берега тянулись причалы с пришвартованными к ним разнообразными яхтами, катерами, и грузовыми суденышками, покачивающимися на мерно приливающих к берегу волнах. Один-единственный тусклый фонарь неподалеку дребезжал и потрескивал. Где—то вдалеке недовольно закричала чайка. — Ох... — пробурчала Лена, пытаясь спрятаться от яркого света за спинкой водительского сиденья. — Сколько времени? Я вскинул левую руку, и задрал рукав запотевшей рубашки, всматриваясь в циферблат механических часов. — Без пяти четыре. — Что—то долго мы ехали. — пожаловалась она, положив голову мне на колени. — Долго вас ещё ждать? — за мутным стеклом показались очертания лица Томаса, он забарабанил по стеклу костяшками пальцев. — Идем! — раздраженно отозвался я. Открыв дверь, я вывалился на улицу. Свежий морской воздух после знойного и душного внедорожника показался глотком воды для умирающего от жажды, и обтерев мокрый от пота лоб, я вытащил из кармана пачку «Марльборо». В ней осталось всего две сигареты, и я огорченно вздохнул, вытаскивая предпоследнюю — Томас вроде бы не курил, а магазины тут вряд ли имелись. Гесс стоял у причала и разговаривал с каким-то человеком в куртке с капюшоном, надвинутым глубоко на лицо, так что рассмотреть собеседника не удалось. Прикурив сигарету, я направился к оживленно беседующей парочке. — Ну и натворил ты делов, немец. Всё местное телевидение только и обсуждает твой светлый лик и до сих пор пылающий центр Симферополя... — Как умеем, — широко улыбнулся Гесс, обнажив стройные ряды белоснежных зубов. — к тому же, по другому всё равно не получилось бы. Чтобы вытащить этого парня, пришлось постараться. — он кивнул на меня, и человек в капюшоне протянул широкую ладонь. — Семён. — машинально ответил я, пытливо всматриваясь в мерцающие в полумраке зрачки незнакомца. — Иван. — усмехнулся говорящий капюшон. — Впрочем, настоящее имя мы никогда не говорим, но ты можешь звать меня Ванькой. — Мы? Кто это — мы? — Позже он тебе расскажет. — Иван неопределенно махнул рукой в сторону Томаса, который, оказывается, всё-таки курил — вытащив смятую сигарету из кармана толстовки, он жестом попросил у меня зажигалку. Протянув ему желаемое, я вновь посмотрел на Ивана. — Надеюсь, вы не какая-нибудь тоталитарная секта или подпольное повстанческое движение? Иван и Томас одновременно захохотали, чуть не посгибавшись от смеха. Я покраснел, поняв, что сморозил глупость, и решил исправить положение: —...Или может, агенты иностранных спецслужб? — А вот это уже ближе к истине. — Томас сразу посерьезнел, от насмешливой улыбки не осталось и следа. — В общем, да, но только я — Иван у нас вполне себе даже русский большевик на службе КГБ, а вот со мной немного сложнее. — Гесс оглянулся на подходящую к нашей троице заспанную Лену, зевающую и потирающую покрасневшие глаза. — А это — Елена Прекрасная. — жеманно улыбнувшись Лене (от чего мне истово захотелось двинуть кулаком в его безупречную улыбку, и лишить его как минимум половины зубов), он махнул в сторону Ивана. — Ванька. Будете знакомы! — Очень приятно. — насупилась Лена, юркнув за мою спину. — Ладно, раз все в сборе, тогда на борт. — Иван, ничуть не обидевшись, развернулся, и зашагал по ближайшему длинному деревянному причалу. Поспешив за ним, мы миновали пяток катеров и яхт, пока он не остановился у небольшой яхты бело—голубой раскраски. — Добро пожаловать на борт. — Иван призывно махнул рукой, перепрыгнув на палубу. Гесс же остался на причале, и начал отвязывать канат, удерживающий яхту у причала. Спустя несколько минут, он наконец справился, и судно начало потихоньку отплывать от причала, закачавшись на волнах. — Посссторонись! — Томас с разбегу запрыгнул на борт, чуть не поскользнувшись при приземлении, но устоял на ногах, и повернулся к нам: — Так, дуйте в кубрик, я подойду через пять минут, надо завести лодку. После — отчаливаем. Я утвердительно кивнул, и взяв Лену за руку, потянул её в сторону лестницы уходящей вниз посреди небольшой палубы. Спустившись по лестнице, я дернул за ручку в деревянной двери с круглым иллюминатором на уровне плеч, и мы зашли в кубрик. Не то, что он был невзрачным — чисто функциональным. Полностью обшитый досками, тусклая лампочка под потолком, возле которой кружилась одинокая муха, время от времени ударяясь об раскаленный стеклянный шарик. Несколько железных шкафов у левой стены, стол со стульями посередине комнаты с наваленной на него документацией — вот и всё убранство. За столом в противоположной стене находилась дверь, на которую был приколот черный флаг с белым черепом и скрещенными костями под ним — видимо, туалет, или моторный отсек. Усевшись на стулья, мы принялись ждать Томаса, листая папки на столе — скорее от скуки, чем из любопытства, но когда из-за двери с флагом Роджера затарахтела дизельная установка, мы всё положили на место. Немного времени спустя дверь открылась, и в проеме замаячил силуэт Томаса. — Отправляемся! — он зашёл в кубрик, и без лишних слов отодвинув третий, свободный стул, уселся на него, сложил руки на столе. — Так, партайгеносе... Поездка будет долгой, и не факт, что мы доберемся без происшествий, так что у меня есть время ответить на ваши вопросы, которые несомненно, вас терзают ещё с Симферополя. — Несомненно, терзают. — буркнул я, думая, какой из сотни интересующих меня вопросов задать первым. Но в конце концов, определился. — Кто ты такой? Гесс вздохнул, и посмотрел мне в глаза, от чего я заерзал на стуле. — Это довольно интересная история, ja. Сядь поудобнее, и слушай очень внимательно. — Гесс вытащил из кармана сигарету, и закурил её, тут же выдохнув облако сизого дымка. Последовав его примеру, я вытащил пачку, подцепил последнюю сигарету, и метким броском отправил пачку в круглую мусорную корзину, одиноко стоящую в углу. — В общем, я даже не знаю, с чего начать. Хотя, нет, знаю — мы уже знакомы. Возможно, ты просто меня не помнишь. — Это же где мы успели познакомиться? — На объекте «Наследие». Ну там, пионерский лагерь, зомби-мутанты, излучатель... Не запамятовал ещё? Меня аж перекосило, тлеющая сигарета свесилась с уголка рта. — Что—то я тебя не помню. Даже до посадки в инкубаторы, я тебя там никогда не видел. — Значит, просто не помнишь, мы лично не общались, но... Я был в составе медицинской комиссии, которая утвердила вас, как пригодных к участию в проекте. — Я тоже тебя не помню... — подала голос Лена. — Но это не ответ на вопрос, кто ты, и чего хочешь от нас. Ведь не за спасибо ты поставил на кон всё, чтобы нас вытащить, верно? — я перебил Лену, стряхнув пепел прямо на стол, ибо пепельницы на нем не наблюдалось. — Верно, — согласился Томас. — Так что начнем по порядку. Ты ведь знаешь предысторию того, как вообще появился излучатель? — Да. — ответил я, покосившись на Лену. — Мне уже все рассказали знающие люди. — Тогда восприятие будет намного проще, — Томас вытащил из пачки новую сигарету. — В общем, концепцию этого выжигателя мозгов придумал... Мой дед, ещё до начала Второй Мировой. Он был главным инженером, разработчиком и проектировщиком. — Твой дед?! — Я опешил, чуть не выронив сигарету. — Да. — Томас резко помрачнел, и прикурил. — Когда лаборатория в Кенигсберге была захвачена советскими солдатами, его схватили. И предложили дальше работать над излучателем, уже в СССР. Поскольку он был человеком науки, настоящим фанатиком, политика, как и весь окружающий мир его интересовали мало, он жил и дышал только своим изобретением — он согласился. Но при одном условии — чтобы его семья, в том числе и сын, мой отец то есть — офицер весьма почетной в Рейхе второй бронетанковой дивизии СС «Дас Райх», который сидел на тот момент в лагере военнопленных под Краковом — воссоединились с ним. Конечно, с моим папашей возникли определенные проблемы — его должны были судить, как члена СС, но стоило подсуетиться высшим чинам, и он быстро оказался на свободе, после чего его переправили на Урал, где строилась база для испытаний и постройки излучателя, и там же уже находилась моя семья. Спустя некоторое время, как уже всё успокоилось, он вполне успешно продолжил работу в батальоне охраны объекта, получив гражданство СССР. Потом, он познакомился с одной русской ученой, помощницей моего отца. — криво ухмыльнулся Томас, вдавив дымящийся бычок в стол. — И что было дальше? — я с упоением глотал каждое его слово, разинув рот, словно ребенок, слушающий старинную легенду про драконов и мифических чудовищ, забыв даже о том, что этот рассказ имеет весьма посредственное отношение к моему вопросу. Томас перевел взгляд на Лену, и кротко улыбнулся. — А дальше, фрау Елена и герр Семён, на свет появился я. Романтично, не так ли? — Ещё как... — проговорила Лена, мечтательно уставившись в потолок. — Советская ученая, влюбившаяся в бывшего нациста, и предыстория знатная... Ладно, не будем углубляться в подробности! Так вот, я родился. За пределы объекта почти всю сознательную жизнь, меня конечно не выпускали — я жил в закрытом военном городке неподалеку от объекта, вместе с детьми других немецких и советских ученых и их семей. Ходил в детский сад, школу — в общем, был как все дети, за исключением того, что выход в мир был строго под запретом. Получил образование, в двадцать три года — диплом психолога, у нас там был даже собственный институт, хотя отец настаивал на военной карьере, и возможности для этого тоже были. — Ты 23 года прожил в этом месте? Бедный... — Лена горестно улыбнулась, но тут же осеклась, наткнувшись на мой ревнивый взгляд. — Больше. — усмехнулся Томас, не обращая внимания на сочувственные взгляды Лены. — Немного больше. Поскольку я был полноправным гражданином СССР, то у меня были все основания заявить, что хочу пойти в армию — конечно, сначала они отпирались, но всё же взяли, благодаря стараниям деда и отца. За безупречную службу и проявленную лояльность моих родственников советскому режиму, меня взяли в высшую школу КГБ в Москве, и только тогда я увидел мир... Внезапно послышался приглушенный стенами вой милицейской сирены, Томас резко встал, и жестом приказав нам сидеть на месте, выбежал на палубу, с грохотом захлопнув за собой дверь кубрика. — Что там случилось? — озадаченно спросил я, скорее у самого себя, чем у Лены, и вопрос был риторическим — мы нарвались на патрульный катер. Томас вернулся спустя минуту, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего. — Так, детишки, мы попались береговой охране, и мурыжить Ивана будут долго, а мы пока отсидимся в моторном отсеке. Давайте, бегом! — поторопил нас Томас, мягко положив ладонь на плечо Лены. Пузырь ревности, потихоньку растущий с нашей первой встречи, наконец лопнул, глаза налились кровью, и мы встретились взглядами. — Не смей. — беззвучно прошептал я, и фриц, явно прочитав по губам, поспешно отдернул руку. — Прости, но нам надо спешить. — извиняюще улыбнулся Томас, и открыл дверь с флагом Веселого Роджера. Запершись в моторном отсеке, мы, затаив дыхание, прислушивались к глухим голосам, доносящихся с палубы. Иван явно ругался с представителями власти — то и дело голоса переходили на повышенный тон, становясь громче и четче, и из отдельных слов можно было составить осмысленные фразы. — Слушай, лейтенант, с какого хуя я должен перед тобой отчитываться за то, что решил ночью поплавать... — донесся до нас резкий ответ Ивана. Спустя несколько секунд послышался глухой удар, и что-то упало на палубу, послышался тихий крик, и вслед за ним (я ни с чем его не мог спутать) — выстрел из пистолета с глушителем, похожий на хлопок лопнувшего надутого пакета. — Значит, дело мирно уладить не удалось. — Томас открыл дверь. Пройдя кубрик, мы вышли на палубу, преодолев лестницу по очереди — рядом с нашей яхтой покачивался белый катер с мерцающей красно—синей мигалкой на носу, на палубе которого в расплывающейся луже темной крови лежал человек в милицейской форме. Во лбу у него зияла огромная дыра. Иван стоял, разглядывая второго, лежащего уже на нашей палубе милиционера, которого явно вырубил голыми руками — тот был цел, но без сознания. — Шакалы ебучие, никак не уймутся. — пробурчал Иван, и повернулся. Я удивленно смотрел на то, как он убирает в подплечную кобуру, спрятанную под распахнутой курткой, пистолет, удлиненный цилиндром глушителя. — Что, не получилось договориться? — Гесс подошёл к милиционеру, и склонился над ним, с интересом разглядывая мерно вздымающуюся грудь полицая. — Как видишь. — Иван огорченно развел руками. — Но теперь нам надо поскорее уебывать, и кстати, планы поменялись — теперь поплывем в Мариуполь, так что придется поплавать по Азовскому морю. Иван подошёл к милиционеру, и перевалив бесчувственное тело на живот, схватил за голову обоими руками, и резким, почти неуловимым движением, свернул ему шею. Меня затошнило, и чтобы прийти в себя, я отошел к решетчатым перилам и посмотрел на зеркальную морскую гладь. Уже светало, краешек багрового диска пылал на горизонте, отбрасывая красные блики на мерно приливающие к ватерлинии яхты небольшие волны. Розовое небо с медленно двигающимися клочками рваных облаков, почти полнейшая тишина, изредка нарушаемая криками чаек и всплесками морской воды — всё это оказывало успокаивающее воздействие, и я расслабился. Рядом со мной встала Лена, уперевшись руками в борт, и посмотрела вдаль. Громадные, изумрудные глаза были полны печали. — Что-то случилось? — заискивающе поинтересовался я. — Нет, нет. — ответила она, грустно улыбнувшись, и повернула голову в мою сторону. — Просто... Красиво. Прекрасный вид, не так ли? — Где—то я это уже слышал. — хрипло усмехнулся я, вспомнив наши посиделки на причале в «Совенке». — Да... — Жалеешь, что всё так вышло? — Не знаю... Сложно ответить. — Лена приблизилась ко мне вплотную, и я взял её за руки, сжав крохотные кулачки в своих ладонях. — Но как вышло, так вышло. Теперь нечего думать о прошлом. Надо взять в руки свое... Наше будущее. Начинающуюся идиллию прервал громкий всплеск воды. Я обернулся — оказалось, это Иван и Томас, взяв за руки и ноги мертвого милиционера, раскачали его, и выбросили за борт, брызги воды взметнулись вверх, окропив часть палубы. — Ну что, можем продолжить разговор. — усмехнулся Гесс, обращаясь к нам, и направился к лестнице. Иван уже стоял у штурвала, заводя мотор яхты. Несколько секунд — и лодка тронулась, оставляя за собой патрульный катер, и бурлящую белесую полосу на подрагивающем от порывов ветра морском полотне.***
— Ну, так ты поступил в академию КГБ, и что дальше?... — я исподлобья покосился на Гесса, закуривавшего уже четвертую сигарету, забыв даже о чем спрашивал изначально. Но в глубине души догадывался, что его рассказ по мере повествования ответит на все интересующие меня вопросы, собирая отдельные кусочки мозаики в единую картину. — ...Дальше, мой дорогой друг, началась вся эта эпопея, с которой и ты, и я, и Елена неразрывно связаны. До восемьдесят второго года я занимался бумажной работой и научными изысканиями на базе объекта — и когда на объект пришёл Киселев, он сработался с моим отцом... Разработал новый тип излучателя — и тогда весь отдел и разработки перекочевали в ваш «Совенок». Прошло два года, первый работающий прототип второй установки был создан, и под моим чутким руководством была создана медицинская комиссия, отсеивающая участников проекта. — И в итоге ваша комиссия выбрала нас. — скривился я. — Да. — уточнил Томас. — Но вы и сами были не против, нет? Забыли? — Такое сложно забыть. — отозвалась Лена, задумчиво смотря куда—то в стену за Томасом. — Вам по полной запудрили мозги... — А что с нашими родителями—то? — до этого момента ни я, ни Лена, не имели ни малейшего понятия, что в итоге случилось с нашими родственниками, лишь изредка вспоминая о них — но сейчас воспоминания о матери накатили с ужасающей силой, и Томас на данный момент был единственным, кто мог обладать информацией о ней. Томас отвернулся, и опустил взор. — Ваши родственники мертвы. Все. До единого. — Что?! — ахнула Лена, приложив ладони ко рту. — Клянусь, я не принимал в этом никакого участия. — Томас вновь повернул голову к нам, и в его померкших голубых глазах было столько искренности, что я понял — он не врет. Наступило гробовое молчание, нарушаемое лишь всхлипами плачущей Лены. Она беззвучно тряслась, закрыв лицо руками, и я не знал, чем её утешить — кроме как обнять, и прижать к себе. К моему удивлению, она не сопротивлялась, не отпихнула меня прочь — упав в мои объятия, Лена уткнулась носом в мое плечо. Растроганно поглаживая её по голове, я вытер второй рукой одинокую слезинку, скользнувшую из уголка глаза. Было невероятно страшно и ужасно, просто невыносимо слышать то, как совершенно чуждый тебе человек с наигранной скорбью в глазах рассказывает, что твои родители скончались в одночасье. — И кто их убил? — я с трудом поднял голову, словно она стала больше весить, как если бы мне на шею повесили пудовую гирю. — А ты не догадываешься? — грустно усмехнулся Томас. — Всё те же самые люди, что запихнули тебя в инкубатор, что гоняются за тобой уже два года. — А что делал ТЫ вчера утром? Не пытался изрешетить меня из пулемета? — Я говорил уже, что так было нужно! — Томас ударил кулаком по столу, но тот был привинчен к полу, и всего лишь отозвался глухим стуком. Он явно разозлился, что на меня произвело неизгладимое впечатление — до этого я был уверен, что он вечно пребывает в приподнятом настроении, уныние, злость, даже гнев — не способны взять над ним контроль. Но оказалось, что способны. Впрочем, он тут же исправился, добавив: — Извини. — Ничего страшного. — я попытался улыбнуться, но вышло весьма блекло — в горле застрял горчащий ком. — Просто мой личный расстрельный список теперь значительно расширится. — Советская пропаганда пьянила меня, я верил, что мы строим лучшее будущее для всех нас, что без малой крови большой победы не бывает... Но всё оказалось не так... Совсем не так. — широкие плечи Томаса безвольно поникли, да и сам он казалось, съежился, уменьшившись в размерах. — Когда началось это безумие, верха заметались, словно в задницу ужаленные — такого исхода событий никто не ожидал. Тогда меня отправили в Москву на ковер перед начальством, в аккурат за три дня до начала инцидента, но мой отец, дед, и Киселев остались на объекте. И в итоге, погибли, попав под контроль Лены. Но нет, я не виню тебя, — он неопределенно махнул рукой в сторону Лены. — Просто тогда у меня заново открылись глаза. Я понял, какое страшное оружие попало к нам в руки, какие у него перспективы. И как оно нестабильно. Я мельком бросил взгляд на Лену — та вроде уже успокоилась, убрала руки от заплаканного лица, сложив их на коленях. Холодный, пустой взгляд, покрасневшее лицо, напоминающее гротескную разукрашенную восковую маску, с отпечатанным на ней полнейшим равнодушным выражением ко всему происходящему — я был уверен, что она даже не услышала реплику Томаса. — Я остался в Москве, поскольку возвращаться не имело смысла — заправлять всем оставили какого—то ушлого майоришку, спустя месяц, когда всё закончилось, и вы сбежали... Вот тогда начался настоящий ад. И он ещё не закончился. — Какой ад? — Со смертью моего деда и Киселева, работы над установкой полностью прекратились, поскольку многие секреты связанные с излучателем, известные только им, ушли с ними в могилу. Началась настоящая, форменная истерия: вы сбежали, оставив труп одного из особистов, самому же Особому Отделу в срочном порядке пришлось зачищать всех, кто хоть краешком уха услышал о происходящем в лагере, начались репрессии и повальные расстрелы в лучших традициях Иосифа Виссарионыча. — хмыкнул Томас. — Твоих товарищей, оставшихся в лагере, тут же вывезли неизвестно куда — я и не припомню всех их имен. Я боюсь даже предполагать, что с ними вытворяли, дабы вытащить те знания, которые поспособствовали технологическому прогрессу Союза. Впрочем, я не был в этой теме, меня сразу запихнули в отдел, занимающийся вашими поисками. — Ради нас создали целый отдел? Хорошо живем... — Можно сказать, и так. Ох, сколько я приложил труда, чтобы вы как можно дольше оставались незамеченными, проводил всяческие диверсии, давал ложные следы... — Томас тяжело вздохнул, и закрыл глаза, словно вспоминая минувшие дни. — Так ты... Не давал им нас поймать? Но для чего? Зачем? Ответ Томаса ввел меня в ступор, породив ещё больше вопросов, чем ответов — вроде, всё логично, но сейчас я решительно не понимал, для чего ему это понадобилось. — Во-впервых, я раскаялся. Понял, что мы творили. Я испытывал глубочайшее чувство вины перед вами, хотел помочь всеми силами, уберечь вас от этой зубодробительной советской машины, которая сначала сожрала бы вас, а потом выплюнула то, что осталось, как сделала со многими до вас. Искупить грехи... Вчера тебя и Лену решили прижать окончательно — они узнали место, где ты прячешься, приняли решение... И у меня не осталось выбора, кроме как подставиться, выдать себя, чтобы спасти вас. Так что не думай, что раз ты ещё жив — это исключительно твоя заслуга... — Как... Благородно. — только и сумел я выдавить из себя. Я постарался придать этим словам оттенок благодарности, но прозвучало это скорее, как ироничная издевка. — А во вторых? — А во вторых... Мне нужны союзники. Разделяющие мои идеи. Которые могут помочь не словом, а делом. Я уже не могу действовать открыто, — каждое слово Томасу давалось с тяжелым трудом, словно этот текст он заучивал наизусть, но перед выходом на сцену забыл речь, и теперь импровизирует перед немногочисленными зрителями. — Ты и Лена... вы должны помочь мне остановить это безумие. — Я не собираюсь воевать против твоих врагов. У меня есть свои. — я отрицательно покачал головой. — Твой враг — это мой враг, и наоборот. Мы преследуем одну цель, но у нас разные убеждения: ты хочешь отомстить, а я — остановить то, что в скором времени случится, и тогда мало никому не покажется. Если ты думаешь, что сможешь пересидеть, как обычно, как всегда, то глубоко ошибаешься. Пришло время действовать. — Томас сверлил меня взглядом, а я старался не смотреть на него. Не получалось: сейчас его лучистые голубые глаза обладали неведомой, притягивающей силой, словно магнит, не давая мне отвести взгляд в сторону, и я постыдно сдался. — И каким же образом мы можем тебе помочь? — После происшествия в лагере, все наработки, документацию, твоих товарищей, саму установку — всё это увезли. В неизвестном направлении. Её нужно найти, и уничтожить. Как и всё, что с ней связано, и тех, кто связан. Тогда у нас появится шанс предотвратить войну, освободить угнетенных и остановить репрессии. Ведь в Циклах СССР постоянно разваливался, не так ли? — Откуда ты знаешь про Циклы? — буркнул я, позабыв о том, что он — один из руководителей. — Впрочем, да. Каким бы ни было начало, завязка, но конец всегда был одним и тем же. Союз неизбежно распадался. — Этот... Сценарий похож хоть на один, виденный тобою ранее? Может, мы сможем таким образом предугадать... — Нет. Её двойник, — я перебил Томаса, едва заметно кивнул на Лену, всё ещё пребывающую в состоянии апатии. — Забрасывал меня в самые разные эпохи, не знаю, с какой целью, впрочем это и неважно. Уж и не вспомнить, кем я побывал — и пионером, и первобытным дикарем, пожирающим падаль, римским легионером, агентом СМЕРШа времен второй Мировой, пфф... Я брезгливо поморщился, вспомнив, как один раз меня засунули в обличье польской проститутки, которую изнасиловали советские солдаты, но решил промолчать. — Но везде и всегда всё заканчивалось в 2054 году. Мир всегда погибал, вне зависимости от совершенных действий, и Цикл запускался вновь. Должно быть, это та временная отметка, за которую перешагнуть нельзя. — Получается, мы действуем вслепую. А я так рассчитывал... — огорченно отозвался Томас, и откинулся на спинку стула, сложив руки на груди. — Впрочем, на этот вариант я особо не рассчитывал. — А есть другие? — Разумеется. Захватить одного из руководителей объекта, и вытащить из него нужные сведения. Я даже знаю, кого. — И как ты себе это представляешь? — я криво усмехнулся, представляя себе картины самых изощренных пыток, когда—либо придуманных безграничной человеческой фантазией. Загнать булавки под ногти? Пожалуйста. Медленно и тщательно перепиливать ржавой ножовкой кисть руки, одновременно наслаждаясь отчаянными, полными животного ужаса криками её владельца? Всегда готов. — Вообще, главных руководителей было трое: мой дед, Киселев, и ещё один человек, он занимался вопросами охраны и секретности объекта, следил, чтобы ни одна крупица информации не просочилась наружу. Страшный человек, серьезно. — Томас зябко поежился, и мотнув головой, словно сбрасывая груз неприятных воспоминаний, достал из кармана пачку с сигаретами, вытащил одну, и бросил пачку на стол. — И кто же это? — Марк Абвер. Полковник Комитета, моральные устои отсутствуют в принципе, человек идеи, настоящий фанатик, готовый на всё, ради своей страны. Я не возьмусь сосчитать, сколько трупов на его совести. Именно он отдал приказ вывезти и расстрелять ваших родственников, он же... Тут Томас осекся, и начал нервно перебирать в пальцах сигарету, виновато отводя глаза в сторону. И после услышанного, я понял, что эту информацию он приберегал как последнее орудие, последний шанс заставить меня помочь ему, если я вдруг не соглашусь. — В общем, Семен, не обижайся, что не говорил этого раньше, но Алиса жива... — ЧТО?! — взревел я, рывком встав из—за стола, от чего Лена отшатнулась от меня, как от прокаженного, и чуть не упала со стула. Сказанное ударило меня, словно пудовым молотом, кулаки непроизвольно сжались. Но в этот же момент я взял контроль над собой. — Ты врешь. — устало проговорил я, не желая верить его словам. — Она умерла у меня на руках. Её больше нет. Не удостоив меня ответом, Томас встал, и направился к железному шкафу у стены. Открыв его, он начал рыться в кипе папок на верхней полке, и вытащив лежащий между ними толстый белый конверт, ловко бросил его на стол. — Открой глаза, и смотри. Я дрожащими руками взял конверт, и открыл его. На столешницу посыпалась куча разномастных фотографий, порой даже проскакивали цветные, среди множества черно—белых; но на них всех, до единой, была изображена Алиса. И я порой не узнавал её, силясь угадать в померкших глазах и отсутствующем выражении лица, обрамленного копной разлохмаченных рыжих волос, свою любимую. Фотографии были разные — на одних она стояла в профиль у ростомера, на других — смотрела в объектив понурым, безжизненным взглядом, третьи так и вовсе относились к долагерному периоду. И это были единственные фото, где она улыбалась и выглядела счастливой. Пару фотографий, где она была изображена на медицинской кушетке, совершенно голая, с повязкой на животе, я взял в руки, и очень, очень долго смотрел на них. — Это она после операции? После того, как в нее выстрелили? — я вопросительно посмотрел на Томаса. — Да. — Мне нужно выйти. — Лена вдруг резко поднялась со стула, и зашагала к выходу на палубу. Я даже не обратил на неё внимание: я настолько был поглощен рассматриванием снимков, что очнулся только когда громко хлопнула входная дверь. — Кто это с ней сделал? — я разглядывал следующий, уже цветной снимок: на нем Алиса, одетая в какое-то рубище, похожее на мешок с дырками для рук и ног, лежала на бетонном полу, явно без сознания. Под глазом набух здоровенный лиловый синяк, а несколько пальцев на левой руке неестественно вывернуты в обратную сторону. — Абвер. Я сделал эти фотографии, когда он допрашивал её. Хотел узнать, куда вы могли податься, хотя он мог просто выплескивать свою злость, он невероятно жестокий и аморальный уродец. — Я убью его. И тебя тоже, если узнаю, что ты имел к этому отношение. — прошептал я севшим голосом. Внутри меня бушевал настоящий ураган, заполнив собой полнейшую пустоту, царящую до этого. — Не разбрасывайся словами впустую, парень. Когда-нибудь это выйдет тебе боком. Я понимаю твои чувства, но терпеть эти выпады не буду. — внезапно резко выпалил Томас, и я невольно отшатнулся, увидев злобный огонек, мерцающий в его глазах. — Ладно. Извини. Я действительно хватил лишку. Так где она? — Эти два года её содержали в здании Лубянского КГБ, но буквально месяц назад её куда—то перевели. И я даже догадываюсь, куда. — Куда? — Скорее всего, туда же, куда и всех остальных. Я не могу знать наверняка, но... — Ладно, разберемся. — я оборвал Томаса, отложив фотографии в сторону. — Я в деле. Какой план? Томас тяжело вздохнул, сложил руки на столе, и долго, не меньше минуты пребывал в глубоких раздумьях. Я, однако, не пытался нарушить тишину, терпеливо ожидая его ответа. — Мы едем в Москву. Есть один руководитель - не Абвер, конечно, но он с полковником довольно плотно работал, и знает многое. Берем его, узнаем место, отправляемся туда, уничтожаем базу, забираем твою фройляйн. Всё очень просто. — Ну да, очень. — буркнул я. Мне-то так не казалось. — Не ссы, прорвемся! — Томас хлопнул меня по плечу, и рывком встал из-за стола. — В общем, готовься. Всё, конечно, будет не так просто, не спорю... — Всё—таки я не могу понять твои мотивы. — я обернулся к Томасу, исподлобья покосившись на него. — Тебе не за что сражаться, нет нужды идти туда, в отличие от меня. Ты занимал не самый плохой пост в руководстве Союза. С тобой в любом случае ничего не случилось бы. Вместо того, чтобы продолжать карьеру, найти себе женщину, обзавестись детьми, ты бросаешь всё, и сломя голову, мчишься ко мне на помощь — человеку, которого ты едва знаешь. Прикрываешься блеклыми оправданиями, что тебе меня жаль, что всё было не так, выбрал неверный путь... — Путь я действительно выбрал неверный, и пожалуй, закончим на этом. — мрачно улыбнулся Гесс, и твердым шагом направился к выходу из кубрика.***
Лена стояла у борта, лихорадочно вцепившись руками в перила с такой силой, что казалось ещё чуть—чуть — и пустотелые заграждения сомнутся, пойдут волнами под её пальцами. Известие о судьбе Алисы стало для неё полнейшим шоком. Как эта тварь сумела выжить? Ничего, надо просто успокоиться... Хватка слегка разжалась, Лена отняла руки от перил. Лена вытерла тыльной стороной ладони запотевший лоб, и попыталась расслабиться: не получилось. Судьба родителей её не удивила, хотя для других на первый взгляд могло показаться иначе — она знала, что всё так и будет. Пришлось устроить небольшой спектакль, дабы не выглядеть бездушной стервой в глазах Семена, реабилитироваться в его глазах после истерии в Симферополе. Но карты спутал поганый фриц — вся её тщательно спроектированная пирамида рухнула, похоронив под своими обломками мечты на счастливую и нормальную жизнь. То, что происходило эти два года, нормальной жизнью можно было назвать лишь с большой натяжкой, но в перспективе... И этот мудак! Как только напыщенный ублюдок сказал ему про Алису, Семен задергался, словно рыба, подцепленная на крючок, и моментально забыл обо всем на свете, даже о Лене. Будто не она была с ним всё это время. Кто его утешал, обнимал в трудные минуты, шептал на ухо, что всё будет хорошо, а после получал кулаком в глаз и раздвигал ноги буквально по щелчку пальцев? Пфф! Лена набрала побольше слюны и смачно харкнула за борт, оставив на несущейся морской глади расплывающееся белое пятно. Громко хлопнула дверь кубрика, и Лена вздрогнула, обернувшись и увидев замаячившую на лестнице рослую фигуру Томаса. Её тошнило уже от одного вида этого ублюдка. Наверняка не обделен женским вниманием: красивый, умный, обаятельный. Должно быть, ему не дают прохода всякие потерявшие голову похотливые шлюхи. Но Лену он не манил, скорее отталкивал своей омерзительной фальшивой личиной. Она-то видела людей насквозь, просвечивала своим пытливым взглядом, заглядывая прямо в душу. И чаще всего за наигранными улыбками и наивной простодушностью пряталась мерзкая, подлая натура, готовая на всё ради собственной выгоды. Эмоции сейчас преобладали над разумом, возможно, она ошибалась в своих суждениях, и позже следовало изучить его поподробнее. А тем временем, фриц грубо нарушил её личное пространство, незримую границу, пересекать которую позволялось далеко не всем. Встал на расстоянии чуть более метра, и уперся рукой в рукой в перила. Едва заметно улыбнувшись, сверкнул жемчужными зубами. — Мне правда жаль, что так получилось с твоими родителями. Мы не можем их вернуть, но мы можем сделать их жертву не напрасной... Лена уже приоткрыла рот, чтобы послать его куда подальше, но не успела. — Но как я вижу, тебя тяготит вовсе не это. Дай—ка угадаю... Алиса, не так ли? — С чего ты взял? — Я был руководителем медкомиссии. Через меня проходили ваши досье, документы, характеристики, и всё остальное. Знаю я эту вашу несчастную любовь. Не переживай, Алиса с такой же вероятностью может быть мертва, сколь и жива. — И опять же... — Ничего личного, просто сухие факты. — беспристрастно ответил Томас, и Лена слегка поежилась, чувствуя, как его взгляд скользит по её фигуре, следит за каждым движением, словно затаившийся в засаде хищник, изучающий повадки будущей жертвы. Наконец взор остановился на уровне пояса, даже чуть ниже — там, где за короткой юбочкой и белыми трусиками, где под треугольной аркой смыкающихся бедер начиналась нежная впадинка... — Впрочем, дело твое. — Томас развернулся, и направился к Ивану. Там, где—то вдалеке на горизонте прямо по курсу, маячили приземистые силуэты кораблей, яхт, складских зданий. До Мариупольского порта оставалось не более получаса.